Судить буду я - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович - Страница 8

«Хорошо, что кейс с деньгами был не у Арипова под рукой, уплыл бы миллион ни за что в госбюджет, и мудро получилось, что я отказался участвовать в совместной беседе, о чем просил хан Акмаль. Камалов догадался бы о моей роли, и пришлось бы на старости лет обживать тюремные нары, но аллах велик…» – часто думал Сабир-бобо: было ему за что ненавидеть Камалова.

События в Ферганской долине застали Сабира-бобо врасплох, и он очень жалел, что слепая ярость толпы обрушилась на турков-единоверцев, как человек верующий, он искренне скорбел об этом. Но свою лепту в погромы внес, его посланники Джалил, Исмат, Ибрагим, Джафар поработали основательно, это они, не жалея денег, направляли опьяненную кровью толпу на поджоги райкомов и райисполкомов, на штурм отделений милиции. Нанятые ими горлопаны повсюду внушали толпе, что за народным восстанием (так велено было определять погромы, поджоги, мародерство) стоит хан Акмаль, сбежавший из московской тюрьмы. В последние дни беспорядков, когда власти уже частично контролировали си­туацию, по чайханам Ферганской долины пронесся ловко пущенный слух, что тайную штаб-квартиру хана Акмаля в горах атаковали с воздуха отборные части десантников и Арипова вновь вывезли в Москву. Дважды запущенный слух обрастал деталями, подробно­стями и уже легендой гулял по глухим кишлакам и прошлое Героя Соцтруда хана Акмаля, мордовавшего собственный народ, отодви­галось на второй план, казалось незначительным. Сабир-бобо не знал, что за прокурором Камаловым в дни беспорядков шла непрерывная охота, но о том, что на трассе Коканд-Ленинабад машина Ферганца попала в засаду и все трое нападавших погибли, он узнал раньше, чем начальник уголовного розыска республики полковник Джураев в Ташкенте. Вот тогда он получил подтвержде­ние, что люди Сенатора в столице не дремлют и что человек, поднявший руку на хана Акмаля и его преемника Сухроба Акрамходжаева, приговорен к смерти. Весть о том, что в Ташкенте прокурор Камалов сразу после возвращения из Ферганской долины попал в серьезную автокатастрофу и находится в критическом состоянии, тоже стала моментально известна в Аксае, и Сабир-бобо понял, что пять миллионов, переданных Сухробу Акрамходжаеву, находятся в надежных руках и используются по назначению.

Беспокоило старика в белом и затянувшееся молчание хана Акмаля, от которого не было ни одной весточки, хотя Сабир-бобо и отдавал себе отчет в том, что не в привилегированном санатории находится хозяин Аксая, но все же… Непрост хан Акмаль, и непро­стые у него друзья в Москве, они наверняка понимают, что терпе­ние у закадычного дружка Рашидова может и лопнуть. Но хозяин Аксая вел себя по-мужски, Сабир-бобо в этом не сомневался, иначе бы давно выгребли деньги и драгоценности из тайников. Хан Акмаль не вернул и сотой доли того, что отдал государству покаявшийся секретарь обкома из Заркента Анвар Абидович Тилляходжаев. А ведь хан Акмаль не раз говорил тому: «Я – Крез, а ты – нищий…»

Это Анвар Абидович-то нищий! 167 килограммов золота, захоро­ненных в могиле отца родного, отдал, и шесть миллионов наличны­ми, горы золотых монет, не говоря уже о сотнях ковров ручной работы, мехах, антикварной мебели и посуде.

Часть тайников Сабир-бобо сразу ополовинил, а некоторые и вовсе ликвидировал, имитировав разграбление. Трудную работу он проделал на старости лет, ведь мало осталось в Аксае людей, на кого можно было положиться, а тут еще замена сто – и пятидеся­тирублевых купюр подоспела. Новость эта чуть в гроб не вогнала старика, ведь деньги в основном в таких купюрах и хранились. Он же считал, что пропали капиталы, и даже успел смириться с этим. Но удача пришла неожиданно: на второй день после выхода указа, когда повсюду царила паника, явился к нему незнакомый человек из Намангана, правда, пришел он с посредником, дальним род­ственником хана Акмаля. Незнакомец и предложил поменять без хлопот сотенные, только требовал за услуги тридцать процентов с суммы, пришлось согласиться. Но все равно вся наличность хана Акмаля оказалась не по зубам деловым людям из Намангана, осталось еще много. Но удача во второй раз заглянула в Аксай, и опять нежданно. Когда страсти по обмену, казалось, утихли навсегда и многие смирились со своими потерями, появились гости из столицы. Приехали они на трех машинах, теперь уже с родствен­никами самого Сабира-бобо. На Востоке с незнакомыми людьми дел иметь не станут. Они привезли с собой семь чемоданов денег, три – с новыми купюрами, а четыре – со старыми двадцатипяти­рублевками, предложили за пропавшие сто – и пятидесятирублевки половину их стоимости. Сабир-бобо не стал торговаться, он считал эти деньги уже потерянными.

Но деньги мало беспокоили Сабира-бобо. Кроме тайников, име­лись еще сотни сберкнижек на предъявителя на разные суммы, ценные бумаги, чемоданы и сундуки с облигациями трехпроцентно­го займа, на которые время от времени выпадали крупные выигрыши, создавая дополнительные хлопоты: богатству хана Акмаля счет велся скрупулезно, бухгалтерским характером отличался хо­зяин Аксая. Лет десять назад предусмотрительный хан Акмаль перевел немалые суммы в золотые монеты, всегда особо чтимые у мусульман, их везли в Аксай со всей страны, тогда оптовых покупателей было мало, деньги еще что-то стоили. Сабир-бобо, как и хан Акмаль прежде, довольно часто повторял: не в деньгах счастье, – уж они-то знали, что говорили.

Быстро меняющаяся ситуация в государстве то радовала, то пугала Сабира-бобо. Развал страны и ожидаемый суверенитет республики, казалось, сулили благо, хан Акмаль автоматически получил бы свободу, обвинение прокуратуры чужой страны для Узбекистана не имело бы силы, а уж дома Арипов отговорился бы, еще и капитал нажил за время, проведенное в подвалах КГБ. Пугало другое. Кто придет к власти в суверенном Узбекистане? Раньше все было ясно, правительство, его верхние эшелоны, счи­тай, формировались в Аксае, мало кто становился министром без одобрения хана Акмаля, но то были люди известные, родовитые, уважаемые, члены партии, с опытом руководства, о претендентах, не занимавших посты, и разговор не возникал. Но сегодня, когда и в спокойном Узбекистане забурлил народ, появились новые лидеры без роду, без племени, какие-то поэты и писатели, ученые и журналисты, инженеры и агрономы, и массы слушают их, верят, дружно вступают в новые партии и движения. Куда они поведут Узбекистан? Приоритет прав личности, гражданина перед интересами нации, государства – что это такое? Не далеко ли заведут край новоявленные демократы из Ташкента и их друзья в обла­стях? А как же религия? Ислам? Будет ли она влиять на государ­ство или они обречены существовать сами по себе?

Сабир-бобо, вспоминая многих влиятельных людей, прежде бы­вавших в Аксае, теперь понимал, что ни у кого из них за душой не было программы для Узбекистана, хотя гостили тут и академики, и профессора, и секретари обкомов. Так, пробавлялись критикой в адрес центра, диктата из Москвы, засилия монокультуры хлоп­чатника – об этом сейчас пишут даже молодежные газеты, причем гораздо обстоятельнее и толковее. И если время от времени появлялась оппозиция, то цель у нее была одна – не дать челове­ку из чужого клана сесть на высокий пост в Ташкенте. Шла постоянная борьба за место у кормушки. И хан Акмаль, по суще­ству, занимался тем же: шантажировал, интриговал, убивал только ради постов, насаждая повсюду своих людей, и у него не было программы для суверенного Узбекистана. Вот только Сухроб Ахме­дович Акрамходжаев, по кличке Сенатор, появившийся в Аксае незадолго до ареста хана Акмаля, видимо, имел какую-то програм­му, чем увлек хозяина Аксая и получил пять миллионов для ее реализации, да и то он не раскрыл ее полностью, говорил, по­дождите, дайте мне срок и деньги – будет вам и партия, и программа.

Но теперь Сенатор далеко, не до политики ему сейчас, а Сабир-бобо нужно точно знать, у кого какие цели, за кем сегодня мощные силы, ошибаться нельзя, он должен поставить на верную карту. Иногда ему хотелось забыть о политике, не вмешиваться в нее, отдать все деньги духовенству, пусть построят мечети и медресе и назовут какую-нибудь его именем. Но и в мусульманском движе­нии не было единодушия, каждая религиозная ветвь тянула одея­ло на себя, и сам муфтий мусульман Средней Азии и Казахстана сидел на троне непрочно. Уж тут-то Сабир-бобо ориентировался верно. Уйдут деньги непонятно куда, и следов потом не отыщешь. Ставку на одну религию делать рано, считал человек в белом, пока это удел стариков из провинции, а они в жизни государства играют не главную роль, все решает по-прежнему партийная но­менклатура, люди на должностях.