Жестокий путь - Андреева Екатерина Владимировна - Страница 20

В глазах лондонской буржуазии Мор был представителем «порядка», он ничего так не боялся, как самостоятельного движения народных масс. Мор считал, что надо делать все для народа, но ничего не добиваться посредством народа. Немецкая реформация была вначале народным движением, и поэтому Мор нападал на учение Лютера именно с той точки зрения, что это учение подрывает авторитет государей. Политическим доводом Мора против реформации являлся ее народный характер.

Общее несочувствие лютеранству сблизило Генриха VllI с Мором, и значение Мора усилилось. Он делал при дворе быструю карьеру. Став членом Королевского совета, он вскоре был назначен управляющим сокровищницей короля (нечто вроде министра финансов), а через несколько месяцев — канцлером герцогства Ланкастерского. Но все это не могло заставить неподкупного Мора во всем безусловно подчиняться надменному и жестокому королю. Он считал короля народным пастырем, но всегда порицал подчинение народа королю — тирану и притеснителю.

После того как Мор в парламенте посмел отстаивать права народа против всемогущего лорда-канцлера, своего предшественника, король решил от него избавиться. Но влияние Мора среди горожан так возросло, что для удаления Мора король придумал отправить его послом в Испанию.

Однако Мор вовремя заметил ловушку и под предлогом расстроенного здоровья отказался. Вскоре дело дошло до более серьезного конфликта.

Нигде реформация не была такой открыто корыстолюбивой, как в Англии. В догматах веры и в обрядах ничего не было изменено, просто вместо папы главой церкви стал король, потому что это было ему выгодно, и лютеранство преследовалось наравне с католицизмом.

Мор не сочувствовал ни такой реформации, ни лютеранству, ни усилению королевской власти. Он чувствовал, что необходимо положить конец самодержавию, и считал, что не обязан подчинять свои религиозные убеждения королю и при этом идти против большей части всего христианского мира.

Король старался перетянуть Мора на свою сторону, тем более что популярность его еще больше увеличилась. И коварный король назначил Мора в 1529 году лордом-канцлером (государственным канцлером). Мор был первым, занимавшим эту должность, не будучи ни духовным лицом, ни аристократом. Он принял ее против воли, потому что ему не оставалось выбора. При возведении в сан кардинала он сказал:

— Чем выше место, тем сильнее падение с него, как это видно по моему предшественнику. Если бы не милость короля, то я считал бы свое место столь же приятным, сколь Дамоклу нравился меч, висевший над его головой!

На своем посту он не мог быть нейтральным и в конце концов Мор отказался от него (1532 г.). Отказываться от службы королю в то время, когда ему как раз были нужны все его слуги, значило в глазах Генриха VIII становиться на сторону измены и мятежа. Однако Генрих во что бы то ни стало хотел расположить его к себе. Ни награды, ни почетные должности не соблазняли Мора. Тогда его стали запугивать. Король конфисковал его имения, и так как у Мора никогда не было денег, ему пришлось поселиться близ Лондона и жить очень скромно.

В 1533 году началось судебное дело одной монахини, которая предсказывала, что король умрет через месяц после женитьбы на Анне Болейн. Мора постарались впутать в этот процесс. Но уважение к нему было настолько велико, что лорды отказались признать преступление монахини, если из числа ее сообщников не будет вычеркнуто имя Мора. Король уступил, и Мор остался на свободе.

По этому поводу он грустно сказал своей дочери:

— Отложить дело еще не значит отменить его! — на столько он был уверен в том, что его ожидает.

В 1533 году парламент принял проект о признании короля главой английской церкви. Первый брак короля был признан недействительным, а второй брак (с Анной Бо-лейн) — законным. Дочь первой жены — Мария — была лишена права наследовать престол, а дочь Анны Болейн — Елизавета — была объявлена законной наследницей короля. Присяга была предложена всем священникам и Мору. Но Мор отказался присягать. Его арестовали и засадили в Тоуэр — старинный дворец-крепость Лондона. Герцог Норфолькский — друг Мора — уговаривал его помириться с Генрихом VIII и присягнуть.

— Ведь гнев короля равносилен смерти! — говорил он.

На это Мор ответил:

— Тогда между мной и вами разница только в том, что я умру сегодня, а вы завтра!

На суде Мор не захотел объяснять причину своего отказа от присяги. Тогда воспользовались услугами подкупленного свидетеля, который доказывал, что Мор считал парламент неправомочным делать короля главой церкви. Мора обвинили в измене и приговорили к жестокой, мучительной, медленной казни, которую король заменил простым отсечением головы. Это объявили Мору как особую милость короля, и Мор воскликнул:

— Избави, боже, моих друзей от такой милости!

Мор шутил до самого конца. Даже когда всходил на эшафот и плохо сколоченные доски зашатались, Мор сказал сопровождающему его офицеру:

— Пожалуйста, помогите мне взойти! Вниз я уже как-нибудь сам сойду.

Затем он захотел сказать что-то народу, но ему не дали говорить.

Казнь произошла в Тауэре 6 июля 1535 года.

Так погиб человек, которого католическая церковь провозгласила мучеником за католическую веру и даже причислила к святым только потому, что он не сочувствовал проведенной в Англии реформации. Но Мор не был ни философом, ни святым. В религии он признавал свободу совести. В политике он искренне хотел устранить причины нищеты, но боялся народной активности, не верил в народные движения, не признавал насильственного ниспровержения существующего строя и считал, что коммунизм должен вводиться сверху просвещенным правительством.

«Утопия» Мора впервые дала картину бесклассового общества и связывает понятие примитивного коммунизма средних веков с научным коммунизмом XIX и XX века. Мор не понимал крестьянского движения, как и вообще народной борьбы, которая была ему страшна. Единственный подлинный носитель идей социализма и коммунизма, класс, способный воплотить их в жизнь, — пролетариат — только-только зарождался в те времена. Поэтому вплоть до рождения научного коммунизма «Утопия» Мора оставалась такой же красивой фантазией и бесплотной мечтой, как и «Город Солнца» Кампанеллы.

Кампанелла — Город Солнца

Итальянский монах Томмазо Кампанелла был вторым великим утопистом. Его славное имя высечено в Москве на сером гранитном обелиске (рядом с Кремлевской стеной) среди других имен великих борцов за победу коммунизма.

Родился Кампанелла в 1568 году в местечке Стило в Калабрии, которая с конца XV века страдала под тяжким игом Испании. Он был сыном простого сапожника. Пятнадцати лет поступил в монашеский орден доминиканцев, прославившийся самыми образованными монахами. Этот орден гордился вышедшими из его среды учеными, философами и ораторами. Кампанелла был исключительно одаренным юношей и уже с тринадцати лет мог произносить экспромтом речь на любую заданную тему и прозой, и в стихах. Доминиканцы ценили талант молодого монаха и содействовали его стремлению к знаниям, надеясь в его лице найти достойного представителя ордена.

С конца XVI века слава доминиканцев начала меркнуть, так как ее стал затмевать возникший новый орден иезуитов, так называемое «Общество Иисуса». Это было нечто вроде отряда папских опричников. Они безоговорочно, не щадя своей жизни, служили папе в борьбе с протестантами, с ересями и церковниками, которые требовали ограничения папской власти. В булле (грамоте), утвердившей новый орден, папа Павел III подчеркивал, что они (иезуиты) «посвятили свою жизнь на вечное служение Христу, нам и преемникам нашим — римским первосвященникам».

У иезуитов не было своих монастырей, как в старых орденах, и они могли не носить ряс, как другие монахи. Иезуит мог ходить в светской одежде и, когда это требовалось, даже скрывать свою принадлежность к ордену. К XVI веку монахи всех орденов стяжали себе во всех странах недобрую славу как тунеядцы, обжоры и развратники, и для церкви, конечно, были нужнее такие «подвижники»-монахи, вымуштрованные солдаты, какими были иезуиты. Они отличались слепым повиновением папе, были рабски послушны, по-военному дисциплинированы. Они должны были отказаться от всякого личного суждения, беспрекословно повиноваться старшему, «отдать богу, кроме своей воли, свой разум».