Дом скитальцев - Мирер Александр Исаакович - Страница 11

– Что с мальчиком? – спросил новый попутчик.

– Свинка, – отрезала докторша.

– Ай-яй-яй… Очень плох?

Она промолчала. Потом спросила:

– Поворачивать на Березовое, говорите? Там бревно, шлагбаум.

– Объедем, ничего. Отличный грунт. Я на рыбалку там проезжал две тысячи раз. Или чуть поменьше.

– Резвитесь, жених?

– Мое дело жениховское, доктор. Почти молодожен.

– Значит, объезд через Березовое тоже запрещен? И там авария?

– Это почему? – спросил попутчик.

– Не знаю. Вы-то не сказали при милиции об этом варианте. В город просились…

Молчание. Я осторожно приоткрыл глаз и увидел, что попутчик внимательно смотрит на докторшу. У него был вздернутый нос и рыжие ресницы.

– Вот и бревно, – сказала она. – А вы для жениха не староваты, юноша?

Тогда он выпалил:

– Ох, доктор! В Тугарине творится неладное.

Машина остановилась. Нас обогнал грузовик. Анна Егоровна прищурилась на попутчика.

– У вас ангина, – сказала она. – Господи, где моя зажигалка?

– Доктор! – застонал попутчик. – Какая ангина?

– Покажите горло… Ну? (Он испуганно открыл рот.) Хорошо. Алеша, ты можешь сесть. Мы едем на Березовое. Что вы заметили неладного в городе?.. Осторожно, ухаб… И как ваше имя-отчество?

Понимаете, дядька тоже ехал в район, чтобы поднять тревогу. Он знал чепуху: что телефон междугородный не работает, автобусы отменены до семнадцати часов и что заводу тракторного оборудования запретили отправлять продукцию на железную дорогу – ближняя станция тоже в райцентре. Он говорил, путаясь от волнения:

– Я мальчуганом оставался в оккупации, под фрицами. Вы небось военврач. Майор медицинской службы? Ну, вы страха не знали…

– Как сказать…

– Извиняюсь, конечно, – поспешно сказал попутчик. – Вы того страха не знаете. Словно бы воздух провонял – отовсюду страшно. От приказов страшно, от всего… И сейчас завоняло. Кто же тут виноват? – Он испуганно смотрел на Анну Егоровну. – Авария – это действительно. Сорвало мост, конечно, столбы повалило… – Он вертелся на сиденье, глядя то на меня, то на докторшу. – И телефон порван. Доктор! – вскрикнул он. – Я вам говорю. Точно! Фактов нет, только воняет. Туда нельзя, сюда…

– Что же вы поехали без фактов?

– С испугу, – жалким голосом признался дядька. – Польза будет, и ноги унесу. Страшно. Меня в гестапо били.

– Вот как, – сказала докторша. – Однако же чутье вас не обмануло. Подчас и с испугу действуют правильно.

– Не обмануло? И факты есть? – вскинулся он. – То-то я смотрю – мальчик и не болен вовсе.

– А вы не смотрите, – сказала докторша.

Я не помню, как звали попутчика – то ли Николаем Ивановичем, то ли Иваном Николаевичем. Мы расстались очень скоро. В Березове, у брода.

Березовский деревянный мост сгорел незадолго перед нашим приездом – сваи еще дымились. Шипели уголья, падая в воду. Откос перед радиатором машины застилало дымом.

– Чистая работа, – сказала Анна Егоровна. – Парома здесь не держат?

Мальчишки завопили, набегая на машину:

– Тетенька, за старицей брод! Хороший, грузовики перебираются!

Один, маленький, прошепелявил:

– Овшы тоже перебираются.

Другой малыш развесил губы сковородником, заревел и припустил наутек – испугался белого халата. Попутчик сказал:

– Правильно, хороший брод! В малую воду тормоза будут сухие.

– Едем. – Она тронула машину в объезд старицы.

Я тоже знал эти места – чуть выше по реке водились крупные раки. До города отсюда не больше пяти километров, и с высокого старого берега можно было рассмотреть телескоп. Я с самого начала не хотел уезжать, и теперь, когда мы начали крутиться, не удаляясь от города, мне стало паршиво. Пускай теперь рыжий трус изображает больного! И я страшно обрадовался, когда Анна Егоровна спросила:

– Отправить тебя домой, Алексей?

Она курила и хмуро посматривала на темный склон противоположного берега. Лучшего места для засады нельзя придумать: мы внизу, освещены солнцем, – бей, как куропаток…

– Я постою тут, пока вы переезжаете, – сказал я. – Не заблужусь, отсюда телескоп виден.

– Виден, да по дороге все надежнее, – сказала она. – Возьми сверток с бутербродами, коробочку давай сюда.

Я отдал коробочку со «слизняком», взял ненужные бутерброды, открыл дверцу и зацепился ногой за футляр с бластером. «Зачем мне эти бутерброды?» – подумал я и покосился на Анну Егоровну. Она что-то регулировала на приборном щитке. Я зацепил футляр носком ботинка, выкинул в траву, вылез и захлопнул дверцу. Попутчик в подвернутых брюках уже шлепал по воде – он пойдет впереди машины.

– Счастливо, мой мальчик…

Серый «Москвич» осторожно пополз в воду, заблестели мокрые колеса, а я стоял на берегу и смотрел, пока машина, забирая влево, не перевалила через гребень высокого берега. Мелькнул белый рукав, хлопнула дверца, и остался только запах бензина. Тогда я поднял футляр с бластером и напрямик, через холмы, побежал в город.

Черная волга

Отличный, солнечный был день. Тихий, по-весеннему жаркий. Над березовыми перелесками кричали кукушки, в овраге пели зяблики. Штук двадцать, не меньше – столько зябликов сразу я сроду не слыхивал. Перелески светились насквозь: между березовыми стволами зеленя сверкали, как спинка зимородка. А я мчался, как мотоцикл, волоча бластер и пакет с бутербродами. Холм с телескопом служил мне ориентиром, я держал его справа, почти под прямым углом к своему направлению Понимаете, я мог выбрать дорогу намного короче, прямо к восточной части Тугарина, через совхозную усадьбу. Идти через усадьбу не хотелось, и я знал почему. В совхозном клубе, что в центре усадьбы, вчера выступал Федя-гитарист.

На бегу я думал о трусах. Рыжий попутчик – несомненный трус. У них всегда чутье на опасность, как у Кольки Берсенева из нашего класса. Едва запахнет дракой, он исчезает. Он как барометр. Если он исчез из компании, то наверняка жди неприятностей – подеремся, либо из кино выведут, либо затеем на овраге слалом и переломаем лыжи… Ладно. Трусы есть трусы. Этот, по крайней мере, побежал в верном направлении.

Я не задумывался, правильно ли было – воровать бластер у Анны Егоровны. Гордясь своей храбростью, топал по тропинкам, надеясь сегодня же пустить бластер в дело, и неожиданно выскочил на шоссе рядом с памятным местом. Метрах в тридцати справа темнел въезд на ту самую проселочную дорогу, ведущую к поляне «посредника». Очень хотелось отдохнуть, но я побежал дальше – к городу, конечно, инстинктивно держась боковой грунтовой тропки. Так же инстинктивно остановился за кустарником, когда услышал шум встречной машины. Ф-р-р-р! – черная «Волга» промчалась мимо. И как будто в ней я увидел Сура на заднем сиденье.

Сначала я решил, что обознался. Сурену Давидовичу чистая гибель в такую погоду вылезать из подвала. Он и домой ходит только по ночам, чтобы принять ванну. Из-за проклятой астмы он и в тире стал работать – в сыром подвале ему хорошо дышится. «Их болезнь – наше здоровье», – говорит он о подвале… Нет, в черной «Волге» Сура быть не могло…

Стоп! Киселев, туда собирался Киселев! В подвале железная дверь, и на окнах решетки, но ведь Сур сам откроет дверь, не побоится! И я помчался за машиной, вылетел на холм. Так и есть… Пустое шоссе сверкало под солнцем

– «Волга» свернула в лесопарк. Они приходили к Суру и увезли его на поляну «посредника» – машине другого пути не было. Или по шоссе прямо, или на ту дорогу, в лесопарк.

И я перепрыгнул через канаву и побежал обратно. И только теперь я догадался бросить докторские бутерброды.