Солнечная Северяния - Фролова Майя - Страница 8

И тут все увидели в небольшой луже среди камней маленького нерпёнка. Он лежал неподвижно и жалобно смотрел на людей. Усы его топорщились, он то грозно шипел, то повизгивал, а из круглых зелёных глаз катились слёзы. Нерпёнок плакал.

Очевидно, он уснул, пригревшись на отмели, и не смог на слабых ещё ластах переползти к морю, убежавшему слишком далеко.

Нерпа-мать поминутно выглядывала из воды, несмотря на то что на берегу были люди.

Рыбаки тоже увидели нерпу и поняли, в чём дело. Они бежали, скользя по камням, и что-то кричали.

Дядя Сеня взял нерпёнка на руки и понёс к воде.

— Скорее, скорее! — торопили его Андрюша и Лялька. Они боялись, что рыбаки отберут нерпёнка.

Дядя Сеня стал на камень, наклонился над водой и разжал руки. Нерпёнок плюхнулся в воду — только круги пошли. Нерпа-мать нырнула, и больше они не показывались.

— Эх, вы! — рассердились рыбаки. — Мяско-то у нерпёнка — язык проглотишь. Нежнее телятины. Сами не хотели, так мы бы поели!

Мама тоже рассердилась:

— Что вы раскричались? Вам бы мяска только повкуснее!..

— Захотели — и выпустили, — храбро выступила вперёд Лялька. — Мы здесь хозяева!

— Какие такие хозяева? — не поняли рыбаки.

— Хозяева Чёрного Ключа!

Любопытный Кактыкто

— Вставайте, вставайте! — Мама сдёрнула с Ляльки и Андрюши одеяла, постучала в дверь к тёте Рае и дяде Сене. — Лето пришло!

Она распахнула окно, отодвинула цветы в сторону.

Прямо перед окном нежной зеленью светились лиственницы. Ещё вчера веточки были только слегка присыпаны светлыми крапинками лопнувших почек, а сейчас лиственницы грели на солнце пушистые молодые хвоинки и чуть-чуть робели от такого красивого наряда.

На тротуарах было много людей: магаданцы встречали лето.

Мама взглянула на часы:

— Собирайтесь, мы тоже ещё успеем погулять…

На улице было солнечно, зелено, свежо. Дворники в это утро особенно постарались. Они полили траву в скверах, полили тротуары и даже побрызгали лиственницы. Трава в скверах подымалась густыми сочными клочками. Её вместе с лиственницами привезли из тайги. На траве расселились кустики шиповника, голубые колокольчики.

Лялька и Андрюша бегали по тротуару наперегонки, мама, дядя Сеня и тётя Рая шли медленно, вдыхая чистый утренний воздух.

По проспекту Ленина поднялись к телевизионной вышке. Оттуда улицы разбегались во все стороны, а проспект тянулся до самого горизонта и переходил в трассу, по которой день и ночь шли машины на прииски, к горнякам.

— Смотри, Рая, какой город мы с тобой построили, — сказал дядя Сеня. — А помнишь, как мы в первый раз пробирались к Магаданке за водой и заблудились в тайге? Просеку как раз вот здесь прорубили, где проспект сейчас. Здесь и первые бараки построили…

— Что бараки!.. — отозвалась с волнением тётя Рая. — Ты вспомни, как мы в ситцевых палатках жили. Топишь, топишь, да разве улицу обогреешь? Ветер свистит, а нам весело. — Тётя Рая приложила руку козырьком к глазам и посмотрела кругом. — Я уж и забыла, где наш ситцевый городок стоял… Вон там, кажется. А когда в бараки перешли, у нас Митенька родился… — Она замолчала.

Дядя Сеня обнял тётю Раю за плечи.

— Не надо, Рая, — сказал он ласково.

— Мы всегда будем с вами! — Лялька протиснулась между тётей Раей и дядей Сеней. — Так и будем вместе жить, правда же, мама?

— Правда, конечно, правда!..

После работы решили пойти на Каменушку, за сопку, куда не доставал ни туман, ни ветер.

На мягкой, покрытой сухим мхом поляне расстелили одеяло. После рабочего дня хотелось просто посидеть, послушать, как шумит речка, пробираясь среди камней.

Лялька прыгала по камням, что-то искала, рвала цветы. Вдруг она приложила палец к губам — не шумите — и на цыпочках пошла к большому камню, приговаривая тоненьким голоском:

— Маленький, маленький, не бойся, я тебя не трону, только погляжу.

На камне вытянулся столбиком маленький бурундук. Его оранжевая шёрстка золотилась на солнце, пушистый хвостик напряжённо дрожал. Чёрными навыкате глазами зверёк изумлённо смотрел на девочку. И только когда Лялька подошла совсем близко и протянула руку, он перепрыгнул на другой камень, потом на следующий. Мелькнули пушистый хвостик, рыжая шёрстка, чёрные полоски на спине.

Прыгая с камня на камень, бурундук стремительно помчался вверх и скрылся в стланике.

Лялька и Андрюша пытались найти норку шустрого зверька, но бесполезно: он не оставил никакого следа, не шелохнулась ни одна веточка.

Приближался вечер. Солнце катилось по самому гребню далёкой сопки. Распустившиеся листочки ольхи жадно собирали в свои зелёные ладошки последние крупицы дневного тепла. Жёлто-оранжевые головки рододендронов повернулись в сторону уходящего солнца. Зазвенели первые комариные песни. Становилось прохладно, пора было собираться домой. И в это время среди серых валунов снова показался полосатый рыжий столбик с блестящими глазами.

— Ах ты любопытный! — сказала мама. В ту же секунду бурундук скрылся. — Хотите, я вам расскажу сказку? Слушай и ты. Это про тебя, — повернулась она в ту сторону, куда шмыгнул бурундук…

После долгой-долгой зимы наступила весна. Однажды утром солнце поднялось из-за моря, деловито оглядело заснежённые сопки и стало торопливо просовывать свои лучи под сугробы.

У входа в бухту закряхтел, просыпаясь, старый утёс — Каменный Венец. Потянулся и зевнул. Зашуршал, посыпался снег, с грохотом скатился на лёд огромный камень.

Утёс заворчал и стал подталкивать в бок свою соседку — маленькую сопочку: «Просыпайся — весна!»

Засуетились сопки, прихорашиваясь, стряхивая снег в ручейки и речки. А солнце заглядывало во все щёлочки. «Цок — скок!» — скакал по камушкам тёплый луч. Вдруг он поскользнулся и провалился в норку, в которой спал бурундук. Луч пощекотал зверька и помчался дальше.

Бурундук перевернулся на другой бок, но в это время — блюм! — холодная капля упала ему на нос. Спать больше не хотелось.

Бурундук выглянул из норки и зажмурился от удовольствия: всё вокруг звенело и пело на разные голоса. Ручьи весело перекатывали камушки: «Трх-трх-тирль!» «Ох-чш, ох-чш», — вздыхал стланик, вылезая из-под снега.

Бурундук взобрался на камень, почистил лапой смятую шубку, огляделся вокруг, вытянул нос и засвистел. Сначала потихоньку, а потом громче и громче. Скоро в ответ раздался такой же свист, ещё и ещё. Это бурундуки вылезали из своих норок и поздравляли друг друга с приходом весны.

Наступили у бурундуков жаркие дни. Это не значит, что сразу стало так уж тепло. Совсем нет. В тени за большими валунами ещё долго лежал снег. Просто надо было очень много сделать: вычистить норку, кладовые, заготовить на зиму побольше орешков. Лето короткое, а дел много.

На сопке жило много бурундуков, и все они были разные. Одни весёлые, им в одиночку скучно. Соберут вокруг себя друзей и весело прыгают среди кустов. И работа у таких спорится лучше.

Сварливые так и норовят кого-нибудь задеть, поспорить. У такого, глядишь, в споре да в драке полдня пройдёт, а в кладовой ни одного орешка не прибавится.

Молчаливые всё в сторонке держатся. У таких нет ни врагов, ни друзей настоящих, и никто не знает, что у них на уме.

Есть и просто нюни. Только знают стонать да жаловаться. Им всё кажется, что они чем-то обижены, а сами лапкой о лапку не ударят, чтобы сделать что-нибудь дельное да полезное.

Хоть бурундуки и все любопытны, наш бурундук отличался особенным любопытством. Никого, даже мышей-полёвок и птичек-кедровок, которые целыми днями в стланике толкутся, орехи собирают, не пропустит. Всех расспросит: как, да кто, да что. Поэтому прозвали его Кактыкто.

Однажды любопытство чуть не погубило Кактыкто. Он трудился всё лето. Старался получше вычистить свою норку, приготовить постельку помягче, запасти побольше вкусных орешков. Бегает между кустами, отыскивает шишки, достаёт из них орешки и складывает за щеку. Постепенно щёки раздуваются и голова становится похожа на тыкву. А когда орешки не умещаются, он бежит в норку и высыпает их в кладовую.