Степень превосходства (СИ) - Соколов Юрий Юрьевич - Страница 46

Такая бескомпромиссность в вопросах соблюдения правил потрясла Германа. Он припомнил отношение к природе человека на своей собственной планете, где люди едва не уничтожили все живое. Потом земляне вышли в космос и с тех пор оставили после себя десятки планет с непоправимо нарушенной экологией и выработанными недрами. Не помогали ни самые строгие законы, ни жесткий контроль правительства.

Туземцам же было достаточно одного слова шамана. И ведь не за страх — за совесть слушаются… Вникая в прочие порядки, заведенные у аборигенов, Левицкий уважал их все больше и больше, они заслуживали уважения — без всяких скидок. Одновременно у него возникало все больше сомнений в правильности пути, выбранного его собственным народом. Не в том, как поступали отдельные люди в отдельных случаях, не в том, как вело себя все человечество в определенные периоды своей истории, но именно в правильности выбранного пути в целом. Неловко и тяжело, словно огромные камни, ворочал Герман в своей голове несвойственные ему ранее мысли.

Мы на родной планете вечно воевали друг с другом — за что? Только ли за место под солнцем? Нет; за религиозные догмы, которые выеденного яйца не стоят, или придуманы для своекорыстных целей сословий, каст, особо хитроумных личностей, не желающих трудиться, но хотящих хорошо жить и сладко кушать. За власть — не потому, что ее мало, а потому, что хочется больше. За чистоту расы, прикрывая собственную убогую неполноценность… Соперничали меж собой — за каждый клочок земли, за мировую гегемонию, за выход в открытый космос. Потом — за выход в Большой космос, в межзвездное пространство. Потом началась гонка за первенство между цивилизациями Галактики, хотя его никто не оспаривал. Наращивали мускулы. Увеличивали численность армии. Зачем? Ведь и так никого, сильнее нас, вокруг нет. Разве что цивилизация Сияющей Сферы. Так им до нас нет дела, они нас и знать-то не хотят… А все потому, что они ставят перед собой целью — самосовершенствование. Мы — превосходство над другими.

Вот туземцы эти несчастные… Или счастливые? Мы для них обеспечиваем защиту, заповедник организовали. Дело, понятно, нужное, да только охраняем мы их, в основном, от самих себя. Да и слово-то какое подобрали — «заповедник». Будто они животные. Ну, а как назвать — «детский сад», что ли?.. А хоть бы и детский сад. Местные дети рано или поздно вырастут, и тогда — сможем ли мы относиться к ним, как к равным? Лучше бы заранее привыкать…

Когда Левицкий оказался в состоянии свободно передвигаться, не испытывая более непреодолимых приступов слабости, он попросил Агизекара увести его подальше в лес и оставить одного.

— Мне нужно подумать, — сказал он молодому охотнику. — Возможно, я стану говорить с другими Богами-с-Неба, нельзя вести с ними разговор отсюда.

Агизекар не удивился и не подумал отговаривать. Он проводил Германа на большую поляну, на которой вполне хватало места для посадки катера.

— Я вернусь сюда к вечеру, — сказал он. — И провожу тебя в поселок — ты все еще слишком слаб, лучше не ходить по лесу одному. А если тебя заберет Птица-без-Крыльев, я посмотрю то место, где она сядет на землю.

Он ушел, а Левицкий, просидев на большой, обросшей пушистым мхом колоде целый час, наконец достал из нагрудного кармана SOS-передатчик. Глубоко вздохнул, и… спрятал его обратно, так и не нажав на кнопку экстренного вызова. Нет, никогда он не найдет в себе сил встретиться с Эвелин. Никогда. А больше его в том мире никто не ждет, а хоть бы и ждал… Герман не хотел возвращаться. С самого детства немного замкнутый, он не испытывал никакой особой привязанности к цивилизации, как к таковой. Он останется здесь.

Левицкий до вечера просидел на поляне, слушая пение птиц и стрекотание кузнечиков; пообедал жареным мясом и лепешками, испеченными Капили; поболтал с Сапсаном. Голос приходил в норму, правда стал другим, звучал глухо, а слова выходили невнятными.

— Пора устраиваться на новом месте жительства, — сказал он. — Как у тебя с энергией?

— Остаток ресурса — восемнадцать процентов, — ответил Сапсан. — Почаще бывай на солнце. Отключай усилитель мышц, ты достаточно окреп. Найди ручей с холодной водой возле деревни и забирайся в него минут на пять, чтобы я мог вести подкачку за счет разницы температур. Тогда я сумею зарастить дыры в комбезе — зверь ничего важного не повредил.

Агизекар возник рядом абсолютно бесшумно.

— Могу я остаться с Лесными людьми? — спросил Герман. — Жить в вашем поселке вместе с вами?

— Герман из рода Левицких желанный гость в моем доме, — улыбнулся Аги. — Идем обратно. Флиенти уже готовит тебе ужин.

Разум вернулся к Паго Нвокеди значительно раньше, чем это заметили врачи. Даже раньше, чем это понял он сам.

Паго попытался открыть глаза, но не смог. Он хотел позвать на помощь, но язык и губы не слушались. Он просто не чувствовал их.

Пожалуй, Нвокеди испугался бы столь полной изоляции сознания от тела, если бы не обнаружил вдруг, что может видеть прямо сквозь закрытые веки. Палата была как палата, разве что зависший над ложем оператор медкомплекса, похожий на помесь многорукого Шивы с осьминогом, поражал своими размерами и числом манипуляторов, а само ложе превосходило по площади двуспальную кровать. На одной его половине покоилось в углублении залитое стабилизирующей жидкостью тело Нвокеди, а другую занимал голем — идеальная биомеханическая копия человека, до отказа накачанная энергией, способная поддерживать жизнедеятельность человеческого организма гораздо лучше, чем обычный реаниматор, и настроенная сейчас, как догадывался Паго, на его биоритмы.

Из увиденного следовало сразу несколько выводов: во-первых, это не обычный медцентр — там оперблоки попроще; во-вторых, плохи дела культуролога Нвокеди, раз понадобился голем; в-третьих, всю картину он видит, конечно, не сквозь собственные веки, как ему показалось вначале, а откуда-то сверху, с потолка палаты — следовательно, душа все же существует, а он сам уже мертв, скорее всего.

От полной уверенности в последнем Паго удерживало лишь два соображения: в загробную жизнь он никогда не верил, и, конечно, настоящего покойника нельзя оживить даже с помощью голема — в случае смерти пациента киб-мастер палаты уже отключил бы биогрегат и перенаправил его туда, где он нужнее.

Реалистичный бред — вот что это.

Однако и такое объяснение не выдержало проверки временем, поскольку помимо сверхестественной способности видеть самого себя сверху, больше ничего бредового в окружающей обстановке не было.

Иногда в палату заходил врач, однажды пришли сразу двое, и один из них раздраженно сказал другому, что хватит заниматься глупостями после того, как картина окончательно прояснилась. И нечего ехидничать!.. Последние данные с Ульмо получены? Получены. Имевшиеся данные они подтверждают? Полностью! Сомнения остались? Нет, не осталось, а у меня их и не было, коллега… Берка уже пытались подтянуть големом; Капширо пытались подтянуть големом; Лукашова и Зильбера тоже; а Девидсон три месяца пролежал в этом свинарнике на Альт-7, без големов, без стабилизатора, вообще без ничего — и очухался как миленький. Нет, я не прошу вас превращать медцентр в свинарник! Просто начните рассуждать здраво. Синдром Тихой, милый мой… Да никто не вводил — я введу, если надо! Страшитесь такой перспективы, так вводите сами — я специалист по недугам человеческим, а не изобретатель новых терминов…

После визита ехидного и раздраженного врачей голем убрали, а Нвокеди извлекли из стабилизатора и перевели в палату попроще. Вскоре ему стало лучше, он снова ощущал свое тело именно как свое и перестал видеть себя со стороны. Но еще раньше из разговоров медперсонала понял, что якобы потерял память.

Это его немало позабавило. Дело в том, что чем дольше он пребывал в сознании, тем яснее припоминал все, что произошло с ним на Тихой, включая вынос его бесчувственного тела из шлюзовой камеры катера. Он даже частично помнил разговоры смотрителей между собой. Одного из них звали Герман, и этот здоровяк относился к нему, Паго Нвокеди, явно неприязненно. Потом его уложили в переносной реаниматор и увезли на главную базу СОЗ… Нвокеди немного пугало, что в такие моменты он снова начинал видеть сцены откуда-то сбоку или сверху, но в остальном они были настолько правдоподобны, что в их подлинности он не сомневался. Бегство от обезьяноподобных монстров с хвостами ящериц, ночевка в лесу и утро следующего дня вспоминались отчетливо. Однако медицинский киб, регулярно проводящий сканирование его психики, этих воспоминаний не видел — соответственно, не знали о них и врачи. Подавив первое желание их порадовать, Паго, как несколько раньше до него — Джонатан Берк, пришел к выводу, что так лучше.