Гладиаторы «Спартака» - Миронов Георгий Ефимович - Страница 5

«Как же, — мысленно выругался Иса, — особенно ты, жаба. Тоже мне, полиглотка, метр с кепкой».

Впрочем, кепку такого размера еще не пошили даже в мастерских московской мэрии.

«Надо же иметь такую огромную голову при такой низкой заднице. Как будто здоровую бабу разрезали, а потом серединку вынули, и снова собрали», — подумал Иса. Шутка вернула ему уверенность в том, что он по-прежнему владеет ситуацией.

На контрасте с карлицей-прислугой, графиня поражала гармоничностью своего облика. Ей было никак не меньше 80. Но вполне еще гладкое лицо, обрамленное серебристыми локонами, уложенными в замысловатую прическу, ярко-синие глаза, смотревшие открыто, с некоей скрытой во взгляде лукавинкой, самую чуточку подкрашенные губы и нежный, изысканный макияж, в сочетании с легким, трудноуловимым ароматом дорогих духов, создавали образ хозяйки весьма привлекательный и вызывающий доверие посетителя. Что тут было от естества, а что от профессии, не смог бы разобраться и самый высоколобый профессор из расположенной неподалеку знаменитой «Эколь политекник».

Иса, родившийся в горном ауле Чечни, детство проведший в сухом, продуваемом всеми семью ветрами казахском кишлаке, юность — в детских колониях, а первые университеты — в колониях взрослых в России, сумел правильно использовать кровью и потом заработанные деньги. Он умел вести себя в обществе. Чуть наклонив голову, как учил его старый полковник генерального штаба русской армии Павел Васильевич Ведерников, доживший до 94 лет и недавно похороненный на русском кладбище в Сен-Женевьев дю Буа, он галантно поцеловал сухонькую ручку графини.

— Мне сообщили, голубчик, что у вас есть ко мне вопросы, — дипломатично, с лаской в голосе и во взгляде прошептала графиня.

— Есть, — почему-то так же шепотом ответил Иса.

— Прошу, — графиня указала сухоньким перстом на глубокое вольтеровское кресло, покрытое то ли новой, то ли хорошо отреставрированной серебристой парчой с вышитыми лилиями.

От кофе Иса поначалу твердо отказался. Но когда, погадав на старой кофейной гуще, на картах, на разбитых в серебряную чашу двух голубиных яйцах, на свечах и корундовых гроздьях, графиня однозначно пришла к выводу, что нужно брать столько акций алюминиевого комплекса в России, сколько удастся, он расслабился и дал согласие выпить чашку кофе со сливками и даже съесть свежий бриош.

— Марта берет их свежайшими внизу, в кабачке «Табу». Там, знаете ли, у знатных иностранцев стало модно пить по утрам кофе со сливками и бриошами, — пояснила графиня.

Марта, поставившая на круглый, красного дерева, покрытый тремя белоснежными кружевными салфеточками, столик, поднос с круассанами и бриошами, довольно, но скромно потупилась. Было видно, что она знает себе цену.

— Итак, у вас все, мой друг? — пытливо вглядываясь в сильное, хищное и непроницаемое лицо Исы, спросила графиня.

— Есть еще одна проблема, даже не проблема, — вопрос. Насколько я понял, ваши ответы, графиня, покоятся не на профессиональном знании предмета. Полагаю, вы мало что понимаете в глиноземе, акциях, офшорных зонах, авизо, металлургии и прочем. Но надежность совета по акциям алюминиевого комплекса вы гарантируете.

— Моими устами говорит судьба. Если угодно — Бог. Но мне кажется, вы — атеист.

— С Аллахом у меня сложные отношения.

— Пусть будет судьба. В судьбу-то вы верите?

— Разумеется. Я — человек Судьбы. Мне оставалось лишь чуть-чуть подгребать по течению, чтобы не прибило к берегу раньше времени.

Они помолчали, прихлебывая кофе, макая свежайший круассан в чашки и пытливо поглядывая друг на друга.

— В первом случае мой совет совпал с вашими предположениями?

— Да, — твердо ответил Иса.

— Так будет и со вторым вашим вопросом. Спрашивайте.

— Простите, графиня, вы что-нибудь понимаете в футболе?

— Ровным счетом ничего. Но мой муж Борис, он был тоже русским эмигрантом, но французом по происхождению, что несколько облегчило нашу натурализацию в Париже, в юности, играл. А потом, в тридцатые годы, был страстным болельщиком.

— Когда он умер?

— Его расстреляли в феврале сорок четвертого года немцы. Он был в «маки». В движении Сопротивления, если это что-то вам говорит.

— О, простите.

— Ничего, — рана кровоточит. Но это было так давно.

— А слово «Спартак» вам что-либо говорит?

— Был такой боец в Древнем Риме.

— Вот именно — боец... А сегодня так называется команда русских футболистов.

— Русских? Как интересно. Удивительно, насколько история идет по кругу. Даже моя нынешняя профессия постоянно возвращает меня в Россию.

— Только мысленно?

— Да. Я никогда не смогу забыть, как в двадцать первом году в Петрограде расстреляли практически всех моих родных. Но вернемся к Спартаку. Так называется русская футбольная команда, вы сказали? И что же?

— Мне крайне важно знать, насколько надежны предположения некоторых узких футбольных специалистов, утверждающих, что эта команда может стать фаворитом в борьбе за Суперкубок Европы.

— Это важно? Ну, алюминий, — это я понимаю. Но футбол? Просто мужское увлечение...

— Это увлечение тем, кто относится к нему профессионально, приносит огромные прибыли. Или — убытки. Все зависит от...

— От хорошей гадалки?

— Если бы так... Нет, это зависит от очень многих компонентов, графиня.

— От каких же, любопытно будет узнать?

— Ах, мадам, у каждой профессии свои тайны. Я же не прошу вас объяснить мне, почему легший вправо зародыш в разбитом голубином яйце означает для меня безусловный успех в борьбе с красноярским губернатором и местной криминальной группировкой за алюминиевый бизнес. Вы сказали, что будет так, а не иначе. Я вам поверил. Если прогноз будет точным, вы получите приличную премию. Кроме сегодняшнего гонорара, разумеется.

— А если я ошибусь?

— Не будем о плохом, давайте о хорошем. Если ваш совет по футбольному сюжету будет так же точен, как и по алюминиевому, гонорар будет столь велик, что надобность в использовании данной профессии для зарабатывания на кусок хлеба просто отпадет. Вы станете безусловно богаты.

— Да я и так не бедна, голубчик. Потому что я всегда даю надежные советы. И мне за них хорошо платят.

— Я всегда и везде плачу больше.

— Ах, мой друг, не в деньгах счастье. Или точнее — не только в них. Итак, — «Спартак»?

— "Спартак".

Графиня позвонила в крохотный серебряный колокольчик.

В гостиную на коротких толстых ногах, словно гимнастка, балансирующая на бревне, вкатилась Марта. В руках она держала низкую серебряную ваза в стиле эпохи Ренессанса. Карлица поставила ее на столик, чуть отодвинув в сторону чашку Исы и тарелку с круассанами. Тут же развернувшись и обдав чувствительные ноздри Исы терпким запахом смеси старушечьего сладкого пота и дорогого дезодоранта «для брюнеток зрелого возраста», она вышла из гостиной, чтобы через мгновение появиться снова, с трудом удерживая в каждой руке по живому голубю. Сунув одного из них в черную потную подмышку, она ухватила белого голубя одной рукой, а второй резко схватила со стола острый короткий нож и, стремительно взмахнув им так, что Иса непроизвольно отшатнулся, полоснула белого голубя по шее. Удерживая обеими руками трепыхающееся тельце птицы, карлица дала крови стечь в серебряную вазу.

Сунув переставшее дергаться тело голубя в висевшую на боку сумку из клеенки, она повторила процедуру с черным голубем, до того мгновения терпеливо сопевшему под мышкой карлицы и лишь закатывающему глаза в предчувствии скорой кончины.

Как ни странно, кровь белого и кровь черного голубя не хотели соединяться в единое кровавое целое и существовали в серебряной вазе каждая сама по себе так, что легко было проследить, где кровь одного, а где — другого.

Графиня осторожно взяла в сухонькие ладони серебряную вазу.

Марта выдернула из своего серебристого парика клок волос и круговым движением бросила его в воздух так, чтобы, планируя, локон опустился в серебряную чашу.