Новосёлы - Мисько Павел Андреевич - Страница 13

– Что ты натворил! – схватилась мама за голову. – Ремонт придётся делать…

И тут в коридоре послышался звонок. Папа пошёл открывать, дуя на свой палец. А я гонялся за Муркой – не наделала бы больше вреда!

– Берите, берите! – слышен из коридора голос Жени Гаркавого. – Это я во всем виноват: купил кота в мешке.

Папин голос:

– Нет, нет, нет! Я себя больше виню. Не надо было потакать его капризам.

Кошка юркнула в коридор, за ней – я и мама.

Мурка, как слепая, стукнулась о ноги папы и Жени, выбежала на лестничную площадку. По ступенькам катилась клубком: «Меу! Меу! Ме-е-у-у!!!»

– Ну и хорошо, что удрала! – вздохнул папа с облегчением. – Ну и хорошо! – ещё глубже вздохнул он. И ушёл забинтовывать палец.

Я показал Жене-большому язык. Женя показал язык мне и сунул в карманчик рубахи деньги. В мой карманчик, а не в свой.

– Будь здоров! – и показал мне «нос».

– Будь… – растерянно пробормотал я.

Женя стукнул дверью.

И случилось так, что я совсем забыл об этой десятке.

Несколько дней носил в кармане рубашки червонец. Целое богатство! Вместо того чтоб вернуть деньги Гаркавому или отдать сразу папе…

ДЯДЯ ЛЕВОН ТРУБИТ СБОР

И ещё о воскресенье. Никак не кончается этот день!

На понедельник нам ничего не задали читать, а только писать и решать задачки. Марину уложили после обеда спать, а я сел делать уроки. И только сосредоточился, как Марина приоткрыла бабушкину комнату и громко спросила:

– А во рту родинки бывают?

Я сразу посадил кляксу, а мама затопала на Марину ногами, и та исчезла.

Мне надо было всё решить и написать поскорее. И я писал, писал, писал… Буквы выскакивали из-под пера кособокие и словно танцевали.

Мама сморщилась от моей писанины, как от лимона.

– Что с ним делать!.. – плаксиво, как маленькая, проговорила она. – У меня уже сил нет с ним заниматься…

– И в школе стал невнимательным, – добавила бабушка. Она вязала носок, но на вязанье совсем не смотрела, пальцы сами знали, что делали. – Учительница, Мария Сергеевна, жаловалась… Что с тобой происходит, Женик?

– Ничего не происходит, – буркнул я.

А папа как будто смотрел в газету, но ничего там не читал.

– Если грязно написал – пусть перепишет. И не один раз, а три! Иначе мы никогда у него не воспитаем терпения и усидчивости.

Мама на это заметила:

– У меня нервы не железные – стоять над ним! И усидчивости так не воспитаешь… Только отвращение к учебе. Он и близко подходить к тетрадям будет бояться.

Что ответил папа – а он, конечно, не промолчал, – я не слышал, так как выбежал из квартиры. Меня уже давно ждали ребята – идти к дяде Левону.

Спустился на третий этаж, к дверям профессора Дервоеда, – пыхтит навстречу Жора.

– Быстрее!.. – выдохнул он. – А то без тебя хотели идти!

Я уже знал, где квартира Левона Ивановича. В не нашем подъезде на втором этаже. Только ещё ни разу мы к нему не заходили.

У подъезда топчутся Вася, Серёжа и Павлуша с Генкой. Все держат над головой правые руки. Задрали и мы с Жорой, и все двинулись в подъезд.

На дверях дяди Левона прибита цифра «28». Жора присел, обхватил сзади за ноги Генку (он самый легкий) и – э-эп! – поднял к звонку.

Генка нажал кнопку.

И дверь сразу отворилась. На пороге – Левон Иванович. Одет по-домашнему – в широченных пижамных штанах и майке. Улыбается:

– Салют, салют, «артековцы». Заходите.

Мы еле протиснулись по одному мимо него. Старый всё-таки дядя Левон, грузный.

– А ваша тётя не будет ругаться, если грязи нанесём? – говорю я.

– Не будет, не будет… А намусорим – сами и уберём. Лады? Мы же «артековцы»!

Квартира дяди Левона всего из одной комнаты и кухни. И вещей совсем немного: два шкафа, в одном сквозь стекло видны книги, диван-кровать, немного в стороне от него, ближе к окну, низенький, как детский всё равно, столик. На столике орехи-фундук в вазе, стакан с карандашами, стопка книг и газет, настольная лампа. На весь пол ковер, он заходит под два мягкие и один не мягкий стул возле столика. Все стены в квартире увешаны картинами и картинками в самодельных рамках: и лес, и одинокие деревья среди ржи, и река, и окраина города с козой…

– Не будет, молодой человек, ругаться наша тётя… – говорил где-то из кухни дядя Левон. – Давно уже нет её, один живу.

Вася присел на краешек дивана слева, Серёжа – справа. Сердитые, друг на дружку не смотрят… Оказывается, пока я пыхтел над уроками, Вася опять навредничал. «Иди-ка сюда, что-то на ушко скажу…» – сказал Серёже. Тот, дурак, и подставил ухо. А Вася: «Тьфу!» – и удирать. Серёжа цап его за рукав и как ахнет кулаком! Сейчас Вася сидит с «фонарём» под глазом, а другим, здоровым, гипнотизирует вазу с орехами. Не сводим глаз с орехов и мы.

– А вы угощайтесь, не стесняйтесь! – Дядя Левон вышел из кухни. Он нёс в руке вилку и разукрашенную деревянную ложку.

Вася схватил целую горсть. Набрали и мы. Треск поднялся, как будто сотня белок пустила в ход зубы.

Вкусные орехи! Ядра – хоть из рогатки стреляй.

– Все скорлупки – на стол, в кучку.

Левон Иванович открыл тот блестящий шкаф, который с книгами, покопался, где не было стекла.

– Я сегодня вам расскажу и покажу, какие бывают куклы, что они умеют делать.

Сказал «куклы», а вынул всего одну. Какого-то лупоглазого мальчугана с носом, как орех, и большущим нарисованным ртом. Ни ног нет, ни штанов – одна длинная рубашечка. А вторая вовсе не кукла, просто рыжая голова. Великовата, правда, больше чем два моих кулака. И куклу и голову дядя положил на столик, подвинул к ним лампу.

– Куклами могут быть любые предметы, – начал он рассказывать. – Даже руки человека, пальцы… Или вот два карандаша, вилка и ложка… Вся штука в том, чтобы оживить их.

Вилка и кругленькая, в цветочках, ложка зашагали по столу. Шли и ссорились, как будто дядька и тётка возвращались с ярмарки. Ложка часто останавливалась, наскакивала на вилку, кудахтала, как курица. Дядя-вилка отступал, уклонялся от наскоков. Он немного шатался и пробовал петь. Наверно, подгулял где-то после удачного торга.

– Г-гы… – первым не выдержал Вася.

– Я говорил уже: куклами могут быть человеческие руки и пальцы…

Левон Иванович включил настольную лампу и повернул абажур в сторону. На стенке образовался светлый круг. Дядя Левон начал что-то выделывать пальцами, и в том кругу зазевали тени-волки, запрыгали испуганные зайцы, плавно изгибал шею красавец лебедь, о чём-то рассказывал и плевался, презрительно оттопыривая большую нижнюю губу, дядя-охотник…

Лампу Левон Иванович не выключил, а только опустил абажур вниз. В комнате уже сгущались сумерки.

Дядя Левон выбрал две самые большие скорлупки орехов, надел на указательные пальцы. Сел верхом на стул, лицом к спинке… И вдруг из-за спинки обыкновенного, а не волшебного стула показались двое мальчишек! Из школы, наверно, возвращаются… У одного пацана шапка сдвинута на ухо, у другого на лоб. Остальные пальцы дядиных рук – руки и ноги мальчуганов. Идут, подфутболивают невидимые портфели: «И-и – гэх! И-и – гух!» Дядя и хохотал вместо них на разные голоса, и подсвистывал. А потом схватились друзья – кто кого повалит?

– На Васю один похож! – фыркнул Серёжа.

– Скорее, на тебя… – огрызнулся Вася.

Пацаны борются, пыхтят, не поддаются один другому. Вдруг левый трах правого по голове! Сбил шапку и как поддаст её ногой! «Ах, так?!» – вскипел правый, схватил большущий кол – и за ним… Ой, не кол – карандаш! И не пацаны это…

Фу ты, вот так фокус!

И тут дядя Левон поднял ладони, подвигал пальцами… Пальцы как пальцы! Обыкновенные, человеческие.

– Вот и вся их дружба, – сказал Левон Иванович. – Ну, какая у них может быть дружба, если один думает, как бы унизить другого, сделать ему неприятное?