Луд-Туманный - Миррлиз Хоуп - Страница 27

Она могла поклясться, что мелодия, которую насвистывал ученик булочника с корзиной хлеба на голове и которую напевала служанка, поливавшая цветы на подоконнике, была иной, чем несколько месяцев назад.

Что ж, это вполне естественно. Мелодии, как и фрукты, время от времени меняются. Но даже голоса уличных торговок, напевавших «Желтый песок!» или «Ножи и ножницы», звучали как-то иначе.

Ее тонкие ноздри нервно вздрагивали, а опущенные уголки губ выражали отвращение, когда она чувствовала дымок сигареты или неприятный запах.

Придя в Палату Гильдий, она сразу повела себя решительно. Нет, нет, не нужно беспокоить его милость. Он разрешил посетить узницу, и стражник должен немедленно провести гостью к ней в комнату.

Госпожа Златорада была совершенно беспомощна в лесу, но отлично ориентировалась в любом помещении. Глаза ее смотрели пытливо и изучающе, когда она в сопровождении стражника поднималась по великолепной винтовой лестнице и шла вдоль коридоров, украшенных красивыми гобеленами. Она отметила про себя, что смотритель не подметает лестницу, что шашель источил некоторые панели и они нуждаются в починке. Иногда она останавливалась и слегка трогала пальчиками уголок гобелена, размышляя о том, удастся ли ей отыскать именно такой пепельно-голубой или устало-розовый цвет для своего вышивания.

– Я совершенно уверена, что эта панель тоже приходит в негодность, – пробормотала она, останавливаясь, чтобы постучать по стене.

Вдруг она удивленно вскрикнула:

– Да тут же пусто!

Стражник снисходительно улыбнулся:

– Вы совсем как доктор Хитровэн, мэм. Мы называем его дятлом. Оказывается, он пишет книгу об истории Палаты Гильдий, а для этого ему, видите ли, необходимо изучить здание. Вот он и перепрыгивает с места на место и выстукивает стены. Мы решили, что он что-то ищет. Да я бы и сам не удивился, обнаружив, что какая-нибудь панель раздвигается. Говорят, эти старые герцоги были порядочными бестиями, и здесь вполне мог быть потайной ход! – И стражник многозначительно подмигнул.

– Да, да, это вполне возможно, – согласилась госпожа Златорада и призадумалась.

Они подошли к двери, запертой на засов и висячий замок.

– Здесь мы держим нашу узницу, мэм, – сказал стражник, открывая дверь. И госпожа Златорада оказалась лицом к лицу со своей бывшей школьной учительницей.

Мисс Примроза сидела прямая, как палка, на старомодном стуле с высокой спинкой. Изысканные старинные гобелены нежнейших пастельных оттенков, выцветшие от времени, лишь подчеркивали ее уродство.

Несколько секунд госпожа Златорада взирала на нее в немом возмущении. Потом медленно опустилась на стул и сурово произнесла:

– Ну что, мисс Примроза? Я поражаюсь вашему беспримерному спокойствию после ужасного поступка, который вы совершили.

Но мисс Примроза находилась в крайне экзальтированном состоянии. Поэтому она лишь презрительно взглянула на госпожу Златораду своими маленькими глазками и, величественно взмахнув рукой, словно отметая житейскую пошлость, снисходительно воскликнула:

– Бедная моя, слепая Златорада! Может быть, из всех учениц, прошедших через мои руки, ты в наименьшей степени достойна своего благородного происхождения.

Госпожа Златорада закусила губу, и, с трудом сдерживая раздражение, надменно спросила:

– Что вы имеете в виду, мисс Примроза? Старая дева закатила глаза и, глядя в потолок, ответила елейным тоном:

– Великий дар родиться же-е-е-нщиной!

Ее ученицы всегда считали, что слово «женщина» в устах мисс Примрозы звучало неприлично.

Глаза госпожи Златорады сверкнули:

– Может быть, я и не женщина в вашем понимании, но во всяком случае я – мать, а вы этого сказать о себе не можете! – отпарировала она.

Голосом, в котором все громче звучало возмущение, она продолжала:

– Неужели вы, мисс Примроза, считаете себя «достойной своего благородного происхождения», вы, обманувшая доверие, вам оказанное? Неужели порок и весь этот ужас, бесчестие, разбитые сердца родителей – это и есть «истинная женственность», хотела бы я знать? Вы – хуже убийцы, в десять раз хуже. Вы сидите здесь, радуетесь тому, что сотворили, словно вы мученица или всеобщая благодетельница – самодовольная, чопорная, загадочная, как принцесса с Луны, вынужденная пасти коз. Мне действительно кажется…

Но тут мисс Примроза, трепеща от негодования, отчаянно завизжала:

– Бейте меня! Пронзайте меня иглами! Бросьте меня в Пеструю! Я выдержу все с улыбкой и буду нести свой позор, как цветок, подаренный Им!

Задыхаясь от возмущения, госпожа Златорада застонала:

– Да кого же вы имеете в виду, мисс Примроза?

Но тут проявилось ее непобедимое чувство юмора, и она добавила:

– Герцога или Эндимиона Хитровэна? Черносливка, конечно же, рассказывала ей о девичьей влюбленности своей наставницы в старого доктора.

Этот вопрос возмутил мисс Примрозу:

– Герцога Обри, конечно! – ответила она, но в глазах ее читались подозрение и испуг.

Это не ускользнуло от госпожи Златорады. Она медленно смерила ее взглядом, насмешливо улыбаясь, и мисс Примроза начала что-то растерянно бормотать, покраснев, как девушка.

– Хм! – задумчиво произнесла госпожа Златорада.

Ее раздражало даже упоминание о личности Эндимиона Хитровэна.

Недавний скандал, конечно, не доставил ему никаких неприятностей. Он лишь удвоил его практику и еще более усилил влияние на граждан Луда-Туманного.

Что же до подчеркнутого внимания, какое он уделял в последнее время мисс Примрозе, то оно, увы, не могло быть вызвано ее красотой и женскими прелестями.

В любом случае стоило совершить пробный выстрел наугад.

– Я начинаю понимать, мисс Примроза, – медленно проговорила госпожа Златорада. – Двое… скверных людей, сговорившись, решили посмотреть, как можно унизить родовитые семейства Луда! О, не возражайте, мисс Примроза. Вы ни когда даже не пытались скрыть своего презрения к нам. И я всегда знала, что вы не из тех, кто умеет прощать. Но я вас не виню. Мы годами безжалостно смеялись над вами: вы заслуживали этого. И все-таки мне кажется, что ваша месть была неоправданно жестокой. Впрочем, для «истинной женщины» ничего не может быть слишком подлым, слишком злокозненным, слишком низким, если служит его интересам!

Тут мисс Примроза позеленела, как трава, и в ужасе забормотала:

– Златорада! Златорада! – Она заломила руки – Как ты можешь так думать? Этот милый, преданный доктор! Лучший и добрейший человек во всем Луде-Туманном! Он рассердился на меня больше всех за мою, как он сказал, «преступную беспечность», из-за которой эта ужасная гадость проникла в мое заведение. Уверяю тебя, он просто в ярости из-за этих э-э… фруктов. Послушай, во времена Великой засухи, будучи молодым, он работал день и ночь, чтобы прекратить это безобразие, он…

Но не зря в роду госпожи Златорады было несколько поколений судей. Стремительная как молния, она набросилась на мисс Примрозу:

– Великой засухи? Но это же было лет сорок назад… Задолго до того, как Эндимион Хитровэн приехал в Доримар.

– Да, да, дорогая… конечно… совершенно верно… Я вспомнила, что мне говорил об этом другой доктор… От всех этих неприятностей у меня в голове все перепуталось, – дрожа всем телом, лепетала мисс Примроза.

Госпожа Златорада поднялась со стула и несколько секунд стояла, молча глядя на узницу сверху вниз. На сей раз улыбка ее была довольно жестокой.

Наконец она произнесла:

– До свидания, мисс Примроза. Вы дали мне чрезвычайно интересную пищу для размышлений.

И вышла, оставив старую деву сидеть с перепуганным лицом перед выцветшими от времени гобеленами.

В тот же день мастер Натаниэль получил от Люка Коноплина письмо, которое его очень озадачило и встревожило.

В нем говорилось: