Медовая ловушка - Млечин Леонид Михайлович - Страница 14

В опустевшем коридоре, глядя в выщербленную стену, Кристи ждала решения своей судьбы почти до полуночи. Ее крепкая крестьянская природа начала брать верх, и постепенно она совершенно успокоилась. Кристи стало клонить в сон, и она бы, вероятно, уснула, если бы её не растолкали и не повели в кабинет к Григорию Алексеевичу.

Она посмотрела на него с сочувствием. Было видно, что следователь здорово устал, хотя вида не показывал. Глаза у него запали, но он слегко улыбался.

Посмотрел на Кристи оценивающе.

В девять часов вечера к нему в кабинет привели совершенно раздавленную девушку, которая была в ужасе от случившегося.

Сейчас, уже за полночь, перед ним сидела уставшая, но полностью владевшая собой женщина.

Его предупредили, что она чуть не заснула на скамье в коридоре отделения милиции — не многим это удавалось. Григорий Алексеевич сделал вывод, что перед ним женщина с сильным характером, самостоятельная и уверенная в себе, хотя ещё и очень неопытная.

С женщинами Григорий Алексеевич работал мало. Этим направлением ведали другие, поэтому он боялся промахнуться. Но право окончательного решения было за ним. И он решился.

— Я должен вам кое-кто рассказать, Кристина, — сказал он. — Я не работаю в милиции.

Он внимательно следил за её реакцией. Кристи вопросительно посмотрела на него.

— Я работаю в Комитете государственной безопасности СССР. Меня попросили заняться вашим делом, потому что товарищи из милиции подозрительно относятся к иностранцам или иностранкам, которые совершают что-то запрещенное, нарушают нормы общественной морали.

— Они решили, что я шпионка? — прервала его Кристи.

— Почти, — почему-то весело сказал Григорий Алексеевич.

Верхний свет он так и не включил. Но в сон Кристи больше не клонило. Настольная лампа по-прежнему бросала резкую тень на лицо следователя, который оказался не тем, за кого она его принимала.

— Наша милиция занимается только уголовными преступниками, у неё нет опыта работы с иностранцами, — продолжал Григорий Алексеевич.

Кристи наклонилась вперед:

— Надеюсь, вы меня не подозреваете в шпионаже?

Григорий Алексеевич ответил не сразу.

— Проблема не в вас, а в Конраде.

Теперь он говорил очень медленно, и Кристи ловила каждое его слово.

— Конрад не имел права не только приводить вас домой, но и вообще знакомиться с вами. Он совершил серьезный должностной проступок.

— Но почему? — взорвалась Кристи. — Неужели гражданам СССР запрещено любить граждан ФРГ?

— Конрад не простой гражданин, — ответил Григорий Алексеевич, словно не обратив внимания на её вспышку. — Он сотрудник Комитета государственной безопасности СССР.

И тут же добавил:

— Вас он не обманывал. Он действительно работает в радиомастерской, но мастерская принадлежит Комитету государственной безопасности, поэтому на Конрада тоже распространяются жесткие правила, принятые в нашей организации. Сами понимаете, чем это продиктовано. У вас в стране существуют такие же правила. Он обязан был сразу доложить начальству о знакомстве с гражданкой другого государства, но не сделал этого.

— Что его ждет? — устало спросила Кристи. — Насколько тяжелым считается это преступление по вашему кодексу?

Она уже все поняла. В реальном и жестоком мире их любовь стала жертвой нелепого раскола мира на Запад и Восток.

Григорий Алексеевич испытующе смотрел на нее. Он хотел быть уверенным, что правильно понимает её интонации. Лучше бы ему разобраться во всем сейчас.

— Я очень долго разговаривал с Конрадом. Он честно признался мне, что полюбил вас, что ради вас он нарушил свой долг. Он тяжело переживает случившееся, но говорит только о вас. Он очень огорчен, что вовлек вас в такую неприятную историю.

— Так что с ним будет? — упрямо переспросила Кристи.

— Ни-че-го, — отчеканил Григорий Алексеевич. — Я убедил свое начальство в том, что за любовь нельзя наказывать. Он прекрасный молодой человек, хороший специалист, которого ждет большое будущее.

— Спасибо вам. — Кристи улыбнулась впервые за весь этот долгий день, и Григорий Алексеевич убедился в том, что улыбка у неё хорошая. Фотографии это скрытое очарование передать не могли.

— Я могу его увидеть? — нерешительно спросила Кристи. — Или меня сразу же вышлют?

Григорий Алексеевич вытащил из картонной папки какую-то бумагу и стал её рассматривать.

— В принципе вам разрешено остаться в Советском Союзе ещё на неделю. Разумеется, если вы этого хотите. Визу вам продлят в отделе виз и регистраций московской милиции в установленном порядке, — ответил он.

Кристи вскочила на ноги с такой легкостью, словно было раннее утро, а не поздняя ночь. Григорий Алексеевич позавидовал этой легкости. Ему вторая бессонная ночь давалась с трудом.

— Одна просьба, — усталым жестом остановил её Григорий Алексеевич. — Ради Конрада вам не следует никому рассказывать о том, что произошло. Протокол, составленный в милиции, я изъял.

— Я все понимаю, — серьезно сказала Кристи. — Это в моих интересах.

В её глазах не было ни капли иронии.

Конни ждал на скамейке у соседнего дома. Перед зданием отделения милиции скамеек не было. Увидев её, Конни бросился ей навстречу, потом остановился. «Он не знает, как ему поступить», — подумала Кристи. Она побежала к нему. Он молча сжал её в объятиях.

Кристи убедилась, что Григорий Алексеевич сдержал свое слово. Всей немецкой делегации предложили остаться ещё на неделю в Советском Союзе — просто на отдых — и повезли в Ленинград. А Кристи спокойно прожила эту неделю в трехкомнатной квартире приятеля Конни на Ломоносовском проспекте, и больше их никто не беспокоил.

Утром он ходил в магазин за едой, а она что-нибудь готовила, днем они гуляли в парке вокруг университета, вечером покупали билеты в кино. Кристи предпочитала советские фильмы, ей было любопытно увидеть, что представляет собой социалистическое кино. Конни выбирал иностранные фильмы.

Выстояв в очереди, Кристи посмотрела вместе с ним две новые советские комедии, но она не всегда понимала, почему зрители смеются.

Ночью они занимались любовью. Кристи хронически не высыпалась, и у неё под глазами залегли круги. Теперь она, как в детстве, прикладывалась на диванчик после обеда. Конни дремал прямо в кресле.

На Белорусском вокзале Кристи заплакала. Расставание было безумно печальным. Она чувствовала, что Конни не в своей тарелке, его гложут какие-то мысли. Когда они теперь смогут увидеться?

Когда поезд тронулся, Кристи уткнулась носом в какой-то журнал, который ей подсунул Конни вместе с домашними пирожками и яблоками — в дорогу, но читать не могла. Она думала только о Конни. Она полюбила его навсегда. Другого мужчины у неё не будет, решила она. Другой и не нужен.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

У Вилли Кайзера все пошло наперекосяк — и на службе, и дома. После разрыва с женой он стал невнимательным, на совещаниях уходил в свои мысли. Подчиненные недоуменно переглядывались.

Затем по ведомству поползли слухи о том, что после выборов Вилли отправят в отставку. Скоро эти слухи достигли и ушей самого Кайзера. Это был ещё один удар, от которого трудно было оправиться.

Год назад Вилли Кайзер был назначен руководителем Федерального ведомства по охране конституции и за это время успел испортить отношения со всеми, с кем только мог.

— Под каждой овечьей шкурой обязательно прячется волк. И ведомство по охране конституции вынуждено считаться с этим обстоятельством. — Вилли Кайзер произносил эту фразу всякий раз, когда встречался с депутатами.

Депутаты подозревали его в том, что он пытается создать нечто среднее между нацистским гестапо и советским КГБ. Вилли Кайзер старался переубедить депутатов, но это у него не очень получалось. Депутаты органически не любят руководителей секретных служб.

Главу ведомства по охране конституции по его значимости в обществе можно сравнить с главой крупного концерна. Но у главы концерна работа надежнее.