Срок авансом (антология) - Уоллес Фредерик - Страница 14

Толливер Уотт представлял проблему иного рода. Тайных грехов за ним, по — видимому, не водилось, но и он как будто встревожился. Мартин сверлил взглядом гордое лошадиное лицо, выискивая скрытую слабость. Да, справиться с Уоттом будет потруднее, но он сумеет сделать и это.

— Последний подводный эпизод, — сказал он, возвращаясь к прежней теме, — это невообразимая чепуха. Его надо вырезать. Сцену будем снимать из — под воды.

— Молчать! — взревел Сен — Сир.

— Но это единственный выход, — настаивал Мартин. — Иначе она окажется не в тон тому, что я написал теперь. Собственно говоря, я считаю, что весь фильм надо снимать из — под воды. Мы могли бы использовать приёмы документального кино…

— Рауль, — внезапно сказал Уотт. — К чему он клонит?

— Он клонит, конечно, к тому, чтобы порвать свой контракт, — ответил Сен — Сир, наливаясь оливковым румянцем. — Это скверный период, через который проходят все мои сценаристы, прежде чем я приведу их в форму. В Миксо — Лидии…

— А вы уверены, что сумеете привести его в форму? — спросил Уотт.

— Это для меня теперь уже личный вопрос, — ответил Сен — Сир, сверля Мартина яростным взглядом. — Я потратил на этого человека почти три месяца и не намерен расходовать моё драгоценное время на другого. Просто он хочет, чтобы с ним расторгли контракт. Штучки, штучки, штучки.

— Это верно? — холодно спросил Уотт у Мартина.

— Уже нет, — ответил Мартин, — я передумал. Мой агент полагает, что мне нечего делать в «Вершине». Собственно говоря, она считает, что это плачевный мезальянс. Но мы впервые расходимся с ней в мнениях. Я начинаю видеть кое — какие возможности даже в той дряни, которой Сен — Сир уже столько лет кормит публику. Разумеется, я не могу творить чудес. Зрители привыкли ожидать от «Вершины» помоев, и их даже приучили любить эти помои. Но мы постепенно перевоспитаем их — и начнём с этой картины. Я полагаю, нам следует символизировать её экзистенциалистскую безнадёжность, завершив фильм четырьмястами метрами морского пейзажа — ничего, кроме огромных волнующихся протяжений океана, — докончил он со вкусом.

Огромное волнующееся протяжение Рауля Сен — Сира поднялось с кресла и надвинулось на Мартина.

— Вон! Вон! — закричал он. — Назад в свой кабинет, ничтожество! Это приказываю я, Рауль Сен — Сир. Вон — иначе я раздеру тебя на клочки!

Мартин быстро перебил режиссёра. Голос его был спокоен, но он знал, что времени терять нельзя.

— Видите, Уотт? — спросил драматург громко, перехватив недоумевающий взгляд Уотта. — Он не даёт мне сказать вам ни слова, наверно боится, как бы я не проговорился. Понятно, почему он гонит меня отсюда, — он чувствует, что пахнет жареным.

Сен — Сир вне себя наклонился и занёс кулак. Но тут вмешался Уотт. Возможно, сценарист и правда пытается избавиться от контракта. Но за этим явно кроется и что — то другое. Слишком уж Мартин небрежен, слишком уверен в себе. Уотт решил разобраться во всём до конца.

— Тише, тише, Рауль, — сказал он категорическим тоном. — Успокойтесь! Я говорю вам — успокойтесь. Вряд ли нас устроит, если Ник подаст на вас в суд за оскорбление действием. Ваш артистический темперамент иногда заставляет вас забываться. Успокойтесь и послушаем, что скажет Ник.

— Держите с ним ухо востро, Толливер! — предостерегающе воскликнул Сен — Сир. — Они хитры, эти твари, хитры, как крысы. От них всего можно…

Мартин величественным жестом поднёс микрофон ко рту. Не обращая ни малейшего внимания на разъярённого режиссёра, он сказал властно:

— Соедините меня с баром, пожалуйста. Да… Я хочу заказать коктейль. Совершенно особый. А… э… «Елену Глинскую».

— Здравствуйте, — раздался в дверях голос Эрики Эшби. — Ник, ты здесь? Можно мне войти?

При звуке её голоса по спине Мартина забегали блаженные мурашки. С микрофоном в руке он повернулся к ней, но, прежде чем он успел ответить, Сен — Сир взревел:

— Нет, нет, нет! Убирайтесь! Немедленно убирайтесь! Кто бы вы там ни были — вон!

Эрика — деловитая, хорошенькая, неукротимая — решительно вошла в зал и бросила на Мартина взгляд, выражавший долготерпеливую покорность судьбе. Она, несомненно, готовилась сражаться за двоих.

— Я здесь по делу, — холодно заявила она Сен — Сиру. — Вы не имеете права не допускать к автору его агента. Мы с Ником хотим поговорить с мистером Уоттом.

— А, моя прелесть, садитесь! — произнёс Мартин громким, чётким голосом и встал с кресла. — Добро пожаловать! Я заказываю себе коктейль. Не хотите ли чего — нибудь?

Эрика взглянула на него с внезапным подозрением.

— Я не буду пить, — сказала она. — И ты не будешь. Сколько коктейлей ты уже выпил? Ник, если ты напился в такую минуту…

— И, пожалуйста, поскорее, — холодно приказал Мартин в микрофон. — Он мне нужен немедленно, вы поняли? Да, коктейль «Елена Глинская». Может быть, он вам не известен? В таком случае слушайте внимательно: возьмите самый большой бокал, а впрочем, лучше даже пуншевую чашу… Наполните её до половины охлаждённым пивом. Поняли? Добавьте три мерки мятного ликёра…

— Ник, ты с ума сошёл! — с отвращением воскликнула Эрика.

— …и шесть мерок мёда, — безмятежно продолжал Мартин. — Размешайте, но не взбивайте. «Елену Глинскую» ни в коем случае взбивать нельзя. Хорошенько охладите…

— Мисс Эшби, мы очень заняты, — внушительно перебил его Сен — Сир, указывая на дверь. — Не сейчас. Извините. Вы мешаете. Немедленно уйдите.

— Впрочем, добавьте ещё шесть мерок меду, — задумчиво произнёс Мартин в микрофон. — И немедленно пришлите его сюда. Если он будет здесь через шестьдесят секунд, вы получите премию. Договорились? Прекрасно. Я жду.

Он небрежно бросил микрофон Сен — Сиру.

Тем временем Эрика подобралась к Толливеру Уотту.

— Я только что говорила с Глорией Иден — она готова заключить с «Вершиной» контракт на один фильм, если я дам согласие. Но я дам согласие, только если вы расторгнете контракт с Никласом Мартином. Это моё последнее слово.

На лице Уотта отразилось приятное удивление.

— Мы, пожалуй, могли бы поладить, — ответил он тотчас же (Уотт был большим поклонником мисс Иден и давно мечтал поставить с ней «Ярмарку тщеславия»). — Почему вы не привезли её с собой? Мы могли бы…

— Ерунда! — завопил Сен — Сир. — Не обсуждайте этого, Толливер!

— Она в «Лагуне», — объяснила Эрика. — Замолчите же, Сен — Сир. Я не намерена…

Но тут кто — то почтительно постучал в дверь. Мартин поспешил открыть её и, как и ожидал, увидел официанта с подносом.

— Быстрая работа, — сказал он снисходительно, принимая большую запотевшую чашу, окружённую кубиками льда. — Прелесть, не правда ли?

Раздавшиеся позади гулкие вопли Сен — Сира заглушили возможный ответ официанта, который получил от Мартина доллар и удалился, явно борясь с тошнотой.

— Нет, нет, нет, нет! — рычал Сен — Сир. — Толливер, мы можем получить Глорию и сохранить этого сценариста: хотя он никуда не годится, но я уже потратил три месяца, чтобы выдрессировать его в сен — сировском подходе. Предоставьте это мне. В Миксо — Лидии мы…

Хорошенький ротик Эрики открывался и закрывался, но рёв режиссёра заглушал её голос. А в Голливуде было всем известно, что Сен — Сир может реветь так часами без передышки. Мартин вздохнул, поднял полную до краёв чашу, изящно её понюхал и попятился к своему креслу. Когда его каблук коснулся полированной ножки, он грациозно споткнулся и с необыкновенной ловкостью опрокинул «Елену Глинскую» — пиво, мёд, мятный ликёр и лёд — на обширную грудь Сен — Сира.

Рык Сен — Сира сломал микрофон.

Мартин обдумал составные части новоявленного коктейля с большим тщанием. Тошнотворное пойло соединяло максимум элементов сырости, холода, липкости и вонючести.

Промокший Сен — Сир задрожал, как в ознобе, когда ледяной напиток обдал его ноги, и, выхватив платок, попробовал вытереться, но безуспешно. Носовой платок намертво прилип к брюкам, приклеенный к ним двенадцатью мерками мёда. От режиссёра разило мятой.