Масть пиковая - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович - Страница 1

Рауль Мир-Хайдаров

Масть пиковая

Часть I

Масть пиковая, масть черная

Убийство в Прокуратуре республики; Дон-Жуан из ОБХСС; вер­толет для частного лица; ночной налет на Прокуратуру ре­спублики; смерть Рашидова; валет пиковый; ночной тариф на водку; украденная докторская диссертация; сыщик и вор в од­ном лице; человек из Ростова по прозвищу Кощей; прокурор – ночной грабитель; загородный дом в подарок любовнице; жемчужное колье для Наргиз; Абрау-Дюрсо для наемного убий­цы; Сенатор; золотой «Роллекс»

Вязкие осенние сумерки, неожиданно опустившиеся на оживленную привокзальную площадь, уничтожили сразу кра­ски всего живого вокруг. Казалось, еще минуту назад полыхала огнем листва старых канадских кленов у трамвайной линии, а чуть поодаль, в палисаднике, могучие платаны и необхватные дубы роняли желтые увядшие листья на разноцветный рых­лый ковер, устилавший узкий пыльный скверик, – и в мгно­вение ока, как по волшебству, все лишилось цвета, потеряло четкость контуров, словно дымком окутало окрестности. Про­пали вдруг ослепительные краски хан-атласных платьев, враз поблекли разноцветные спортивные сумки и туркменские хурджины, радовавшие глаз, потеряла прелесть пестрая одежда ребятни, принаряженной в дорогу, и само бирюзовое здание вокзала с нежно-зеленой крышей сделалось серым, неуютным.

Сумерки поглотили не только цвета, они, кажется, приглу­шили даже звуки. Какой веселый трамвайный перестук стоял над площадью, какие звонкие детские голоса, смех раздава­лись то тут, то там, и вдруг эта внезапная ватная тишина с не­внятными шорохами отъезжающих с площади автобусов, троллейбусов, и почему-то вдруг все, словно сговорившись, перешли чуть ли не на шепот. Что это? Магия наступающей ночи? Колдовство сиреневых азиатских сумерек? Еще одна за­гадка Востока? И в этот самый миг, когда, казалось, никому и ни до кого нет дела, интереса, ибо в сутках наступал то ли час безвременья, то ли час перерыва, чтобы вечерняя жизнь набра­ла энергию для вступления в самую яркую, красочную часть дня, на площади появилась машина, не то желтая, не то кремовая, не то серая, не то белая, – трудно было в дымных сумер­ках определить цвет. Развернувшись у темных клумб с чахлы­ми розами, машина въехала на густо заставленную платную стоянку. Можно было поклясться, что никто не обратил вни­мания на обычный маневр, хотя человек, сидевший за рулем, очень был озабочен именно этим фактом.

Владелец нового «жигуленка» не сразу покинул салон, он задержался на некоторое время, словно раздумывая, стоит ли парковать машину? Глаза его цепко осматривали торопящий­ся следом за ним на стоянку транспорт. Ничего подозритель­ного ему не почудилось, и он распахнул дверцу. Машинально, проверяя надежность замков, обошел «Жигули», и тут в глаза ему бросился ярко-красный отсвет над входом в здание вокза­ла. Неоновые буквы вспыхнули разом – ТАШКЕНТ, – и от этого жизнь как-то сразу ожила кругом, что-то прорвало ват­ную тишину, и он услышал за спиной веселый трамвайный звонок. «Ей, поберегись!» – предупреждал замешкавшихся прохожих кондуктор. Но вдруг первые три буквы неожиданно погасли, и на фронтоне здания на заокеанский манер обозна­чилось: «КЕНТ». Владелец припарковавшейся машины не­вольно улыбнулся, почему-то повторил вслух: «Кент…» – и ре­шительно двинулся к станции. То тут, то там, на всей огром­ной территории привокзалья, вспыхивали фонари, озарялись светом стекла зала ожидания, а из распахнутых настежь окон ресторана на втором этаже грянула музыка – вечер на столич­ном вокзале вступал в свои права. Человек, оставивший маши­ну на платной стоянке, а звали его Сухроб Ахмедович, был вы­сок ростом, чуть грузноват, хотя еще чувствовалось что-то спортивное в осанке и в легкости походки. Не сразу и не каж­дый мог определить его возраст, слишком моложаво он выгля­дел, наверное, этому способствовала и его манера поведения, свободная, раскованная, однако лишенная вульгарности, да и стиль одежды, пожалуй, не выдавал его положения в обществе. Сухроб Ахмедович не имел в руках ничего, и если бы и на­блюдали за ним, наверное, подумали бы, что он приехал кого-нибудь встречать. У первой платформы стоял проходящий по­езд Москва – Душанбе, и перрон оказался многолюдным, шумным, но у него вряд ли могли оказаться тут ненужные знакомые. Круг людей, среди которых он вращался, если даже изредка пользовался поездами, предпочитал все-таки свой фирменный «Узбекистан».

Сухроб Ахмедович, выйдя на первую платформу, на вся­кий случай пристально оглядел нумерацию вагонов и напра­вился к голове поезда. Внешне он не бросался в глаза. Неяркий твидовый пиджак, темно-серые строгие брюки, на ногах удоб­ная бесшумная «Саламандра»; ворот однотонной вишневого цвета рубашки распахнут, но это не портило вида, скорее нао­борот, подчеркивало элегантный, спортивный стиль моложа­вого мужчины.

В его планах все было рассчитано по минутам, но он все-таки машинально глянул на часы – тяжелые, массивные, блеснувшие золотом, швейцарский «Роллекс», – успевал. Он шел, смешавшись в толпе встречающих и отъезжающих, то и дело поглядывая на номера вагонов и вроде отыскивая кого-то взглядом. Делал он это вполне профессионально, натурально, и театральный и киношный режиссер остались бы довольны, доведись им снимать сцену на вокзале.

У подземного перехода он на секунду остановился и, чер­тыхнувшись, перевязал шнурок на левом ботинке, убедился лишний раз, что хвоста за ним вроде нет. Он догадывался что догляд за ним мог быть куда изощреннее, чем его несложные хитрости.

В туннеле он услышал, что до отхода поезда Ташкент – Наманган осталось пять минут. Пока все шло по четко выве­ренному плану.

Из перехода он двинулся к своему вагону. Вышколенный проводник мягкого спального дожидался запоздавших пасса­жиров, хотя другие уже поспешили подняться к себе и убирали подножки. Сухроб Ахмедович протянул скучающему железно­дорожнику два билета. Тот невольно спросил, а где же попут­чик. На что получил такой ответ:

– Видите ли, я храплю во сне и не хотел бы, чтобы мой недуг доставлял неприятности соседу. Оттого всегда покупаю билет на все купе.

Хозяин вагона находился в добром настроении, к поездке прибыл после обильного застолья с друзьями в чайхане, поэ­тому переспросил шутя:

– Даже в том случае, когда в составе только четырехмест­ные купе?

Но вопрос не сбил с толку человека в твидовом пиджаке, он сказал:

– Нет, до сих пор мне не приходилось покупать для себя четыре билета сразу, впрочем, я редко пользуюсь поездами, – и, считая, что разговор окончен, он легко поднялся в вагон, ус­пев при этом глянуть вдоль состава в одну и другую сторону.

Следом поднялся и проводник, отчего-то сожалея о своем вопросе. Многолетний опыт работы подсказывал ему, что та­ким людям вопросов задавать не следует. Пассажир, хоть и без галстука и без обычного холуйского сопровождения, принад­лежал к тем, кто редко гнется перед кем-то в поклоне, на Вос­токе такие за версту заметны, а он на своем веку повидал их немало. За пять минут до отхода, зная, что из двенадцати купе занято лишь семь, проводник радовался, что поездка будет не­обременительной и, может, даже денежной, но человек с двумя билетами почему-то невольно вселил в него тревогу.

Запоздалый пассажир быстро зашел в свое купе, ему не хотелось встретить тут знакомых, это осложнило бы его пла­ны, хотя и на этот случай у него имелись варианты.

– Пронесло! – произнес он, с улыбкой оглядывая свое временное пристанище. Нехитрый дорожный уют двухмест­ного купе радовал глаз, вагон был новый, содержался опрятно. Белье, ковры, посуда на столе – все отличалось чистотой, све­жестью и настраивало на приятное путешествие. Сухроб Ахме­дович, которого узкий круг людей знал еще и под кличкой Се­натор, глянул в большое зеркало на двери, слегка поправил во­лосы – и остался доволен собой, внешних следов волнения, спешки он не обнаружил.