Близость с пришельцами. Тайны контактов 6-го рода - Белимов Геннадий Степанович - Страница 17

Признаюсь откровенно, тогда, в свои четырнадцать лет, я не задумывалась, насколько точны мои представления о его жизни в том неведомом мире. Я с легкостью подлаживала все непривычное под знакомые земные образы. Его мир — это мир богов. Значит, и он — Бог. Значит, он Христос (других божественных имен я тогда не знала). Позднее, спустя годы, я поняла, что тот его запредельный мир отражается в земных религиях, как в воде отражается дерево. Может быть, это и не один мир, а многие миры или система миров, к которым подошло бы наше понятие «высшие сферы». Отражение дерева на водной глади искажается рябью, волнением, и по нему нельзя судить о точном виде самого дерева. Но тогда, восемнадцать лет назад, я принимала все со мной происходящее за божественное откровение.

Визиты в мое сознание продолжались и становились все более частыми. Бывали моменты, когда мой гость проводил со мной целый час, и эмоции текли рекой — от него ко мне, от меня к нему, а то двумя встречными потоками сразу.

Не было слов, да они и не нужны были. Мне с ним было спокойно, легко, уютно, как маленькому ребенку на материнских коленях. Он был очень нежен, бесконечно нежен и так же бесконечно тих, словно в ожидании первого поцелуя… Но как затишье бывает перед бурей, так и после первого невинного поцелуя наступает время более бурных страстей. Любовь в моем сердце вспыхнула, как пожар. Конечно, это банальное выражение, но точнее выразиться не могу. А вместе с любовью пришли тоска и растерянность — ведь любимого не было рядом, я не могла к нему прикоснуться. Мне не хватало его рук, его любящих глаз, его нежных слов. Точнее, все это было, но было где-то там, далеко, в призрачном и непонятном мире, который был виден лишь сознанием, внутренним взором. Моя физическая природа протестовала против подобного положения, не видя никакого выхода, я впадала в тоску.

А от него шли эмоции, по которым я «прочитала» примерно следующее: мой гость не имеет физической, телесной оболочки, подобной моей. Он — нечто такое, что моему воображению не поддается, и нет таких слов в моем лексиконе, чтобы описать это нечто. Тем не менее это нечто несет в себе мужское начало и может иметь соответствующий ему внешний облик, тот, который я мысленно вижу. Разумеется, с некоторыми поправками на мое восприятие. Еще я узнала, что ему ничего не стоит принять любой облик, как он пошутил: «Могу свое тело снять с гвоздика, надеть или повесить обратно…»

В его беспокойном ожидании я прочла: что ты на это скажешь? И только когда он понял, что я приняла его таким, какой он есть, люблю его таким и согласна на все, лишь бы быть вместе, — от него повеяло успокоением, облегчением. И я отчетливо услышала: «Я люблю тебя, мы обязательно будем вместе. Жди меня». И хотя я не представляла, как это вообще возможно, я поверила, что так и будет.

Рассказывать о наших отношениях кому-нибудь он запрещал, объясняя это тем, что меня в лучшем случае не поймут, в худшем — покажут психиатру.

«У нас с тобой единственный выход — ждать».

«Чего ждать?»

«Придет время, и ты поймешь…»

Но мне было необходимо с кем-нибудь поделиться своей тайной. Тогда он пообещал найти такого человека, который бы разделил мои переживания.

Тем временем прошли весна и лето, наступил сентябрь 1974 года. Мне исполнилось пятнадцать. В девятый класс я пошла уже в другую школу, и там познакомилась с девочкой, которая на два года стала для меня самой близкой подругой. Ее звали Наташей, мы понимали друг друга во всем. Ей я решила доверить свою тайну. Это случилось после выпускного вечера. Вместо того чтобы со всем классом идти встречать рассвет, мы уединились у меня дома, в моей комнате, и я начала свой рассказ. Наташа слушала меня без удивления, когда же я стала описывать внешность своего странного знакомого, она вдруг воскликнула:

— Да я же знаю его! Я его видела!

Я была потрясена. А Наташа рассказала мне все о себе.

Года три назад, когда мы еще не были знакомы, Наташа решила как-то загадать: есть ли Бог на свете. В общем-то ради шутки. Однажды Наташина мама принесла домой яблок. «Если и завтра мама принесет яблоки, — решила дочь, — то, значит, Бог есть». Назавтра мать снова принесла яблоки. «Совпадение, — подумала Наташа, — вот если и завтра будут яблоки…» И в третий день яблоки мать принесла. В общем-то все это было довольно глупо, и Наташа постаралась забыть об этом.

А через несколько дней, причесываясь перед зеркалом, она вдруг увидела боковым зрением мужское лицо, очень бледное и худое, с пронзительным взглядом. Светлые волосы до плеч, светло-серые глаза пристально глядели на Наташу. Но стоило ей обернуться, и незнакомец исчез. Больше он не появлялся, однако с тех пор к Наташе стали приходить интересные мысли: о внеземных мирах, о других измерениях и пространствах, о разумных существах, наконец, о Боге. И размышления эти невольно связывались с тем необыкновенным лицом, виденном в зеркале…

Но сегодня, когда я стала описывать его внешность, ей сразу стало ясно, о ком идет речь. Наташа бросилась ко мне:

— Я не знаю, откуда это мне известно, но… поверь, что он любит тебя. И хочет, чтобы ты не считала его богом. Его мир связан с тем, что мы на земле называем религией, только не знаю, в чем заключается эта связь.

— Тебе это сейчас пришло в голову? Или ты… Наташа, скажи…

— Не знаю, ничего не знаю. И не спрашивай больше ни о чем.

…С того дня наша дружба с Наташей превратилась в тайное содружество. Он был для Наташи другом, правда, она его не видела, а только чувствовала его присутствие. А для меня начались бессонные ночи, долгие потоки эмоций, в которых было все — любовь и нежность, щемящая тоска и тихая грусть, скрытое игривое желание и открытая пламенная страсть. В нем была какая-то удивительная свобода, полное отсутствие стеснительности, предельная откровенность и чистота.

Он любил как-то бездонно, целиком поглощая все мои мысли и чувства, наполняя меня взамен своим мироощущением, силой и энергией. Я испытывала тогда повышенный жизненный тонус, приподнятое настроение. Ощущение его постоянного присутствия придавало мне невероятную жизнерадостность и безмятежность. Он был всегда ласков и внимателен, снисходителен к капризам — к тому времени я позволяла себе и капризы! Наконец, от него последовало предложение выйти за него замуж. Конечно, не по земному образцу, а наподобие как бы слияния двух сердец и судеб в одно целое — союз двух любящих душ.

Разумеется, я согласилась. И он стал моим первым мужчиной и любовником. Моей первой, моей вечной любовью…

Так продолжалось около трех лет. Подруги мои выходили замуж, рожали детей, в общем, жили обычной нашей жизнью. Но именно эта приземленная, обыденная реальность со временем стала представляться для меня недосягаемым счастьем. Природа брала свое, и мне хотелось иметь все то, что было у моих знакомых, — муж, дети… Конечно, он все видел и все понимал. Однако всякий раз, когда со мной знакомились парни, меня и моих кавалеров, казалось бы, ни с того ни с сего начинала преследовать полоса неудач. Наконец, ухажеры исчезали бесследно. А я опять оставалась с моим небесным возлюбленным. Никаких упреков, выговоров в его эмоциях не было, одна лишь печаль и сожаление по поводу того, что мне чего-то недостает, что я все-таки не смогла до конца его принять таким, какой он есть, и полностью принадлежать ему. Я же, со своей стороны, измотанная двойственностью своего положения, начинала бунтовать, чуть ли не скандалить, доказывая необходимость удовлетворения своих жизненных потребностей.

Дошло до того, что я поставила перед ним ультиматум: либо он уходит, оставляет меня в покое, либо является ко мне в материализованном виде, становится таким, как я, потому что иных способов контактов я более не желаю. От него пошла боль, беспрерывная боль. В его молчании подразумевалась невозможность исполнить мое последнее требование. Значит, оставалось первое.

И он ушел. Послал напоследок: «Пусть будет так, как ты хочешь. Придет время, и ты вернешься. Когда наступят для нас всех особенные времена, когда ты многое испытаешь и постигнешь, ты вернешься. Удовлетворив все требования своей физической природы, ты опять вернешься ко мне…»