224 избранные страницы - Мишин Михаил - Страница 21

Все, дед! Давай Нюрку обратно! Официально ставлю вопрос: гоните десятку! А то тут народ уже расползается! Что?!

Слышь, мужики, она говорит, уже своему мужику дала… Нюра! Ты кого себе завела? Митяня, сынок! Скажи, кто к твоей мамане ходит? Мужики, он говорит, к ней его папа ходит… Мальчику двенадцать лет, но они его, видать, тоже напоили… Он уже не соображает, как его зовут… Митяня! Как тебя зовут?! Шурик??? Ну вот, мужики, я ж говорил… Шурик! А я тогда чей папа?! Мужики… Слышь, мужики, они говорят, я папа выше этажом… Ну, все ясно, мужики, все ясно… Мы с курса сбились… Слово на дверях сбило. Я его на каждом этаже писал, для ориентира…

Ну ничего, мужики, ничего… Давай выше этажом… Счас поднимемся – Нюрка нам сдела­ет… И все отлично будет… Даже еще лучше…

1976

Страшное дело

Детективный экстракт

Глава первая

На записке было написано: «Получай из-за угла, гадюка!» Записка была приколота ножом. На конце лезвия что-то темнело. Осмотрев нож внимательно, следователь Черненко догадался, что это труп. Экспертиза установила, что при жизни труп был мужским телом без определенных занятий. Рядом лежали еще два тела. Но судебное вскрытие показало, что эти были живые, просто в тот день им выдали аванс.

Глава вторая

Хорошо в городском парке в мае! Распускаются цветы, листья, девушки!.. По пруду скользят лодки с дружинниками. Но следователя Петра Черненко не радовали сегодня ни весеннее солнце, ни журнал «Крокодил». Черненко задумчиво сидел на свежевыкрашенной скамейке. «Велика роль случайностей в нашей работе, – размышлял он. – Вот будь я хоть чуть-чуть умнее…»

Оборвалась еще одна ниточка.

Глава третья

– Начнем совещание, товарищи! – сказал руководитель группы Епифанов, не спавший вторые сутки. – Что у тебя, Петя?

– Есть мысли! – соврал Черненко.

– Молодец! – одобрил Епифанов. – И я в молодости тоже, бывало…

Черненко покраснел от похвалы.

– А что у вас? – спросил Епифанов высокую, стройную, синеокую, кареглазую, молодую, но уже опытную, на которую все заглядывались, но совершенно напрасно, Беляеву.

– Плохо, – сказала Беляева. – Группа крови не совпадает.

– С чем не совпадает? – спросил Черненко.

– Ни с чем! – сказала Беляева.

– Так, – сказал не спавший четвертые сутки Епифанов, – запутанный клубок получается…

Глава четвертая

В 5 часов 30 минут в районе 46-го километра пустынного шоссе остановился автомобиль «Москвич», номер которого заметить не удалось. Из машины выскочил человек и, воровато озираясь, направился к придорожным кустам.

Через минуту он вернулся, сел за руль, и машина умчалась в неизвестном направлении… Прибывшая на место происшествия оперативная группа обнаружила небольшое алиби…

Глава пятая

Матерый отброс нашего общества Сидорчук, чтобы заглушить запах перегара, выпил бутылку водки. Затем стал поспешно уничтожать улики – отпечатки пальцев, нож и сожительницу Маньку.

Люто ненавидел Сидорчук нашу жизнь. Милицию ненавидел. Скрипачей ненавидел. Читать не любил. Писал только в лифтах. По почерку его и нашли.

Глава шестая

– Что ни говори, а шеф – мужик что надо! – сказал Черненко.

– Знаю! – уверенно сказала Беляева. Вошел не спавший восьмые сутки Епифанов.

– Улик у нас хватает, чтоб доказать все, что нужно, – сказал он. – Теперь главное – выяснить: что нужно доказать?

И не спавший третью неделю Епифанов пошел в кабинет начальника управления, не евшего второй год…

1978

Сосед пропеллера

Написал я стихотворение – про зиму:

И отнес в редакцию. Ну, редактор, наверное, побоялся мне сразу сказать, что стихи хорошие, чтоб я не возгордился. И говорит:

– Стихи у вас, как бы это сказать… искренние… Но недоработанные. От такого мастера хотелось бы чего-то большего.

Я говорю:

– Большего? А чего большего? Вы скажите! Он говорит:

– Ну, рифмы хотелось бы посвежее… И вообще, колорит…

Ну, я – то понимаю, что стихи ему и так нравятся, просто характер выдерживает. Ладно, говорю. Сделаем с колоритом, мы не гордые. Поработал над стихом где-то с неделю. Принес:

Редактор долго молчал. Я уж подумал, от восторга голоса лишился.

– Ну? – говорю. – Как?

– Потрясающе, – говорит. Я говорю:

– Правда?

– Да что вы! – говорит. – Особенно вот это: «поезжая – закусил». Просто руки чешутся… поскорей напечатать… Только, понимаете, какая штука…

– Какая еще? – говорю. Он говорит:

– Да вот зима-то кончается… Может, вы нам что-нибудь к весне напишете? Скажем, к Восьмому марта?

Я три недели из дому не выходил – сочинял стихи. Весенние.

Ну, пошел к редактору – прочитал. Смотрю, он от восхищения побледнел. За сердце держится. Я говорю:

– Я тут на всякий случай еще про лето сделал:

Ну, думаю, все. Не отвертится. А он глаза закатил, губы трясутся.

– Гениально, – говорит. – Можно, оказывается, и в кустах… В общем, я бы хоть сей­час – в набор… Только на этот год у нас уже стихов полный комплект… А вот на будущий…

И мне подмигивает.

Ну мне, конечно, обидно, но, с другой стороны, его тоже надо понять. Журнал не резиновый. Нас, поэтов, будь здоров сколько.

– Ну, смотри, – говорю. – Чтоб на этот раз…

И тоже ему подмигиваю.

Он обрадовался.

– Вот и хорошо, – говорит. – Идите домой, пишите. Как можно больше! И, главное, только к нам больше не ходите. Мы сами к вам придем. Чтоб вам времени не тратить…

И точно: назавтра же и пришли. Ну сам-то редактор не приехал – заместителей прислал. Такие внимательные, здоровые. Все прочитали, что я пишу. Потом со мной насчет поэзии беседовали, спрашивали, как себя чувствую. Потом сказали, надо мне укол сделать – специальный, чтоб писалось лучше. И сделали мне укол. А на другой день приехали за мной на машине и сказали, что надо меня отвезти в дом для творческих работников. Чтоб у меня были уже все условия.

Условия тут правда хорошие. Чистота, служащие все в белых халатах. В комнате нас трое творческих работников. Все писатели. Пижамы нам выдали теплые, четыре раза в день кормят. И эти уколы делают, стимулирующие. Все свободное время мы пишем. Работается хорошо. Правда, иногда за стенкой кто-то мешает, кричит целый день, что он пропеллер. Но работа идет, стихи пишу, о природе. Шесть тыщ написал уже. Последнее такое: