Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

У меня девять жизней - Мирер Александр Исаакович - Страница 1


1
Изменить размер шрифта:

Александр Мирер

У меня девять жизней

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Колька Карпов проснулся, как всегда, мгновенно. Он перемахнул через границу сна и яви, словно прыгнул через планку. Вспомнил вчерашнее и открыл глаза. В зрачки радостно ударило зеленое сияние.

Так оно и есть. Вчерашнее не приснилось.

Он лежал голый, в коричневых плавках мягкой кожи. Под ним была восхитительно упругая лежанка из живых мелких листьев.

Николай хмыкнул. Осторожно опустил босые ступни в траву, и она спружинила под пятками. Трава лежала на полу, как зеленый ковер, очень плотный. Колька осторожно вышел на середину хижины, наклонился — никаких следов от ног. Вот это ковер…

Он стоял как бы внутри большой пещеры, метра в три высотой и метров шесть в поперечнике, не совсем круглой, а чуть овальной, с куполообразным сводом. Все это — свод, стены, пол и длинная лежанка, огибающая стены, — было живое и зеленое. Колька попробовал запустить руку в стену, между листьями. Не вышло. Листва оказалась спрессованной, скрученной, как табак в сигаре.

Черт знает что… После вчерашнего он мог бы и не удивляться этому дому, вырубленному в зелени, как пещера в скале. Не такое видели… Но Колька вдруг заподозрил, что дом не вырублен, а выращен. Как настурция на клумбе.

Он вздохнул, оглянулся на спящего Володю и по пружинящей траве пошел к выходу. Раздвинул занавес из тонких зеленых нитей, заменяющий дверь. Выглянул наружу.

Наверное; он еще не проснулся как следует и был наполовину отрешен от реальности. Он смутно помнил, что Рафаил ранен и где-то оставлена без присмотра баросфера. Что положение экспедиции в высшей степени странное, непонятное и даже опасное. Но сейчас его интересовало только одно: построен «зеленый дом» или выращен? И Николай, перебирая пальцами по листьям, обследовал стену в проходе толстая стена, около метра. По внешней ее стороне были живые листья другого сорта. Глянцевито-кожистые, крупные, заходящие один за другой, как черепичная кладка. Между ними рука прошла довольно легко и нащупала свободное пространство… Ага, ветви… так… — он задвинул руку по плечо — и опять внутренние листья, спрессованные…

По руке пробежал кто-то маленький, с когтистыми лапками — Колька выдернул руку и и услышал тихое грозное рычание за спиной. Похолодев, он оглянулся. Рядом стоял большой, тощий леопард и смотрел на него, сморщив нос. Колька попятился, рукой нащупал вход — леопард перестал рычать. Одним прыжком Колька подлетел к лежанке; схватил пистолет, навел его на дверь. Зеленые нити еще качались, и сквозь их зыбкую завесу было видно, как леопард неторопливо, на прямых ногах, удаляется от входа и как играет солнце на его оранжевой шерсти. Выждав некоторое время, Николай подошел к двери и выглянул в щелку — пистолет для твердости держал обеими руками… Вот он, зверюга… Разлегся под пальмой, вытянул шею и смотрит.

Колька тоже вытянул шею и шагнул за порог — зверь тут же поднялся. Коля вернулся — зверь опять лег. Он был метрах в двадцати.

— Сторожишь, — пробормотал Колька. — А если мне по нужде, тогда как?

Он машинально похлопал себя по голому бедру, отыскивая карман с сигаретами. Усмехнулся — брюки и прочая одежда остались у «коричневых», а курить он бросил два месяца назад, когда начались тренировки. Он вдруг развеселился. Эти «коричневые» все делают по-своему, понимаете? Дома строят из живых кустов, вместо пробирок и колб для анализов употребляют каких-то тварей — тут его передернуло. Щетинистые клубки, розовые, как слепые безногие поросята, — гадость… Ну, это их, дело. Только бы лечили как следует. И, наконец, взамен сторожей или тюремных решеток у них леопарды. Неплохо, ничего не скажешь. Придется ждать, пока «коричневые» сами не вспомнят о пришельцах, а Володька — пускай отсыпается.

Он поднес к глазам часы — девять… Что — девять? Эти золоченые стрелки на белом кружочке не имели смысла.

Колька проснулся окончательно, подумав, что вчерашнее утро отделено от них необъятными массивами пространства-времени. Отныне для них не существует «вчера». Есть только завтра, послезавтра и так далее…

— Тик-так, тик-и-так, не стучите громко так, — прошептал он и устроился в ногах у Володи, чтобы держать вход под наблюдением.

Рано или поздно за ними придут, а в крайнем случае он бабахнет в воздух, чтобы напомнить о себе, а пока он сидел, упираясь лопатками в упругую стену, посматривал на сторожа-леопарда и думал.

Сначала он думал, что это неправильно — сидеть и ждать. Долг обязывал его, не теряя ни секунды, отыскать вчерашний дом или другое место, где «коричневые» лечат Рафаила, и проследить, чтобы все было как надо. Потом он подумал: «А почему я не должен доверять „коричневым“? Потому что они темнокожие и ходят без рубашек? Мало я видел сволочей в модных рубашках? Название-то какое придумал: „коричневые“, словно они фашисты… Правда, зверюгу они к нам приставили. Ну, посмотрим. И в этом может найтись какой-то смысл. Нарвались же мы вчера на гориллу…»

Не подоспей вовремя охотники, эта самая горилла оставила бы от экспедиции Института Совмещенных Пространств три кровавые лепешки, м-да… Если бы не охотники… Она весила полтонны, как минимум. А что, красивые ребята — охотники. И лица у них умные и добрые…

Так он думал, а Володя спал, комфортно раскинувшись на лежанке. Володя был некрасив — толстый, слишком белый, курносый. Зато лицо у него было очень доброе и во сне. Доброе и озабоченное.

…Таким оно было в «момент ноль», когда Колька прикрыл иллюминатор заслонкой, — отсвечивающий стеклянный конус смотрел на его любимый плакат с улыбающимся синим чертиком и английской надписью, неразличимой на таком расстоянии, и от волнения невозможно было вспомнить эту надпись, и Володя понял, что он волнуется и похлопал его по коленке. Они трое сидели, пристегнутые к креслам, и в динамике внешней связи хрипело дыхание шефа, который набирал воздух, чтобы произнести «ноль!», а за броней баросферы оставались решетки энергоприемников, и бледные лица инженеров стартовой команды, и бетонные стены, и асфальтовые дороги, и вся Земля, застроенная бетонными коробками, — перепаханная, дымная, бензиновая. Оставался шеф в своей прокуренной вельветовой куртке, и его прокуренный голос рявкнул: «Н-ноль!», и прежде чем потерять сознание, из-под каски, беспощадно давившей на темя, Колька увидел лицо Володи, и ему было легко терять сознание…

…Солнце заметно поднялось, круглые пятна легли на зеленый навес и обозначили стрельчатую арку входа. Колька подергал друга за руку — вставай, вставай… Володя открыл глаза и спросил:

— Где Рафа?

2

Рафаил Новик, Владимир Бурмистров и Николай Карпов стали друзьями, мягко говоря, неожиданно. Первую встречу Колька не любил вспоминать, хотя с тех пор прошло четырнадцать лет. Нехорошая была встреча. Скорее вопреки, чем благодаря ей, они подружились и вместе пошли на физтех и вместе начали работать у профессора Большакова, известного под международной кличкой Рыжий Тигр.

…Предание говорит, что теория Совмещенных Пространств была заложена поздней ночью, в операционном зале большого ускорителя под Серпуховом. Шестнадцатью часами раньше профессор Большаков — тогда его еще не звали Рыжим Тигром — в очередном приступе ярости выгнал лаборантов и сам спаял и собрал диковинную приставку к ускорителю. Затем положил на столик остаток припоя и умиротворенным голосом попросил «включить машинку». Позже он клялся и божился, что совершенно ничего не предвидел и саму приставку спаял, чтобы посрамить косоруких лаборантов. Так или не так, однако два грамма оловянно-свинцового сплава со следами канифоли исчезли со столика. И в ту же ночь, в операционном зале, поглощая в невиданных количествах черный кофе, Большаков дал основные формулы теории СП.

Теоретики взвыли — надо было спасать святая святых физики, принцип сохранения энергии и массы. Вещество не могло исчезнуть никуда. Следовательно, огрызок припоя переместился куда-то, Большаков объяснял, куда — в пространство, втиснутое между ячейками нашего — пространства-времени. Ему отвечали: все может быть, и ваше «совмещенное пространство» тоже имеет право на существование. Но теория ваша базируется на искусственных приемах, на математической эквилибристике… Рыжий Тигр — он уже был Тигром и академиком, и почетным, доктором десяти университетов