Творцы миров (СИ) - Артамонова Елена Вадимовна - Страница 6

— У вас мозги гниют, голубчик, надо бы удалить…

Неторопливый бой часов оборвал кошмар. Виталий сидел в кресле, смотря в черный экран давно выключившегося телевизора. Зыбкие контуры комнаты таяли в полумраке уснувшей квартиры. Призраки исчезнувших предметов нехотя уступали место реальности.

Врач нашел его состояние вполне сносным. Недуги, в том числе и психические, не нарушали размеренной работы молодого крепкого организма. Виталия не могли преследовать галлюцинации – для их появления просто не существовало причин. Но виденья не отпускали его. Всякий раз, отворяя входную дверь, он видел сразу две картины – изображения

накладывались друг на друга и ему порой было трудно отличить призрачный предмет от существовавшего в действительности. Вероника с удивлением посматривала на мужа, огибавшего невидимые углы и пытающегося усесться на несуществующие стулья, и раздумывала, не пора ли отвести его к знакомой целительнице, обладавшей потрясающе сильным биополем.

Виталий остался один. Ощущение было таким, будто его случайно забыли в этих сумрачных комнатах, похожих на огромные пещеры. Тишину опустевшей квартиры нарушали размеренные удары водяных капель, разбивавшихся о поверхность раковины – кран на кухне давно нуждался в починке. Виталий внезапно понял – шум воды никак не мог быть слышен в спальне, где он находился. Эти звуки никогда не проникали так далеко вглубь квартиры. Шум был неправильным. Испуганный Виталий с ногами забрался на широкую теткину кровать со сказочно мягкой панцирной сеткой, прислушался – стук раздавался все отчетливей. За окном быстро смеркалось. Прозрачные, но густые тени просачивались в комнату. Штора шевельнулась. Виталий не был уверен в том, что это произошло – он заметил движение случайно, краем глаза и неопределенность только усилила страх.

— Душа вытекает по капле…

Слова были похожи на шорох. Может быть, никто не произносил их, они упали, как последний лист с обнаженного клена.

В доме напротив зажгли огни. Надо было встать, дотянуться до черного кружка выключателя, и лучи света рассеяли бы марево зыбкого кошмара, но Виталий боялся шевельнуться. Он знал – под кроватью притаилось нечто ужасное и стоит ему лишь спустить ноги… Скрипнули половицы в коридоре – кто-то шел к спальне. Штора вновь шевельнулась и на этот раз Виталий не сомневался – за ее складками скрывался некто, отдаленно похожий на человека.

— Виталий!

Тишина. Только капли хрустальной воды разбиваются о белую эмаль.

— Виталий…

Он слышал этот голос в детстве. Он знал, что это была сама смерть. Пересилив оцепенение, Виталий опрометью бросился из спальни. Бежать, бежать из квартиры – на улицу, к людям, к золотому свету фонарей, шуршанию автомобильных шин… Оборвав бег, Виталий остановился, отчетливо понимая, что к выходу ему не прорваться. Дверь охраняло огромное многорукое чудовище, угадывавшееся в углу прихожей. Темная

масса одежды на вешалке шевелилась, протягивая к вошедшему пустые рукава.

И он побежал вновь. Виталий несся по ставшему невероятно длинным коридору, в конце которого брезжил свет. Страх оставил его – тетя была дома, и теперь предстояло только добраться до нее. Половицы проваливались, оставляя за собой зияющую бездну, наполненную сухими шорохами и зоркими взглядами тысяч пауков, но Виталий бежал вперед, стараясь не смотреть под ноги. Спасение было уже близко, темный мир колышущихся призраков отступал, не в силах пересечь полоску желтоватого света, выбивающуюся Из-за приотворенной двери кухни.

У раковины стоял мужчина в спецовке:

— Сейчас, хозяйка, поставим прокладочку, и кран еще вашим внукам послужит, — не оборачиваясь, произнес мастер.

Но тетки в кухне не было. Виталий присел на краешек стула, боясь лишний раз пошевелиться.

— А прокладочку мы вырежем из твоей кожи! — слесарь резко обернулся.

Белый блин безглазого лица в упор «смотрел» на Виталия. Кран странно фыркнул, и фонтан черно-бурой жижи ударил в потолок. Липкая зловонная жидкость наполняла кухню, а зловещая фигура неторопливо приближалась к Виталию…

Вырвавшись из кошмара, Виталий долго не мог понять, где находится. А наутро он просто не пошел на работу. Подобное не случалось с ним никогда прежде, и еще недавно он не мог помыслить, что когда-нибудь совершит столь безответственный поступок. Оставив дома мобильный телефон, Виталий бродил по тихим улочкам, пытаясь вытряхнуть из головы навязчивый кошмар. Он боялся заглядывать в лица редких прохожих, ожидая увидеть вместо человеческих черт жуткий белый овал, заменявший лицо преследовавшему его призраку.

Утро рабочего дня не располагало к прогулкам, и в парке было пустынно. Последние годы Виталий редко бывал в этой части города, потому его удивило отсутствие перемен в тихом, сонном его уголке. Аллейка вывела Виталия на площадку, в центре которой журчал небольшой фонтан, а по краям растянулась вереница старомодных лавочек с удобными выгнутыми спинками.

Когда-то Виталий обожал, зажав пальцем сопло, заставлять струю веером ложиться на бетонные плитки, устилавшие пространство вокруг фонтана. С тех пор в парке ничего не изменилось – так, во всяком случае, показалось не слишком наблюдательному Виталию. Как прежде серебрились водяные столбики, пляшущие над зеленой толщей воды,

изгибали в солнечных лучах свои спинки лавочки, сидели на них сонные старушки…

— Виталик, это ты?

Он вспомнил этот темно-бордовый вельветовый сарафан, пожелтевшую, отделанную рюшем кофточку, а главное – то, что первым бросилось в глаза и подтолкнуло колесо воспоминаний – брошку из рубиновых стеклышек – предмет тайного вожделения глубокого детства. Потом всплыло из глубин памяти ее имя.

— Марфа Ильинична…

Виталий никак не мог вспомнить, откуда он знал эту женщину. Должно быть, одна из приятельниц его тетки… Возраст старушки давно перевалил ту грань, когда можно еще было угадать количество прожитых лет. Она высохла, сморщилась, уменьшилась, но не утратила живости взора и проворства движений.

— Какой ты стал большой! Анна Петровна часто вспоминала о тебе последние месяцы.

— Она умерла… — сам не зная почему, Виталий почувствовал некоторую неловкость.

— Знаю, Виталик. С тех пор, как я перебралась к внучке, мы редко встречались, только здесь, в парке. Она до последнего дня сюда ходила. Вечером легла спать, а на утро Даша, та

женщина, что ее навещала иногда, позвонила по телефону. Звонит-звонит, а трубку никто не берет. Даша заволновалась – мало ли что… Да ты, наверное, все это лучше меня знаешь.

— Да, мне говорили, — только теперь Виталий сообразил, откуда он знал эту старушку. Она была соседкой тетки, жила этажом выше, в той самой квартире, которую он мечтал приобрести. — Я теперь ваш сосед, Марфа Ильинична. Точнее мог бы им стать, если бы вы не уехали к внучке.

— Это хорошо. Анна Петровна всегда хотела, чтобы ты у нее жил. Говорила – «здесь его все любят».

Обычно не склонного к праздным беседам Виталия потянуло на откровенность. Последние события нарушили размеренный ход жизни, лишили покоя и веры в собственные силы. Измученный настигшим его наваждением, он готов был в середине рабочего дня болтать с ветхой бабулькой, позабыв о выгодном контракте, в эти самые минуты уплывавшем из его рук.

— Я плохо живу. Плохо. Меня кошмары замучили. Сам не пойму, где нахожусь – и здесь и там, и сейчас и в прошлом. И этот… без лица, преследует. «Доведенные до абсурда воспоминания о детских страхах, но в целом – даже нет намека на какие-либо серьезные психические отклонения. Здоров…» – у профессора консультировался. Будто проклятье какое подцепил, когда в эту квартиру вселился. Часы бьют, бьют,

бьют… До сих пор – бьют! Это они, подлые, они мстят мне за все!

— Анна Петровна тебя любила, а значит все, кто с ней жил – тоже любят.

— Кто?! Стулья, этажерки, салфеточки и пресс-папье?

— А ты и не знал, что они живые? Их же люди делали, душу вкладывали. А потом рядом с нами жили, все в себя впитывали – и радость, и боль, и любовь.