Пешие прогулки - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович - Страница 16

Там пишут, опять же цитирую: «…скромная жизнь прокурора области Азларханова лишь ширма, главная цель его – обогатиться за счёт уникальной коллекции». Обращают внимание, что ты ни разу в своей жизни не пользовался бесплатной обкомовской путёвкой в отпуске, а проводил эти дни в экспедициях с женой, чтобы, используя своё служебное положение, ускорять поиски необходимых для коллекции предметов. Пишут, что Лариса Павловна, при нашем содействии, специально издала альбом музея под открытым небом в вашем саду на Лахути, чтобы разрекламировать своё частное собрание и позже выгоднее его реализовать. Пишут, что и в зарубежных альбомах, особенно последних, она старалась подать керамику только из своего собрания, и что, мол, вывозила свою личную керамику за рубеж, чтобы прицениться, сколько же это будет стоить. И что главной её целью в будущем было показать своё частное собрание за границей полностью и при удобном случае остаться там, разбогатев на продаже известной коллекции.

В общем, чушь несусветная, там ещё много всяких небылиц, вроде той, что вы с женой собирались остаться в Швейцарии на последней выставке Ларисы Павловны, да что-то там вам помешало, или Швейцария вас не устраивала, тем более у Ларисы Павловны через год намечалась выставка в Америке, в Нью-Йоркском центре современного искусства.

Короче, восемь страниц убористого текста на машинке… Ты же знаешь, у нас жалобы и анонимки на судей и прокуроров одни – взятки, потому и раздумывали, как это обвинение классифицировать, как подступиться. Тут нам рекомендовали сверху создать комиссию, включили и экспертов по искусству, чтобы оценить ваше собрание, – в общем, ждите её на днях. Трудные вам предстоят дни, Амирхан Даутович, но я от души желаю вам выпутаться из этой нелепой истории…

И разговор неожиданно прервался. Амирхан Даутович не успел даже слова в ответ сказать, впрочем, о чем бы он говорил? О том, что никогда не только не предлагал никому коллекцию жены за семьдесят пять тысяч, но даже и не подозревал, что она может стоить таких денег? Или спросить, в здравом ли уме люди, берущие на контроль подобные анонимки, – до денег ли, пусть даже и семидесяти пяти тысяч, человеку, только что потерявшему любимую жену и чудом оправившемуся от двух подряд тяжелейших инфарктов, человеку, месяц не покидавшему реанимационной палаты?

В эту ночь Амирхан Даутович не сомкнул глаз. Нет, не оттого, что испугался коварных анонимок, или лихорадочно прикидывал ответы на вопросы, да во все инстанции, или мысленно готовился к встрече с комиссией, которая должна была вот-вот нагрянуть. После неожиданных разговоров в один день с секретарём обкома и прокурором республики, особенно после ночного звонка из Ташкента, Амирхан Даутович понял, что он уже не контролирует положения, – утлое судёнышко его жизни сорвало с причала и понесло в открытый штормящий океан. В бессонную ночь он меньше всего оценивал серьёзную опасность, нависшую над его репутацией честного человека. Как прокурор, охраняющий права граждан, он думал о том, что закон несовершенен: одной умело написанной анонимки достаточно, чтобы закопошились вокруг тебя комиссии, проверяющие, уполномоченные, и откуда только сразу и люди, и средства на подобные мероприятия находятся. И даже кристально честный человек обязан в таких случаях едва ли не выворачивать карманы перед комиссией, оставаться в нижнем бельё, показывать свою спальню, кухню, кладовки, дабы уверились, что он живёт по средствам.

И даже если комиссия подтвердит твою кристальную честность, не велика ли плата за доставленное анонимщику удовольствие? Как же дальше смотреть в глаза друг другу – и тому, кто проверял, и тому, кто велел проверять, и тому, кого проверяли? Делать вид, что ничего не произошло? Если находятся люди, так легко раздевающиеся перед другими, кто гарантирует, что они в ином случае не будут раздевать догола следующих, причём ссылаясь на собственный пример и подавая его уже как образец поведения.

Не давала ему покоя и такая мысль: два человека, наделённых высокими полномочиями, – и первый секретарь обкома, и прокурор республики – проявили сегодня человеческое участие в его судьбе. Так что выскажи он при случае им какую-то обиду на несправедливость, они едва ли теперь поймут его, потому что, даже выказывая ему сочувствие, они как бы совершали героический поступок, ибо преступали некую запрещающую линию, прочерченную анонимкой. Значит, на открытую помощь этих людей, хорошо знавших и даже ценивших его, Азларханов рассчитывать не мог, и тому подтверждение – полутайный ночной звонок; но, как говорится, и на том спасибо.

А дальше события развивались куда стремительнее, чем предполагал Амирхан Даутович. Комиссия, возглавляемая полковником Иргашевым и прокурором Исмаиловым, управилась с делами в Сардобском районе за один день и к вечеру представила в обком материалы об изъятии областным прокурором Азлархановым сосудов Якуб-ходжи из Балан-мечети. Любопытные документы… Выходило, что прокурор трижды посещал Балан-мечеть, и даже были точно указаны даты, которые совпадали с теми днями, когда Амирхан Даутович действительно проверял Сардобский район. И все три раза он, Азларханов, якобы требовал от имама мечети подарить ему сосуды Якуб-ходжи, побывавшие в Мекке, на что имам всегда отвечал отказом. Была якобы однажды в мечети, в отсутствие имама, и Лариса Павловна, жена прокурора. Она, мол, тоже долго восхищалась керамикой Талимардана-кулала, гончара эмира бухарского, и очень хотела приобрести кувшины для своей коллекции. Она даже оставила собственноручно написанную записку имаму. На страничке из блокнота было написано её стремительным почерком: «Очень понравились ваши кувшины, думаю, они украсили бы любую выставочную коллекцию. Готова приобрести их по разумной цене. Жаль, не застала вас, заеду ещё раз на этой неделе.

С уважением, Л.П. Турганова».

Такие записки Лариса не раз оставляла в домах, если не оказывалось в этот час хозяина или хозяйки интересовавшей её керамики.

А изъял сосуды прокурор якобы собственноручно при следующих обстоятельствах. Понимая, что имам мечети добровольно никогда не отдаст святые реликвии мусульман в частную коллекцию, Азларханов вроде наказал работнику районной прокуратуры Шамирзаеву следить за работой Балан-мечети и при первой же мало-мальски противоправной деятельности тут же поставить его, Азларханова, в известность. И такой повод скоро представился. При ремонте мечети завезли два кубометра пиломатериалов и машину кирпича, первоначально предназначенных для строительства школы в соседнем кишлаке. И Шамирзаев согласно распоряжению областного прокурора завёл уголовное дело на имама мечети, купившего ворованный материал.

Вывод был таков: путём угроз, шантажа старого больного человека, имама мечети, областному прокурору удалось заполучить желанные сосуды для своей коллекции. За ними он якобы приезжал лично в сопровождении работника районной прокуратуры Шамирзаева. И дата «изъятия» тоже документально подтверждалась: Амирхан Даутович действительно в этот день проезжал Сардобу и был в прокуратуре, где провёл короткое совещание.

Ознакомившись с заключением комиссии в административном отделе обкома, прокурор лишь спросил заведующего:

– Нельзя ли вызвать в обком Шамирзаева из Сардобы?

На что завотделом грустно закатил глаза и развёл руками:

– Умер, умер, к вашему и нашему сожалению, Шамирзаев, ещё в позапрошлом году. А имам – год назад.

Не заставила себя ждать и высокая комиссия из Ташкента, о которой предупредил Амирхана Даутовича ночным звонком прокурор республики. Прибыли они впятером: два незнакомых искусствоведа-эксперта, работник из прокуратуры республики – из новеньких, важный чиновник, представляющий народный контроль на республиканском уровне, и представитель из парткомиссии при ЦК партии Узбекистана.

Комиссии, да ещё столь солидного состава, не ожидали ни в обкоме, ни в прокуратуре, не ожидал такого внимания к себе и Амирхан Даутович.

В обкоме, понятное дело, были рады, что заключение своей, областной комиссии по жалобе насчёт сосудов из мечети в Сардобе у них уже имелось. И приезжие, ещё не увидев частного собрания Тургановой, были тут же ознакомлены с выводами комиссии полковника Иргашева. Об их прибытии в обком прокурору сообщили на работу и просили через полчаса быть дома, чтобы показать проверяющим коллекцию керамики, собранную его женой.