Древнерусская игра: Много шума из никогда - Миронов Арсений Станиславович - Страница 15

Поток моего сознания был прерван — Гнедан фыркнул так, что коровы по-за рекой взревели. Лито, дергаясь в приступах беззвучного смеха, по-девически закрыл лицо длинными пальцами. А между тем я не думал его смешить. Я излагал рабочую версию.

— Поклон тебе, Славко, за добрые слова, — сказал Гнедан, скривившись лицом и бешено покраснев. — Однако, мыслю, моя лепота Рогволоду не по нраву. Он рудых-то не привечает. А потом… и покраше моего есть.

Тут Лито поспешно перестал смеяться и показал Гнедану загорелый кулак. Кроме шуток, в Клухином сарафане он смотрелся бы на порядок изящнее Гнедана.

— И верно, браче, — вдруг улыбнулся Лито. — Почто ж Гнедку в ленты рядить, когда живая девка под рукой?

И парни раскрыли карты. Оказывается, в роли приманки должна была выступить… моя собственная подружка. Та самая, которую зовут Метанкой. Неделю назад ее заслали к Рогволоду с опасной миссией — охмурить и довести до любовного идиотизма. Именно Метанке предстояло, по плану, после захвата купеческого каравана заманить Рогволода в тот самый кустарник, где потом найдут его бездыханное тело.

Я поинтересовался, сколько Метанка запросит за такую услугу. Не верилось, что девушка готова работать в качестве приманки для пьяного громилы только ради прекрасных глаз своего возлюбленного (то есть меня).

Разумеется, любовь здесь была ни при чем. Проклиная мою склонность к амнезии, парни рассказали всю подоплеку нашего с Метанкой романа. Как выяснилось, будучи еще недозрелым подростком, я (то есть не я лично, а предыдущий Мстислав) как-то раз прогуливался в местном парке. И вдруг удача свалилась как ком с горы: я увидел, как купаются в пруду десять совершенно очаровательных и обнаженных девочек из локальной организации герлскаутов. Все девушки были такие розовенькие, и гладкие, и смешливые, что я, несовершеннолетний прыщавый пастушок, аж притаился за деревом. Дальше события развивались по схеме народной сказки: заметив неподалеку одежду купальщиц, небрежно разлетевшуюся по изумрудной травке альпийского газона, я выполз из-за дерева и подлюче похитил у одной из девушек розовый поясок с кисточками. Когда купальщицы утомились и выпорхнули на берег, оказалось, что они никакие не герлскауты, а самые настоящие ведьмочки-полудёницы. Обернувшись своими поясками, все они стали с убийственной силой ударяться оземь и превращаться в незаметно-камуфляжных сероптичек на манер кукушки. Самая юная и неудачливая из полудениц выскочила из воды последней и, констатировав отсутствие пояска, тоже стала биться оземь, но уже по причине крайней грусти.

Вот тут-то коварный я (а точнее, «настоящий» Мстислав Лыкович) выдвинулся из-за дерева и стал заламывать цену за поясок. Девушка наотрез отказалась отдаться, однако пообещала, что выполнит три любых нефантастических желания, не наносящих ущерба ее девичьей чести. Тогда я сказал «Ага!» и добавил: «С желаниями торопиться не будем». Так и жизнь пошла: дни летели, а я прятал от девушки поясок и загадывал желания — на сегодня ей оставалось выполнить только одно, самое последнее. Как пояснил Лито, смысл финальной миссии Метанки состоял именно в охмурении и заманивании княжича Рогволода…

— Да что теперь былины рассказывать! — встрепенулся вдруг Гнедан. — Метанка сама тебе ответит — позови ее! Кликни сюда свою липку и распытай у нее про дело! Зови, не откладывай!

— О’кей, — сказал я.

Пусть будет Метанка — ребятам видней. Говорят «зови» — надо звать.

— Мета-а-анка-а!!! — заорал я. Если бы в окнах были стекла, они наверняка задребезжали бы. — Метанка-а-а!!! Мета-ночка-а!!! — усердствовал я. — Иди ко мне, козочка! Твой пупсик соскучился! Рыбка!!! Птичка!!! Почему же ты не спешишь ко мне, радость моя?!

Радость, и верно, отнюдь не спешила к пупсику. Она не клюнула даже на рыбку с птичкой. Бедный, одинокий пупсик…

— Не идет, стерва, — обескуражено сообщил я ребятам. Гнедан снова фыркнул.

— Тако не докличешь, — сказал он. — Надо волшебный поясок завязать — враз приспеет. — И он посмотрел на меня так, словно я вот-вот вытащу этот поясок из кармана…

— Мстиславе! — вдруг, подпрыгнув, выкрикнул Лито — зловеще вытаращил из-под челки незрячий зеленый глаз. — Помнишь ли, где сокрыл опоясть Метанкину? Отвечай! Помнишь ли, куда упрятал?

Он подскочил вплотную и замахал пальцами перед лицом.

— Невелик поясок, вышитый, малинова масть! С кистями! Ну — поминай живей! Немо забыл? То-то бы горе! С кистями, Славко!

Ага, с кистями. Только что в руках держал — минуту назад. Точно, с кистями. Глазетовый такой. Черный. Работы мастера Безенчука.

— Непростой поясок-то, Славко, чародейный! Непростой-непрощаемый! Если потратился куда — кара на тебя свышняя! Не спустят боги потери! Искай, Мстиславе, спеши перво-наперво!

— Омнись, Славко! — взревел Гнедан, осознавая ужас ситуации. — Како без опоясти Метанку работать заставим?!

Я прошелся из угла в угол и попробовал еще раз задуматься. Тот факт, что моя девушка — ведьма, я воспринял спокойно: мне всегда такие попадаются. А вот про загадывание желаний — это уже интереснее. Поясок действительно нужно найти. Будь я дикий, невежественный Мстислав Лыкович, холоп и разбойник — куда бы я засунул ценную вещицу? Закопал бы в огороде? Спрятал на чердаке? Ну уж нет — я придумал бы нечто покруче, чтоб никто не догадался!

— Нет, он не помнит, — обреченно сказал Гнедан. — Останки памяти утерял — предрагоценную вещицу спрятал и не помнит куда!

Кажется, он был прав. Я даже расстроился. И с горя закончил вторую главу, в которой рассказал о чем угодно, но только не о том, как силы зла перешли в наступление, как над Средиземьем сгустилась тьма и как был найден розовый Метанкин поясок. Умоляю: не расстраивайтесь. По крайней мере о последнем событии у вас есть шанс узнать из третьей главы.

Глава третья. Диагноз: медовая лихорадка

К ужину вернулся подавленный Травень. Шмыгая носом и прикрывая плоской пятерней половину лица, он появился у ворот и стал планомерно переминаться с ноги на ногу. Очевидно, ему это нравилось. А еще ему нравилось ковырять пальцем трещину в косяке. Я могу его понять: это такая оттяжка — стоишь себе и ковыряешь.

— А, король Неаполя! — сказал я, когда трещина была расковыряна в достаточной мере. — Заходи, не стесняйся. Мы тут как раз покончили с ужином и готовы пообщаться.

Травень не спешил. Он зашмыгал энергичнее и стал ожесточенно растирать ладонью глаз. И вдруг — ломовой ужас! — между пальцами мелькнуло обширное багровое пятно, простиравшееся почти до уха. Тихая обида расправила черные крылья в моей душе. Подчиненного обидели. Не исключено, что унизили. Во всяком случае, он был зверски избит и теперь боялся показаться начальству на глаза.

— Сколько их было, Травень? — трагично спросил я. — Шестеро? Я знаю — все в цепях, раскрашенные подонки, с обрезками труб и гирьками на веревочке. Ты уже почти нейтрализовал их, но — коварный удар кастетом по затылку отвлек твое внимание, и главарь нападавших подло ткнул тебя золотой паркеровской ручкой в живот. Ты упал, поверженный воин, на трупы врагов, и высокое небо Аустерлица неспешно поплыло перед твоими глазами…

Травень присел под малиновый куст и покосился на остатки обеда.

— Эво… под глазом-то, — сказал он, стеснительно отводя руку и демонстрируя синяк.

— Что я вижу! Печать отваги, гордое свидетельство воинской доблести. Нет, ты не был повержен, мужественный солдат, и небо Аустерлица никуда не плавало перед глазами. В пылу схватки, преследуя разбегавшегося противника, ты напоролся на сук!..

— Берубойка, беглый пес, кулаком водвинул! — внезапно объяснился Травень. — Неуспех пройти и с поприще [53]телегою — скочь ко мне сзаду, да тычком в око. Уже беспутен, како и не было уз! Я за меч, а он оземь, да в лес-то и утек!