Дело совести (сборник) - Блиш Джеймс Бенджамин - Страница 57

Температура в этот момент не поднимается так высоко, чтобы начала таять шапка льда на Трезубце Нептуна, но достаточно, чтобы обитатели начинали ощущать пары льда-3 в атмосфере. На Земле никому и в голову не пришло бы назвать результат этого процесса влажностью, но погода на Ганимеде встает на дыбы даже от подобных микроскопических изменений. Атмосфера, которая обычно ВООБЩЕ не содержит водяных паров, реагирует стремительно. Она начинает разогреваться. Это раз. Цикл затихает через несколько колебаний, но результат от этого не менее зловещий.

Как понял Свени, колония довольно спокойно и без особых трудностей пережила один такой период, просто отступив под гору. Но по многим причинам повторить эту тактику невозможно. Теперь снаружи имелись полустационарные установки (погодные станции, обсерватория, радиомаяки, геодезические знаки). Их можно было демонтировать, лишь потратив массу времени и еще больше затратив потом на восстановление. Более того, некоторые из этих устройств будут необходимы для наблюдения за продвижением кризиса и, следовательно, должны оставаться на местах.

— И не подумайте, что нас надежно прикроет гора, — сказал Рулман на общем собрании колонистов, сошедшихся в самую большую пещеру подземного лабиринта. — Я вам напоминаю, что кризис в этом году совпадает с максимумом активности солнечных пятен. Все знают, что они делают с погодой на самом Юпитере. И должны ждать схожего эффекта на Ганимеде. Неприятности будут в любом случае, несмотря на самую тщательную подготовку. Мы можем надеяться только на то, что неизбежные потери окажутся небольшими. И если кто-то надеется, что мы отделаемся малым испугом, пусть послушает меня еще минуту.

Последовала хорошо рассчитанная драматическая пауза. Аудитория затаила дыхание. Ветер, завывающий снаружи, слышался даже здесь. Этот вой напоминал, что в разгар бури все выходы будут тщательно перекрыты, и во всей колонии под горой придется дышать воздухом, прошедшим полный цикл очистки. Секунду спустя по залу пронесся общий вздох — невеселый вздох в предчувствии нелегкого будущего.

Рулман улыбнулся.

— Я не хочу вас пугать, — заявил он. — Мы продержимся. Но я не потерплю никакой расхлябанности, особенно во время подготовки к кризису. Крайне важно на этот раз сохранить наружные станции. Они нам очень понадобятся еще до конца юпитерианского года — если все пойдет хорошо, конечно.

Улыбка неожиданно погасла.

— Думаю, нет нужды говорить, как нам важно завершить проект строго по графику, — тихо сказал Рулман. — Возможно, у колонистов не останется времени, когда полиция Порта возьмется за нас по-настоящему. Удивительно, что они до сих пор этого не сделали, учитывая, что мы скрываем беглеца, за которым полиция гналась почти до самой атмосферы. Мы не можем рассчитывать, что они дадут нам неограниченный запас времени.

Для тех, кто знаком с проектом, я хочу в общих чертах напомнить, что, возможно, все космическое будущее человечества может зависеть от нашего проекта. Мы не можем себе позволить поражения — со стороны Земли или местных природных сил. Если мы поддадимся, то потеряет смысл наша долгая борьба за выживание. Я рассчитываю на каждого из вас.

Трудно было разобраться, о чем говорит Рулман, упоминая о «проекте». Ясно одно, это имеет какое-то отношение к пантропологической лаборатории внизу. И к первому кораблю колонии, который, как неожиданно вспомнил Свени, был упрятан в трубе стартовой шахты, почти такой же, как на Луне, из которой стартовал корабль Свени, унося к свободной и полной неожиданностей жизни. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: корабль готов к дальнему перелету маленькой группы людей или наоборот — к короткой экспедиции большой группы.

Свени ничего не знал о проекте, кроме того, что это долгосрочная программа колонистов по закреплению генов. Возможно, единственная связь двух «проектов» заключалась в их долгосрочности.

В любом случае Свени был достаточно осторожен и вопросов не задавал. Но внутри него началась буря, значительно обогнавшая бурю снаружи. И для Свени то, что происходило в нем, было значительно важнее погоды на Ганимеде или любой другой планете. Он не умел думать в масштабах общества, пусть и небольшого. Воззвания Рулмана казались ему совершенно непонятными. Он был самым законченным типом эгоиста в Солнечной системе, но не по натуре, а по замыслу.

Возможно, Рулман это чувствовал. Так или иначе, но задание, которое от него получил Свени, было идеальной ссылкой для человека, более всего боявшегося одиночества. Рулман переложил груз невыносимо тяжелого решения на плечи того, кому и надлежало это решение принять. Или же изолировал шпиона властей Порта, поместив его в такое место, где тот мог причинить колонии меньше всего вреда, пока внимание колонии обращено на иные проблемы. Но, вероятнее всего, мотивы ученого были совершенно другими. Значение имел лишь поступок. Итак, Свени оказался в полной изоляции.

Рулман отправил его на южную полярную метеостанцию на весь долгий срок чрезвычайного положения.

Делать там было почти нечего. Только смотреть, как наметает у окон метановый «снег», и поддерживать станцию в приемлемом рабочем состоянии. Так как приборы передавали данные в автоматическом режиме, особой заботы они не требовали. Возможно, в разгар погодного кризиса у Свени и появились бы дела поважнее. А может, и нет. Это еще предстояло выяснить.

А пока у него появилось достаточно времени, чтобы задавать вопросы, но обращаться было не к кому, кроме самого себя. Или ко все более усиливающемуся ветру.

Свени использовал передышку. Он вернулся пешком к отметке «эйч» на карте Хови, отыскал там свой закопанный передатчик. Потом вернулся на метеостанцию. На это ушло одиннадцать дней. Путешествие потребовало от него таких усилий, заставило пережить такие лишения, что узнай про них Джек Лондон, он смог бы из эпопеи Свени сделать прекрасную повесть. Для Свени же усилия ничего не значили: он не знал даже, воспользуется ли передатчиком, когда вернется на станцию. А что до саги его одиночного путешествия, то о сагах он и понятия не имел. Он даже не сознавал, что переход был необыкновенно тяжелым. Ему не с чем было сравнивать, ведь за свою жизнь он не прочел ни одной книги. Все вещи соизмерялись воздействием. И он продолжал себе задавать вопросы. Найдя ответы, он мог бы действовать в соответствии с ними. Если только удастся их отыскать.

Возвращаясь на станцию, он заметил птицу-пинну. Почувствовав человека, она тут же зарылась в ближайший сугроб. Он больше ее не увидел. Но время от времени почему-то вспоминал. Вопрос же, мучивший его, формулировался очень просто: что предпринять?

То, что он по уши влюблен в Майк Леверо, совершенно ясно. Свени было сложно прийти к балансу эмоций, потому что он не знал названия своего чувства, и ему приходилось оперировать в уме чистыми переживаниями, а не более удобными символами. Каждый раз, когда Свени думал о Майк, он заново переживал потрясение. Но с этим нельзя ничего поделать.

Что же касается колонистов, он решил, что с любой точки зрения никакие они не преступники — если, конечно, не считаться с мнением Земли. Колонисты Ганимеда были народом храбрым, трудолюбивым, честным, в их среде Свени впервые в жизни нашел бескорыстную дружбу. И как все колонисты, Свени не мог не восхищаться Рулманом.

Именно эти три соображения не давали Свени включить передатчик.

Время, отпущенное на посылку сообщения Майклджону, уже почти истекло. Мертвый прибор на столе Свени должен послать одно из пяти сочетаний пяти букв. И колонии на Ганимеде придет конец. Буквы означали:

ВАXXУ — «Имею объект, необходим корабль»; НАXXУ — «Имею объект, нужна помощь»; XXАНУ — «Ищу объект, есть помощь»; ААХУХ — «Ищу объект, необходим корабль»;УУАВУ — «Имею объект, имею корабль».

Какова будет реакция компьютера на борту корабля, какие он предпримет действия в ответ на один из этих сигналов, неизвестно, но теперь это практически не имело значения. Любая реакция будет во вред колонии, ни один из пяти сигналов не подходил к сложившейся ситуации, несмотря на все интеллектуальные усилия, вложенные в подготовку операции.