Побеги, тюремные игры - Кучинский Александр Владимирович - Страница 19

«Смерть за измену». Татуировка наносится на бедро

Сбежать из автозака трудно, во время посадки или высадки — еще трудней. В открытые двери зеков загоняют в бешеном темпе, чтобы они не успели даже сориентироваться, не то что рвануть сквозь цепь «вертухаев». Оглушенный криками «Вперед! Быстро! Вперед!» и подталкиваемый сзади, он в считанные секунды пробегает эти жалкие метры свободы сквозь живой коридор охраны. Попытка к бегству — это риск потерять зубы или внутренний орган. С обеих сторон надрываются огромные поджарые псы, натасканные на этот контингент.

В конце 80-х в маленький сибирский городок (Тюменская область) привезли на следственный эксперимент двоих заключенных, которые обвинялись в убийстве пенсионерки М. После процессуальных формальностей зеков вновь погрузили в машину и отправили в СИЗО. На шестом километре автотрассы один из них ухитрился достать конвоира заточкой, переданной кем-то во время эксперимента. Пика вошла под сердце. Конвоир зашатался, сделал два-три шага и упал. Оставшись без надзора, уголовники самодельным крюком вытащили из кармана лежащего в коридоре прапорщика ключи от камер и наручников. Раненый «вертухай» успел подать сигнал тревоги. Машина мгновенно остановилась. Однако наружный охранник не спешил открывать дверь, а громко спросил о причине остановки. В ответ — тишина. Он постучал — эффект тот же. Так и не добившись ответа, конвоир бросился в кабину и приказал водителю гнать автозак до первого милицейского патруля. Возле поста ГАИ машину окружили три сотрудника милиции и охранник. Открыв дверь, они увидели в глубине салона двоих освободившихся зеков, которые прикрывались телом окровавленного «вертухая». Огнестрельного оружия при нем не было. Зек приставил заточку к горлу заложника и приказал милиции положить пистолеты на землю. Те не шелохнулись и продолжали целиться в зеков. «Еще секунда — и я перережу ему глотку!» — закричал бандит. Второй жался за спину своего товарища, боясь оказаться на линии огня.

Инспекторы ГАИ пистолеты не бросили, но заткнули их обратно в кобуру. Зеки потребовали передать им все оружие в салон. Милиция колебалась. Автомобиль продолжал стоять с включенным двигателем. Водитель, которого уголовники не видели, не был вооружен. О нем вспомнили только тогда, когда двигатель резко взвыл. «Эй, ты, полегче! Вали сюда!» — закричал тот, что сзади. Но было поздно. Автозак дернулся и резко рванул вперед. Зеки повалились на клетку. Пользуясь секундным замешательством, ближайший из милиционеров подскочил к дверям и за свисающую ногу выволок истекающего кровью заложника из машины. Зек с заточкой беспомощно замахал руками, заспешил вперед, но было поздно: пленник свалился на землю. В следующий миг на бандитов вновь смотрели пистолетные стволы…

Вагон им. Столыпина

Еще одна тюрьма на колесах — вагонзак, который в официальных бумагах именуется как специальный вагон для перевозки заключенных, а среди зеков зовется «столыпинским» (или просто «Столыпиным»). Во времена каторги этапы проходили пешим порядком и на повозках в лошадиных упряжках. Перевозить арестантов поездами тогда считалось неоправданной роскошью. Длинные каторжные колонны шли в Сибирь или еще дальше — на Сахалин, останавливаясь в пересыльных допрах для отдыха, пополнения продовольственных запасов и смены казенного обмундирования. В конце прошлого века многие ссыльные отправлялись по этапу в вагонах третьего и четвертого класса. На окнах купе крепились двойные решетки и убирались все режущие предметы. На этом и заканчивалось переоборудование обычного вагона. Поначалу купе принимало всего четверых, затем шесть, десять и так далее.

История вагонзака такова. Впервые его запустили в 1908 году при Столыпине (кому и обязан он своим вторым неформальным названием). В спецвагонах возили переселенцев, которых депортировали в восточные регионы России. По обе стороны вагона имелись подсобные отсеки, которые со временем превратились в карцеры. Вагон был ниже пассажирского, но выше товарного. В начале 30-х годов пассажирами спецпоездов были не столько поселенцы, сколько заключенные каналоармейцы.

В спецвагоне для зеков отведено не девять купе, как обычно, а пять. Остальные — для караула и обслуги. Арестантские купе отгорожены от коридора не фанерной перегородкой, а решеткой, сквозь которую просматриваются вагонные камеры. Косые прутья тянутся от пола до самого потолка. От строгого караульного глаза тяжело укрыться даже на третьей полке. Средние полки переоборудованы под сплошные нары с отверстием для лаза у дверей. На верхних багажных полках также лежат зеки. Окна коридора, по которому гуляет «вертухай», закрыты такими же косыми решетками. В купе, где едут зеки, вообще нет окон. Вместо них — небольшая слепая выемка, также закрытая изнутри решеткой. Сложно угадать маршрут поезда. Зеки ориентируются по станционным динамикам, которые объявляют посадку на тот или иной поезд. Скажем, прозвучало «Поезд „Москва-Павлодар“ отходит со второго (первого, десятого) пути», и состав спустя несколько минут тронулся — есть вероятность, что зеки действительно отправляются в Казахстан. По вокзальным рупорам опытный зек определит вокзал (Казанский, Ярославский, Курский и т. д.), а значит, и направление состава — восточное, северо-восточное или же прочие.

Этап по железной дороге длится от нескольких суток до нескольких недель, в зависимости от конечной станции назначения. Тюремные дела конвой получает в запечатанных конвертах с небольшим вырезом, где читается место отбытия наказания. Большего вагонным вертухаям знать не положено. Случается, что зек изловчится и прочитает город или край на каком-нибудь деле, которое несет по коридору охранник. Когда знаешь направление — ехать веселей.

Посадка в вагонзак проходит в таком же бодром темпе, что и в спецавтомобиль. К вагонным дверям подъезжает вплотную — дверь к двери — автозак, открываются двери, в метровом промежутке выстраивается караул и начинается знакомая процедура. Поток зеков порциями переливается в коридор вагона, где происходит посадка в четвертое купе, затем в третье, и так до первого. Второй конец коридора блокирован не только закрытой дверью, но и конвоем. Загрузка зеков происходит на отдаленном перроне, подальше от любопытных глаз. Внешне такие вагоны напоминают багажные или почтовые.

Бежать из «столыпинского» вагона намного тяжелей, чем из автозака или пенитенциарной недвижимости — тюрьмы либо колонии. На попытку побега влияют многие факторы, которые характерны только для вагонзака. Во-первых, все купе просматриваются из коридора, и конвоир следит за зеком, даже не открывая дверь. Во-вторых, прыгать на скорости очень рискованно, а сходить или сползать во время стоянки — глупо. На каждой остановке из вагона выходят по два солдата и внимательно обследуют стенки и днище вагона (по крайней мере, обязаны это делать). И еще. В дороге, какой бы длинной она ни была, заключенный покидает купе только для оправки. Но и эти считанные минуты, пока он дуется в туалете, его караулят три человека. Александр Солженицын сравнивал оправку в вагонзаке с ответственной и даже боевой операцией для караула. В вагоне выставляются два поста — один в конце коридора, чтобы зек не бросился туда, другой — возле туалета. Третий солдат открывает и закрывает дверь купе. По отдельности справлять нужду было не принято. Ее также совершают по расписанию. Охранник отодвигает решетчатую дверь и орет: «Вперед! По одному!» Дверь в туалете приоткрыта, и солдат внимательно смотрит, чем зек там занимается. За первым зеком к туалету бежит второй, на смену ему — третий и так далее. Инструкция запрещает выпускать контингент по двое или по трое. Иначе уголовники могут броситься на конвой, обезоружить и затеять бунт.