Пир во время войны - Миронова Елена - Страница 39

Хотя кое-кто из родственников уже вовсю делил лакомые кусочки. Например, Рафату, брату Тофика и сыну Шахида, досталось место хранителя общака — очень престижное место. Гораздо теплее и хлебнее, чем контроль за рынком. Вагиф обиженно его уступил. А куда ему было деваться?

Он думал, что Шахид не станет снимать его с должности. И Вагиф, прекрасно справлявшийся со своими обязанностями в течение многих лет, останется на привычной работе. Но Шахид припас эту непыльную работёнку для старшего сына, Рафата.

Что именно отец готовит для Тофика — пока неясно, но он тоже хорошо поднимется. Хотя, если честно, карьера в общине его не интересовала. Была бы рядом хорошая девочка, понимающая юмор, да приличная сумма в кошельке, и — порядок. Тофику больше ничего не надо.

— Эй, — он, услышав голос спутницы, очнулся от размышлений. — Ты оглох, что ли? Я говорю, треба горло промочить!

Тофик отвернулся и тихо выругался. Глотка у Настеньки была лужёной, в неё влезало по литру спиртного. «Промочить» — ну, это она явно поскромничала.

Ещё и машину потребовала! Впрочем, пусть отец сам разбирается. Ему нужна эта девка, пусть и покупает ей тачку. А Тофик не намерен тратить свои личные сбережения на прихоти этой лахудры!

Скрипя зубами от злости, он остановился у «Седьмого континента» и вздохнул.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Жанна удивлённо оглядывалась вокруг. Надо же, и как так могло получиться, что за свои двадцать лет она ни разу не была в ночном клубе? Нет, конечно, была. Но не для того, чтобы развлечься, потанцевать, сыграть в казино. Обязательно по делу, чтобы с кем-то переговорить, что-то решить…

Вот в рестораны они с отцом ходили часто, оба любили национальную кухню, в отличие от дяди Шахида. А на дискотеки Жанна не ходила, думала, что успеет, а вообще — то ей не было там интересно. Но сегодня, в этом странном клубе, с таким оригинальным убранством помещения, ей даже нравилось. Огромные аквариумы, в которых плавали полуобнажённые девушки и юноши, исполняя загадочные танцы, прозрачные колонны, шикарные кожаные диваны, отделённые от всего мира огромной спинкой, вышколенные официанты, то и дело кидающиеся с зажигалкой к желающему прикурить…

А туалет! Один туалет чего стоит! Когда Жанна вошла в туалетную комнату, она чуть не упала: стена была стеклянной! Она видела всё, что происходило за стенами туалета, видела танцующих на танцполе, видела официантов, снующих туда — сюда посетителей. Жанна тут же одёрнула свитер и выскочила в коридор, чтобы убедиться, что стена и в самом деле прозрачная. Но с этой стороны стена оказалась зеркальной, и девушка вспомнила, что в каком-то фильме уже видела такое: с одной стороны комнаты кажется, что ты смотришься в зеркало, а через стенку, глядя в это самое зеркало, убийца видит тебя и следит за тобой.

Жанна вымыла руки и вернулась за столик. Ей стало не по себе, когда она заметила взгляды, которыми её провожали сидящие за их столиком.

Мила сегодня повела их в люди, так она сказала. И пригласила в самый модный ночной клуб. Павел с радостью согласился, ведь родителям они с Милой сказали, что идут вместе, и Резник успокоился. А на самом деле Мила упрекнула их, что они с Жанной никуда не ходят, всё время сидят дома.

То есть она говорила о Жанне, что она, бедненькая, всё время одна. А деспот Павел никуда её не выводит, а ведь «девочке нужно развлекаться».

Павел был бы рад, если бы Мила взяла так называемое шефство над Жанной и познакомила её со своей компанией, чтобы Жанна не скучала в одиночестве, пока его нет.

Жанна сопротивлялась, но вдвоём с Милой они её уломали. Вообще-то Жанна не доверяла Миле, хотя та действительно помогала им, и не сказала Резнику про квартиру, на которой они с Павлом встречаются. Но Жанна чувствовала себя не лучшим образом, она была чужим органом в этом динамичном клубном организме. Она не подходила к клубу по всем статьям, и это было видно невооружённым взглядом. Мила, блестящая, как новая монетка, в роскошном вечернем платье и высоких сапогах на шнуровке, затмевала собой Жанну. Та блекла в свете лучей нимба, озаряющего Милу, и Павлу было от этого не по себе.

Он чувствовал, как переживает Жанна из-за этой дисгармонии, и страдал, что не может вернуть ей былое присутствие духа.

А Жанну, уверенную в себе, строгую, серьёзную и решительную, выдернули из привычной ей среды обитания, и поместили в другую: с фальшивыми улыбками и поцелуями, возгласами «дорогая, ты сегодня прелестна» и идиотскими переглядываниями, когда всем окружающим понятно, что «дорогая» опрофанилась, и выглядит далеко не лучшим образом.

Это был мир Милы — фальшивый кукольный мир, и Мила в этот мир отлично вписывалась. А Жанна чувствовала себя здесь выброшенной на берег рыбой, и задыхалась. Но у неё не было иного выхода. Ей всё равно надо было привыкать к другому миру, новому, ведь того, старого, уже никогда не будет. Так почему бы ей не попробовать прижиться в мире Милы? В конце концов, в одном из этих новых миров ей придётся обитать, так какая разница, в каком из них? Ведь, если Мила прижилась в этом кукольном мире, полном красивых ярких женщин, ненатуральных улыбок, перешёптываний за спиной, громкой музыки, необычных нарядов, значит, Жанна тоже может здесь сойти за свою — со временем. Потому что сейчас она ощущала взгляды, которыми её награждали друзья Милы.

Взгляды были снисходительные. Дамы перешёптывались, улыбаясь Жанне, а их кавалеры с любопытством разглядывали подругу Павла, и удивлялись: что он нашёл в ней, в этой ничем не примечательной девушке? Она не актриса, не модель, не певица, в конце концов, она даже не тусовщица.

Павел был знаком со многими из этих молодых людей, они росли в одной атмосфере, у них, у этой золотой молодёжи, был один круг общения. И Жанна слышала, как они спрашивали у Павлика, где он выкопал эту девицу, то есть её. Они думали, что Павел приволок её в этот клуб, чтобы поразвлечься с ней. Никто из них и предположить не мог, что такая женщина, как Жанна, способна вскружить Павлу голову. А ведь она не уродина, не дура, у неё красивые волосы, красивые глаза, тонкая фигура. И она не безродная дворняжка, мать её — гречанка, отец — азербайджанец. А в новых паспортах сейчас нет графы « национальность», и всем известно, что в Москве чистокровных русских почти уже и не осталось, что Москва теперь — столица Кавказа. И что с того, что Жанна — нерусская?

Видимо, дело было не в том, что она другого вероисповедания, а в том, что она — чужая. Она плохо одета — плохо для этого клуба, почти не накрашена, чувствует себя не в своей тарелке, и по сравнению с Милой смотрится дурнушкой. А Мила делала вид, что всё в порядке, и изо всех сил старалась понравиться Жанне и развлечь её, и это было ещё хуже.

Павел, услышав звуки медленной мелодии, пригласил Жанну на танец, и они наконец остались наедине.

— Тебе нравится? — с надеждой спросил он.

И что она могла ему ответить, как она могла его разочаровать? Он и так уже почувствовал её непохожесть на людей из его среды. Мила затмила её, и, наверное, Павел думает сейчас о том, что зря он вывез Жанну в люди. Ему, как и любому другому парню, наверное, хотелось похвастаться своей девушкой, и это не удалось.

Жанна думала так, но не решилась спросить у Павла. Ей было не по себе. Куда-то исчезла её уверенность и решимость, уступив место слабости и самобичеванию. Жанна потеряла свою старую опору, а новую ещё не нащупала. И ей было стыдно и неудобно за саму себя перед Павлом. Ей хотелось бы, что он гордился ею, чтобы все вокруг поздравляли его с удачным выбором. Но получилось наоборот: она отсиживалась в тени, а взгляды присутствующих или были недоумёнными, или её почти не замечали. Это происходило то ли намеренно, то ли она не стоила их внимания.

На этом шикарном диванчике сидело семеро — включая Жанну. «Семеро козлят», — подумала она и улыбнулась.

И крепче прижалась к Павлу. В конце концов, какая разница, кто и как на неё смотрит, и в чём она одета! Главное — она танцует с Павлом, и он её любит! И она сейчас будет пить шампанское, которое уже принёс официант, есть очень вкусные закуски, и смотреть только на Павлика. А остальные пусть делают что хотят, в конце концов, её это не касается!