Дар экстрасенса (сборник) - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 42

А потом началась жизнь на колесах, бешеные прыжки из Питера в Москву и обратно, раскаленные телефонные линии, безумие встреч и депрессуха расставаний. Мы не сомневались, что должны быть вместе, но никак не могли поделить столицы.

– Георгий, где мы с тобой будем жить?

– Ты же понимаешь, Ксенчик, я не смогу существовать в вашей Москве. Там нет моря – а значит, нет для меня работы. А следственно, нет и жизни. Для меня работа – это жизнь…

– А я?

– И ты, конечно. Но с одной тобой и без работы я буду скучен и неинтересен даже тебе.

– Ты мог бы строить яхты, например, на Пестовском водохранилище. Или на Клязьминском. Там полно яхт.

– На водохранилище?! Ты что, смеешься?!. Ты еще скажи – на Яузе! На реке Пехорке! Нет уж!.. Во все время жена следовала за мужем. Таков закон, таков порядок, и ни один двадцать первый век его не отменял! Поэтому переезжай-ка ты ко мне в Петербург.

– А институт? Ты даже не представляешь, с каким трудом я поступила! Сколько я занималась! Сколько денег мама потратила на репетиторов!

– Ты можешь перевестись. У нас в Питере полно хороших вузов.

– Да ты смеешься, что ли! Разве все они сравнятся с моим!..

После споров и ссор и даже швыряний друг в друга предметами обычно следовали жаркие объятия. А после жарких объятий мы опять искали консенсус. И вот однажды, в таком расслабленном состоянии, мы приняли стратегическое решение. Стратегически неверное, как впоследствии оказалось. Оно заключалось в следующем.

Во-первых, мы ждем, пока я не получу диплом. А потом я прошу распределения в северную столицу, мы меняем на Питер мою квартирку и счастливо здесь живем-поживаем. Георгий по-прежнему строит свои яхты, а уж я-то, с дипломом престижнейшего вуза, как-нибудь найду работу и в Северной Пальмире.

А до тех счастливых времен мы решили оставить все как есть. И жить пока как жили – с регулярными наездами-налетами. То моими в Питер, то Георгия – в Москву.

План был хорош… Даже идеален… Да вот только, как все идеальные планы, в один прекрасный день он дал страшный сбой…

Однажды, когда я уже вышла на диплом и сорвалась к Георгию без предупреждения, в середине недели на «ЭР-200», и заявилась в его квартиру на Васильевском – дверь мне открыла другая женщина. В халате. И он, в одних трусах, яростно уписывал на кухне котлеты…

Тогда я была максималисткой. Я отвергла все извинения, покаяния и даже его стояние на коленях перед моей дверью – назавтра он примчался вслед за мной в Белокаменную…

Простила бы я его сейчас? Наверно, да. Я стала менее строгой и принципиальной? Нет, но теперь мне двадцать пять, а не двадцать один. А в двадцать один кажется: будут в дальнейшей жизни еще такие Георгии, и даже еще лучше будут. А вот в двадцать пять уже отчетливо понимаешь: он был лучшим, и никого, сравнимого с ним, у меня так и не появилось…

…Сама не замечая как, я добралась до Марсова поля. Мне хотелось найти ту лавочку под сиренью, где он, дурачок, впервые меня поцеловал, и признался в любви, и сделал предложение – все с промежутком в три минуты, в первый же день знакомства…

Но лавочек на Марсовом больше не было. Ни одной. Да и кусты сирени повырубили. Видимо, чтобы не создавать искушений влюбленным, выпивохам и бомжам…

В сумерках, в молочной пелене виднелись деревья Летнего сада и шпили Михайловского замка. И я вдруг ощутила такую дикую усталость – прямо хоть ложись у вечного огня и засыпай. Сумка от «Вюиттона» тянула меня долу. Я даже не пожалела ее: поставила на пыльную землю.

Часики показывали половину второго ночи, и я поняла, что мне надо срочно подумать о крове, постели, ванной…

Отыскать частника в белую ночь не представило проблем.

Гораздо труднее пришлось с гостиницей. Уже стемнело, а потом снова рассвело – а мы с водилой все гоняли по городу. Я, кстати, в очередной раз заметила, до чего же «наше все» Пушкин был в своих стихах точен в мелочах. Писал два века назад товарищ про питерские ночи: «…Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса…» – и вправду, ровно полчаса прошло между петербуржским закатом и новым рассветом…

А я за эту короткую питерскую ночь успела прочесать пяток гостиниц – от понтовых на Невском до семейной в районе Лиговки. Мест не оказалось нигде.

Я была почти готова сдаться и проситься ночевать в зал транзитников на Московском. А еще там, говорят, какие-то вагоны-гостиницы имеются… Однако у дверей отеля «Октябрьский» ко мне подошла мягкая старушка. Она мне сразу понравилась.

– Что, девонька, комната нужна?

– Ох, нужна.

– Так пойдем ко мне. Не бойся, миленькая, я тебя не обижу. И денег лишних не возьму. А белье у меня все чистенькое, и ванну только что помыла, и вода горячая есть…

…Словом, утро следующего дня я встретила на шестом этаже доходного дома близ Московского вокзала.

Солнце беззастенчиво – словно и не работало ночь напролет – билось в окна, и даже плотные портьеры не были ему помехой. Я вскочила с кровати, раздвинула их, и светило ворвалось в комнату, сопровождаемое звоном трамваев на Лиговке.

Я по-прежнему пребывала в эйфории. Настроение было – лучше некуда. И я, наконец, сделала тот вывод, который внутренне готова была сформулировать еще вчера, но из-за стресса и усталости не могла его выразить.

Итак, если уж судьба (или Всевышний) подарила мне новую жизнь, зачем возвращаться к старой? Я всю жизнь любила город на Неве – зачем мне тусклое Свиблово? Меня с детства тянуло к небу и морю, я мечтала стать капитаном дальнего плавания или стюардессой – и только взрослые во главе с мамой уверили меня, что это блажь, и засунули в правильный институт: престижный, обещавший в будущем денежную работу и карьеру, но ужасно, между нами, скучный…

В прошлой жизни я была обречена на офисные будни и неспешное продвижение по карьерной лестнице. Сперва, через пару лет, я стану начальником отдела контроля качества, затем – вице-президентом компании. Потом я буду первым вице-президентом, а когда-нибудь, к пенсии, превращусь в партнера… Но где, спрашивается, в этой жизни небо и море? Простор, путешествия, соленые брызги, новые города и страны? Небо и море – то, что я любила с детства и во что меня повторно влюбил Георгий?

Неужели мне, с моей внешностью, мозгами и дипломом, не найдется местечка, скажем, на круизном судне? Или хотя бы на пароме, курсирующем в Хельсинки, Таллин или Киль?.. Или, может быть, на той новой яхте, что строит сейчас для кого-то Георгий?

В мою дверь осторожно постучали.

– Да-да? – бодро откликнулась я.

– Проснулась, деточка? – раздался голос старушки. – Тогда умывайся и приходи завтракать.

– А что, будет завтрак?

– Конечно! В настоящих гостиницах в нынешние времена ведь кормят завтраком! А у меня чем хуже?

Брекфаст у моей хозяйки превзошел любой гостиничный: омлет с ветчиной, оладушки с вареньем, овсянка, сыр с колбасой. Я уплетала, не задумываясь о калориях: что значит лишний килограмм веса или лишний сантиметр талии в сравнении с тем, что ни эти килограммы, ни эта талия могли уже вовсе не существовать на свете?!

– Ну, как, детонька? – осторожно спросила меня старушка после того, как я горячо поблагодарила ее за завтрак. – Дальше куда поедешь или у меня останешься?

– Конечно, у вас!

И я с легким сердцем оставила у хозяйки своего «Вюиттона» и отправилась заново осваивать мой любимый город. Мой новый город.

Город, в котором я теперь буду жить.

И еще хотела я совершить одно дельце…

Город меня не разочаровал. Точнее, очаровал снова. И очаровал – со страшной силой. Только в Питере можно нынче услышать такие обрывки разговоров в толпе:

– Ты знаешь, ведь счастье, я полагаю, является некой вневременной категорией…

– Мне кажется, Льоса наконец написал свой лучший роман…

– Может, наш равнинному городу как раз и не хватает какого-нибудь небоскреба?..

И все это – с промежутком в семь минут, в толпе на Невском!.. Какой разительный контраст с Москвой, где все разговоры – только о деньгах, и о понтах, и все вокруг – деньги или понты!..