История Крестовых походов - Мишо Жозеф Франсуа - Страница 48

Иннокентий III, для виду пожурив крестоносцев, вместе с тем не мог скрыть своего полного удовлетворения происшедшим. Конечно же он был доволен сокрушением соперницы – православной греческой церкви – и обращением многих земель Востока в лоно католицизма; на этом фоне все прегрешения крестоносного воинства представлялись мелочью, достойной полного прощения. Об этом папа торжественно и заявил, сняв с венецианцев отлучение и благословив Балдуина, «рыцаря престола св. Петра» на «благое дело». Отвечая пожеланиям баронов, Иннокентий обратился с воззванием к епископам Запада. Указывая, что «...Провидение посрамило греков, народ нечестивый, гордый и мятежный», он призывал людей «всех состояний и обоего пола» отправиться в завоеванную страну «для получения земель и богатств соответственно способностям и заслугам». Папа обещал полное отпущение грехов всем, кто поедет защищать новую империю и станет заботиться о ее процветании и благе. Впрочем, при всем этом Иннокентий не терял надежд на поход в Сирию и напоминал своим «сыновьям во Христе», что конечной их целью остается Иерусалим.

Новый император не оспаривал этой мысли и в знак близкой помощи отправил в Птолемаиду цепь от константинопольской гавани и городские ворота. Реликвии эти подняли дух христиан Святой земли и заставили их даже на время забыть голод и поражения. Узнав о предстоящей подмоге, защитники Птолемаиды возрадовались и, бурно славя победы Балдуина и Бонифация, вызвали даже страх в рядах мусульман, так что султан Дамасский поспешил заключить с христианами перемирие. Но радость ревнителей Гроба Господня возымела вскоре последствия плачевные для их дела. Вместо того чтобы встречать подмогу, которой они так добивались, многие из христиан Сирии и Палестины, в первую очередь недавно прибывшие, те, кто откололся от крестоносцев после взятия Зары, теперь возжелали вдруг разделить счастье и славу с покорителями Константинополя и хлынули в Грецию; туда же устремились иоанниты и тамплиеры, жадные до богатств и славы; и вот король Иерусалимский неожиданно оказался в Птолемаиде почти в полном одиночестве, что дало возможность устрашенным врагам его снова воспрянуть...

В числе беглецов из Птолемаиды Балдуин с нетерпением ожидал свою супругу, Маргариту Фландрскую; однако государыня эта не смогла насладиться благами нового титула мужа – утомленная долгим плаванием и путевыми невзгодами, она скончалась, и корабль доставил любящему супругу лишь ее останки. Опечаленный император похоронил Маргариту с подобающей пышностью в храме Св. Софии; и это совмещение празднеств победы с торжеством погребения казалось символичным – оно объединило блеск славы завоевателей с грядущей участью их империи.

Балдуину и его окружению было над чем задуматься. Вместе со всеми вновь прибывшими он располагал армией, не превышавшей двадцати тысяч бойцов. Между тем серьезные опасности угрожали с разных сторон. Иконийский султан и Болгарский царь спешили использовать войну между латинянами и греками. Что же касается греков, то они были побеждены, но не покорены. Те из вождей их, кто имел приверженцев и оружие, спешили создать свои государства – повсюду возникали их «империи» и «княжества», становившиеся реальной угрозой для Константинополя. Так, некий внук Андроника основал на северо-востоке Малой Азии Трапезундскую империю; свирепый тиран Лев Сгур царствовал в Арголиде и Коринфе; Михаил Ангел с помощью измены захватил Эпир; Федор Ласкарис, подобно Энею бежавший из своего отечества, собрал войска в Вифинии и заставил провозгласить себя императором Никеи. Оставались еще два беглых императора, которые не сумели урвать территорий и судьба которых оказалась весьма замечательной; то были Алексей Ангел и Мурчуфль. Оба они какое-то время скитались. Затем Мурчуфль, словно забыв, что Алексею известны все его злодеяния, доверился своему сопернику, на дочери которого был женат; Алексей принял его ласково, а затем приказал ослепить. Несчастный слепец, пытаясь исчезнуть из поля зрения сильных мира, тем не менее попал в руки латинян, которые доставили его в Константинополь и предали позорной казни: на глазах его бывших подданных Мурчуфля сбросили с высокой колонны Феодосия на площади Тавра. Но и вероломство Алексея не осталось без возмездия. Ему удалось было найти прибежище у Иконийского султана, но затем он был схвачен людьми Ласкариса и заключен в монастырь, где умер всеми забытый.

Пока греческие государи организовывали новые державы и пытались устроить свои дела, между вождями латинян началась распря, грозившая серьезными последствиями. Император Балдуин, решив проинспектировать свои владения, приехал в Адрианополь, где был встречен с почетом, после чего направился в Фессалоники. Это насторожило короля Фессалоникийского, который в приезде незваного гостя усмотрел покушение на свои права и решил его не допускать. Балдуин, увидевший в этом акте проявление сепаратизма, упорствовал в своем намерении, а придворные обоих государей распаляли их страсти. Бонифаций, женатый на вдове Исаака Ангела, привлек на свою сторону греков и направился к Адрианополю, собираясь начать осаду города. С великим трудом венецианский дож и граф Блуасский потушили вспыхнувшее было пламя междоусобной войны и заставили противников, отбросив беспочвенные подозрения, примириться и продолжать освоение завоеванных земель. Вновь приобретенные города и области щедро раздавались баронам, которые теперь присягали на верность императору и королю Фессалоникийскому. Появились в изобилии сеньоры Аргосские и Коринфские, великие герцоги Ливанские, герцоги и принцы Афинские и Ахейские. Французские рыцари предписывали законы граду Агамемнона и столице богини Афины, отечеству Ликурга и Эпаминонда, словно покинули Запад не ради освобождения отчизны Христовой, а ради богов Гомера и мирской славы античной эпохи!..

1205 г.

Впрочем, долго наслаждаться своими завоеваниями крестоносцам не пришлось. Сделавшись обладателями империи, которую труднее было сберечь, чем завоевать, они не сумели привлечь к себе ни подданных, ни соседей. Царь болгарский Калоян отправил в Константинополь послов, предлагая мир и союз. Балдуин ответил царю надменно, угрожая лишить его престола. Латиняне не только обездолили греков, отобрав их имущества, но и унизили презрением, отказываясь брать в свои войска. Неправедные гонения обесточили сердца православных священников, возбуждавших народ против оккупантов. Сама же империя латинян не знала единства, являя собой конгломерат непокорных и нестабильных феодальных владений. Хищничество католического духовенства довершало тенденцию к распаду, сея нечестие в самом святилище; многие прелаты, жадные к собственности, захватили светские феоды, а так как при этом они не несли полагающейся военной службы, империя лишалась защитников. Богатства и климат Греции расслабили победителей, развратили их, лишив мужества и стойкости закаленных воинов, и, что самое главное – побежденные увидели и почувствовали это: те, кого еще недавно презирали крестоносцы, теперь начинали презирать их самих. Взявшись за оружие, греки вступили в союз с болгарами, составив обширный блок всех, гнушавшихся рабством. На очереди был второй акт: после избиения греков избиение латинян.

Буря разразилась внезапно. Клич освободительной войны вдруг пронесся от Гемуса до Геллеспонта. Крестоносцы, рассеянные по городам и селам, внезапно оказались окруженными свирепым неприятелем. Венецианцы и французы, находившиеся в Адрианополе и Дидимотике, не смогли устоять против многочисленных врагов; одни были убиты, другие в беспорядке бежали, с болью видя свои знамена сорванными с башен и замененными хоругвями болгар. Дороги покрылись бежавшими воинами, не находившими пристанища в стране, которая еще вчера трепетала от звона их оружия. Беда усугублялась тем, что каждый город не знал об участи соседей: все сообщения были прерваны, и только слухи питали объятых страхом латинян; говорили, что столица объята пламенем, что все крупные центры ограблены, что все воинство франков рассеяно и истреблено. Ужас перед общим погромом был настолько велик, что заглушал все прочие чувства: в панике брат оставлял умирать брата, сыновья – отца.