Тупик Гуманизма - Миронов Арсений Станиславович - Страница 33

С обновленного рекламного панно в глаза квестору вместо мускулистой девицы уже смотрела симпатичная девочка-подросток, затянутая по горло в тончайшую серебристую чешую: «Учись развлекаться. Сходи в казино!» – соблазнительно мерцало на экране; до слуха донесся синтезированный звон монет. Моторикша рванул на фиолетовый, Порфирий Литот откинулся на спинку и подумал: молодец, какой все-таки молодец этот Черный Эрго. Ведь он успел провести штурм до полуночи – а теперь все, никаких силовых акций до вторника! В среду – день бизнеса и законной конкуренции, в четверг – сплошные юпитерианские пиршества и попойки, в пятницу – милые венерические оргии, в субботу [12] – все отмокают, медитируют… В воскресенье – то бишь в солодей – сплошные религиозные шоу, в понедельник – время, специально отведенное для митингов протеста, критических выступлений в адрес власти. Только один день – вторник – выделен по Конституции для того, чтобы Претория и все ее многочисленные спецслужбы проводили свои активные мероприятия. А что делать? Такова современная гуманистическая демократия с ее балансом прав и интересов самых различных категорий граждан. И то хорошо, что хоть из уважения к Марсу и Минерве оставили день для силовых акций. Вот и получается: шесть дней думаешь, разгадываешь, планируешь и терпеливо ждешь вторника – а во вторник: «сундук» в когти – и вперед реализовывать задуманное…

Вот и милый, милый дом. Тихий дворик в колодце четырех сорокаэтажных десятиподъездных зданий, такой знакомый с детства. Здесь совсем карапузиками, под присмотром робонянечек копошились в базальтовой песочнице, строили вавилонские башенки и зиккуратики для пупсиков. Потом играли в Дядюшку Скруджа и его племянников, чуть постарше – в трансформеров-убийц, еще постарше – разбивались на северян и южан, причем все хотели быть Линкольном, а генералом Ли никто быть не хотел, и квестору приходилось брать на себя эту гадкую роль.

Вот здесь, среди старых пальм – ах нет, пальмы появились позже, тогда еще росли тополя – бегали с игрушечными лазерными мечами, устраивали засады, играя в маньяков-убийц… Славная, счастливая пора. Квестор вылез из кабинки, привычным взмахом руки рассчитался с моторикшей и не спеша пошел по двору, волоча ногу, глядя на любимые старенькие фонтаны, на такую привычную, уже лет двадцать мигающую над подъездом рекламу Химкинского абортария, на симпатичное кладбище домашних животных с его золочеными склепами, кошачьими пирамидками и жертвенником Диане.

Нежный голосок окликнул квестора из беседки, увитой искусственным плющом – это маленькая соседка квестора, шестилетняя рыжекурая Эммочка, заметила дяденьку Порфа и улыбается, машет ручкой с зажатым в пальчиках детским шприцем. Все как всегда: Эммочка колется и кайфует в беседке, чуть вдали компания подростков играет в камеру пыток, потроша резинового полицейского: оживленно гомонят и весело улыбаются, наматывая игрушечные кишки на лезвия пластмассовых ножей. Квестор тоже любил эту игру, забавное занятие – только в пору их юности полицейских не было, продавались разные инопланетяне и сказочные уродцы.

Старый механический швейцар с шутовским именем Иван, ржавый и скрюченный, распахнул стальную дверь.

– Иван, у тебя есть бутылочка? – спросил квестор, чуть краснея. Он всякий раз смущался того, что покупает спиртное у швейцара. Но что поделать, если Домовой компьютер Порфирия наотрез отказывается закупать алкогольные напитки. Да еще ссылается при этом на дурные результаты тех анализов, которые якобы регулярно получает у Порфирия его собственный унитаз!

– Конешна ешть, барин! Как не быть, – проскрежетал избитый коррозией робот. Полез в тумбочку мини-бара, вынул крошечную фляжку с кофейным ликером «Сомнамбула».

– Одна бутылошка штоит дешять единиц добра. Школько будете брать, Порфирий Петрович?

– Две давай, – быстро сказал квестор. Сунул под рваное пончо, прощально взмахнул рукой.

– Не ушпел я, – вздохнул Иван.. – Шканер плохо шчитывает. Еще ражочек пожалуйте.

Порфирий поднял руку и пару раз провел влево-вправо перед самым носом у робота.

– Ага, вот теперь хорош, – кивнул Иван. – Двадшать пунктов доброты шнято с вашего шчета, барин. На шчету ошталось двадцать две тышячи тришта вошемь единиц добра. Вшего доброго, барин!

– И тебе, старый, – улыбнулся Порфирий. «Верный друг Ивашка! – подумалось ему. – Что бы я делал без твоего мини-бара?»

В чистеньком лифте привычно, приятно пахнет сигаретами, анашой, чьим-то недорогим ментопарфюмом и лаком для собачьей шерсти. Пятый этаж, левая дверь из матового бронированного стекла радостно отползает в ответ на взмах хозяйской руки, обувная электрощетка выбегает с восторженным писком, как крошечная собачка. Все, вот мы и дома.

Не тут-то было: расслабиться не удалось. Не успел Порфирий переползти порог, сбрасывая туфли на растерзание электрощетке, как механическая горничная, встречавшая хозяина натруженной улыбкой, огорошила совершенно неожиданным вопросом:

– Добрый вечер, великолепный хозяин. Вам и вашей даме приготовить деловой кофе или постель в будуаре?

– Какой даме? – уставился квестор.

– Но ведь… насколько я вижу, хозяин сегодня пришел не один… Очаровательная дама… Мадемуазель Ямайка, мы рады видеть вас!

– И ты туда же?! – Порфирий навис над служанкой, сжимая кулаки. – Молчать!

Горничная отскочила. Квестор сорвал с руки запястье, швырнул в служанку. Пиная пугливо разъезжающиеся тумбочки, гневно сопя, прошел в комнату. Вытащил из подмышки «сундук», бросил на стол. Покопался в кармане – кинул туда же, на бежевый бархат столешницы, смятое искусственное ухо.

– Халат мне! Любимый!! Пятнистый!!!

Дверь гардеробной испуганно отпрыгнула, квестор вломился внутрь, со вздохом поднял руки, предоставляя суетливому корсетнику стаскивать с него пончо и рваные брюки. Когда робот снимал с Порфирия галстук, прохладные зажимы скользнули по шее – квестор вздрогнул от дурного воспоминания. М-да, вспомнил вдруг рогатого корсетника в проклятом доме. Тьфу. У меня корсетник новенький, современный и аккуратный, а там была модель столетней давности… Проклятье! После этого ужаса в Тупике Гуманизма начнешь с подозрением коситься на собственную прислугу… И все же зачем, зачем этот аппарат с вешалками на башке вылез из своей квартиры на лестничную клетку, а потом даже в лифте катался! Это же невообразимо! Разве может домашний робот выйти за порог квартиры? Только в том случае, если Домовой компьютер сошел с ума и послал его туда на разведку…

– Мамай. [13] – хрипло позвал квестор. Он вспомнил, что должен дать собственному домовому пару срочных поручений.

– Слушаю вас, хозяин, – донесся журчащий голос из-под потолка.

– Мамай, видишь, мне плохо. Я устал. Сегодня веди себя хорошо, не огорчай, ничего не путай, – квестор переступил с ноги на ногу, позволяя корсетнику стащить с себя брюки. – Теперь слушай меня, Мамай. Во-первых, посмотри там в почте, должен прийти цифровой пакет от Домового компьютера гражданки Хари Камбио Эрцгерц.

– Уже пришел, хозяин. Вижу его, – прожурчал домовой свыше.

– Распечатай его и сохрани в архиве. Это первое. Теперь второе…

Он терпеливо подождал, пока корсетник стаскивает носки. Щекотно.

– Второе. Ванну хочу. Третье – кушать хочу. Еще что-то хочу… Забыл. Гм, ага. Посмотри-ка мне полную версию личного дела Евы Доки Певц, старушки, проживающей в Тупике Гуманизма, дом 400, квартира 100. Вроде пока все.

– Вопрос?

– Валяй.

– Что хозяин планирует делать с нашей очаровательной гостьей? Я могу приготовить трехглавую утку по-пекински со шведским душком и воздушным соусом по древнему рецепту римских императоров, а к утке подать алеатико и фрукты…

– Тля, – сказал квестор.

– Хорошо-хорошо, фруктов более не предлагаю. Тогда, может быть, мороженые уругвайчики?

– Тля, – повторил Порфирий обреченно. – Ну откуда, откуда это на мою голову?