Жестокий путь - Андреева Екатерина Владимировна - Страница 3

И каждую минуту в хижину крестьянина мог ворваться монах за сбором церковного налога — «десятины». Он открывал лари, заглядывал в сарай и колодец, повсюду совал свой нос, чтобы унести последнюю краюху хлеба, горсть зерна или кусок холстины.

Обыкновенно замки феодалов — барона, рыцаря, епископа — высились на склонах гор, на холмах и скалах, как гнезда хищных птиц, где феодалы, подобно коршунам, подстерегали каждый шаг хлебопашца. Оттуда сверху дозорные на башнях наблюдали за окрестностями и оттуда налетал грозный сеньор со свитой, закованной в сталь с ног до головы; и горе было тем, кто вздумал бы не повиноваться сеньору. Но даже послушные и покорные не могли считать себя в безопасности, потому что феодалы как крупные, так и мелкие постоянно между собой воевали, и сражения происходили по всякому поводу.

А желая разорить врага, феодалы прежде всего разоряли его крепостных, сжигали деревни, вытаптывали поля, угоняли скот, грабили скудное имущество. Грабить крестьян было забавой для этих «благородных» хищников.

Самым ненавистным, самым коварным и жестоким феодалом-хищником была христианская церковь, которая во имя бога держала людей в беспросветном физическом и духовном рабстве. И крестьянин, навеки прикрепленный к своему участку, чувствовал себя каторжником, прикованным к тачке; он не видел впереди никакого выхода. Вся его жизнь подчинялась церковным предписаниям.

Жизнь превратилась в мертвую обрядность, а церковь— в молитвенную машину. Католичество превращалось в гонителя жизни. В глазах религии существовал только «тот свет». На земле человек был жалкой тварью, обреченной заранее на погибель за «первородный грех», а народы были единым стадом римского пастыря и его служителей. Католическая вера и беспрекословное подчинение церкви считались единственной добродетелью.

Грамотных среди духовенства было мало, а простых людей, умевших читать, совсем не

было. Грамоте учили в монастырских школах, где дети вначале выучивали с голоса главнейшие молитвы и псалтырь на латинском языке, и затем уже только учили азбуку и садились читать по той же псалтыри. И хотя церковь никогда не упускала из виду воспитательного воздействия на народ, однако она пользовалась для этого более дешевыми средствами: проповедью, исповедью, совершением богослужений, таинств и обрядов. Школа же имела другое назначение: она должна была готовить пастырей церкви и переписчиков Священного писания.

Когда ученик уже умел читать, его мало-помалу приучали к письму, а затем присоединяли церковное пение и счет, который ограничивался почти одной таблицей умножения.

Церковь подчинила себе литературу, душила науку и искусство, дурманила головы людей кошмарами близкого конца мира и страшного суда. Призванием человека было умерщвление плоти. Люди видели в реальном мире только темницу души. Все делалось во имя веры.

Где выход?

Феодалы постоянно стремились к захватам новых земель и крепостных. Для этого надо было воевать, а для войны — содержать вассалов-рыцарей, службу которых полагалось вознаграждать землей. Свободных же земель больше не было. И крупные феодалы стали захватывать земли мелких владельцев. Таким образом появилось много безземельных рыцарей, заветным стремлением которых также становилось приобретение крепостных и земли. Они рыскали в одиночку и шайками, нападали на деревни, отбирали у крестьян все, что было: жалкие запасы зерна, одежду, утварь. Грабили и на проезжих дорогах. Многие замки стали разбойничьими гнездами, владельцы которых совершали набеги на все окрестное население.

Особенной приманкой для рыцарей были богатые владения церквей и монастырей. Здесь они захватывали лошадей и скот, опустошали амбары с богатыми запасами и грабили церковные сокровища.

Разбои рыцарей разоряли крепостных и наносили ущерб землевладению, особенно церковному. А народ нищал и голодал. Голод был постоянным явлением в XI веке. Один из современников писал, что землю до того заливали непрерывные дожди в течение трех лет, что нельзя было найти удобного времени для засева полей и уборки жатвы. Этот «мстительный бич» появился сначала на Востоке, опустошил Грецию, перешел в Италию, распространился по Франции, не пощадил Англии.

Подобные бедствия во Франции XI века были явлением вовсе не чрезвычайным: из 72 лет (987—1099 гг.) сорок восемь падают на голод и эпидемии. Понятно, как эти невзгоды должны были укреплять веру в близкий конец мира, проповедуемый христианством.

Неурожаи, голод, падеж скота, эпидемии, — несчастье за несчастьем. В эту мрачную пору вера в «чудеса» наполняла обыденную жизнь. Ходили слухи, что сам дьявол перестал скрываться, что в Риме видели его торжественное явление перед папой в виде чародея. Слышались странные голоса, бывали частые видения, и среди всех этих «чудес» бога и ухищрений дьявола никто не был уверен, что земля наутро не обратится в прах при звуке небесной трубы, которая возгласит конец мира. Такой конец этого мира скорби и нищеты был надеждой и ужасом для всех людей.

И все с нетерпением ждали какой-то перемены. Пленник ждал ее в мрачной башне и в подземной темнице. Монах ждал среди монастырских воздержаний, среди искушений и падений, угрызений совести и видений. Забитый нуждой, придавленный зависимостью, униженный церковью, которая учила только терпению, покорности и страху, ждал раб на своей пашне под тенью ненавистного замка. Все мечтали выйти во что бы то ни стало из невыносимого положения. Богатые несли к алтарям пожертвования землями, домами, крепостными. Церкви и духовенство богатели. А народу каждый день приносил все новые бедствия. Ведь простому человеку разрешалось только существовать и повиноваться. Не больше. Бороться за свое благополучие он не смел. Это внушалось религией, исходило от церкви и душило человечество в течение столетий.

Одни кончали самоубийством. У других создавалось враждебное отношение к земному миру и стремление к небесному блаженству. Явилось желание покинуть все земное и пренебречь человеческими привязанностями, лишь бы открыть себе путь к счастью в «загробной жизни». Так усилилась тяга в монастыри, к отшельничеству и аскетизму. Многие крестьяне поднимали восстания. Измученные постоянной нуждой и голодом, они поджигали, грабили и опустошали имения богачей.

Волнения продолжались в фазных странах, и все они неизменно жестоко подавлялись. Слишком отсталыми были крестьяне, слишком они были раздроблены.

В то время — время всеобщего недовольства и отчаянья— церкви и монастыри непрерывно расширяли свои владения за счет даров и подношений: ведь религия внушала, что путем одаривания земных слуг бога можно искупить свои грехи. Церковники охотно принимали щедрые подарки королей, князей, рыцарей, обязуясь за это молиться о спасении их душ. Богатела церковь и оттого, что как землевладелец она жестоко выжимала пот и кровь из своих крепостных, собирала «десятину» со всего населения, а монастыри, кроме того, занимались торговлей.

Своим учением, что земные порядки установлены богом, а потому не подлежат изменениям, религия помогала феодалам держать в руках население. Но церковь искала новых путей, чтобы уберечь себя и господствующие классы от опасности со стороны угнетенного крестьянства, отвести от себя и светской власти угрозу народного возмущения. Кроме того, церковь хотела обезопасить крупных землевладельцев, в том числе и себя, от своеволия и грабежей «безземельных» рыцарей и в то же время ублаготворить слишком распустившуюся рыцарскую бедноту.

Вопрос был только в том, куда обратить взоры крестьянства, жаждавшего земли и свободы, чтобы это было безболезненно и даже выгодно для церкви и прочих феодалов. В какую сторону направить рыцарство, алчущее поместий и богатств? Как удовлетворить знать, стремящуюся к расширению своих владений?

Так хочет бог!

В то время половина Византийской империи оказалась завоеванной турками-сельджуками, и город Иерусалим, где, по христианской легенде, в храме стоял гроб Иисуса Христа, был под властью «нехристей». И римский папа задумал организовать военный поход на Восток, в Византию, чтобы освободить Иерусалим. Почему не направить в богатую страну рыцарскую вольницу, которая готова была драться где угодно и с кем угодно? Почему не направить туда мятежное крестьянство, жаждавшее земли и свободы? И почему не удовлетворить таким образом крупных феодалов, стремившихся к наживе и расширению своих владений, тем более, что это будет несомненной пользой для папского престола и церкви!