Великий Бисмарк. Железом и кровью - Власов Николай - Страница 94

Задача ослабления Франции – в первую очередь путем дипломатического давления и изоляции – серьезно осложнялась тем, что все крупные европейские державы выступали за ее возвращение в систему «равновесия сил». Поэтому цель, которую ставил перед собой «железный канцлер», оказалась недостижимой. Другое дело, что она далеко выходила за рамки обеспечения национальной безопасности Германии и в большей степени способствовала усилению немецкой гегемонии на континенте.

Понимал ли это сам Бисмарк? Очевидно, что понимал. Объясняя причины его жесткого давления на Францию, нельзя не упомянуть о том, что внутренняя и внешняя политики Германской империи были тесно связаны друг с другом. Рассматривая их по отдельности, мы тем самым делаем неизбежное упрощение, однако в то же время не должны забывать о том, что реальной границы между ними не существовало. Многие внешнеполитические акции Бисмарка объяснялись практически исключительно потребностями внутреннего характера. Прекрасным примером может послужить обострение отношений с Францией, произошедшее накануне январских выборов в рейхстаг 1874 года.

Поводом для него послужило зачитанное в церквах и опубликованное в печати 3 августа 1873 года пастырское послание епископа города Нанси Фулона, призывавшее верующих молиться о воссоединении Эльзаса и Лотарингии с Францией. Послание было зачитано также и в некоторых приходах Эльзаса и Лотарингии. В ответ Бисмарк 3 сентября потребовал у французского правительства наказать епископа и позаботиться о предотвращении подобных инцидентов в будущем.

Министр иностранных дел Третьей республики герцог Брольи, в свою очередь, ответил, что не располагает рычагами давления на духовенство, а само послание не носило агрессивного характера и является в определенной мере лишь «выражением чувств». Кроме того, французские власти заявили, что в частном порядке епископу уже высказано неодобрение, а само правительство решительно осуждает подобные выступления.

Тем не менее канцлер развернул настоящее дипломатическое наступление на республику, подкреплявшееся «воем о войне» официозной прессы внутри страны. «Мы не можем примириться с уходом от ответственности за такие выступления со стороны французского правительства. (…) Мы считаем, что французское правительство могло бы по меньшей мере высказать открытое неодобрение посланию епископа Нанси»[533]. Французское духовенство, в свою очередь, в долгу не оставалось, добавляя головной боли своему правительству и усердно выливая массу воды на мельницу Бисмарка. 9 сентября антигерманское пастырское послание опубликовал епископ Парижа Жибер, а в ноябре конференция французских епископов в Бурже заявила о своем согласии с позицией папы в части осуждения Культур-кампфа.

В соответствии с заключенной 15 марта 1873 года конвенцией 15 сентября последние немецкие войска досрочно покинули Францию, но дипломатическая битва бушевала во всю силу. 10 октября «железный канцлер» потребовал от Арнима принять «более жесткий тон» в общении с французскими властями, указав на большие возможности последних в области влияния на общественное мнение. Бисмарк еще раз отметил, что позиция правительства республики в данном вопросе для него неприемлема. 11 октября он заявил императору, что происходящее является серьезным, угрожающим миру в Европе кризисом. «Железный канцлер» с настойчивостью и умением превращал муху в слона. 16 октября немецкий посланник в Париже Арним по настоянию канцлера вновь встретился с Брольи, сказав, что Германия сможет жить в мире лишь с такой Францией, которая признает современную политическую обстановку как данность, не подлежащую ревизии. «Ситуация напоминает в действительности больше перемирие, по отношению к которому Франция считает себя вправе разорвать его в первый удобный момент», – заявил Арним Брольи, и Бисмарк сделал на полях его донесения пометку «Правильно!». «Каждое правительство, которое не только говорит о миролюбии в общем, но и делает все зависящее от него для того, чтобы нация привыкла к мысли о длительном мире с нами, может рассчитывать на нашу взаимность. Но если мы видим, что правительство в этом отношении не может или не хочет дать гарантии, мы должны пытаться обеспечить уверенность в мирном сосуществовании иным путем», – в словах немецкого посланника звучала неприкрытая угроза. В ответ Брольи еще раз заверил Арнима в своем миролюбии и пообещал «заявить перед всем миром», что французское правительство желает мира с восточным соседом[534].

На руку Бисмарку играли выступления еще ряда епископов с антигерманскими заявлениями и реваншистская кампания во французской прессе. 30 октября «железный канцлер» через Арнима объявил, что немецкое правительство не будет медлить с войной до наступления выгодного для врага момента и что единогласное мнение делового мира – война лучше, чем постоянная ее угроза[535]. Он потребовал принятия незамедлительных мер против епископа Нанси и антигермански настроенной прессы. 8 ноября Арним вновь встретился с Брольи, указав на то, что республиканское правительство так и не приняло обещанных мер. Французский министр иностранных дел возра зил, что прессе уже разосланы строжайшие предупреждения воздерживаться от нападок на Германию, а епископ получил осуждающее послание от министра культов. Брольи попросил не заставлять его принимать какие-либо новые меры, чтобы «давно забытые» обстоятельства не послужили поводом для нового витка кризиса. Естественно, такой ответ не удовлетворил Бисмарка.

Отношения между канцлером и Арнимом в этот период уже были более чем прохладными, и Бисмарк, недовольный действиями немецкого дипломата, предпринял дальнейшие шаги через французского посла в Берлине Гонто-Бирона. Выступления во французской прессе анжерского епископа Фреппеля и нимского епископа Плантье с критикой Культуркампфа в декабре дали еще один козырь в руки Бисмарку. Одновременно министром иностранных дел Франции стал герцог Деказ, прекрасно понимавший, что Франция еще очень слаба по сравнению с Германией, а моральная поддержка ряда великих держав не дает никакой гарантии против немецкой агрессии.

В результате министр культов Фурту 26 декабря действительно разослал предупреждающее циркулярное письмо французским епископам, требовавшее от последних сдержанности и осторожности в выражении своих чувств по отношению к процессам, происходящим в соседнем государстве. 19 января французское правительство запретило на 2 месяца выпуск газеты, рискнувшей опубликовать незадолго до этого антигерманское пастырское послание одного из епископов. Но Бисмарк все еще не был доволен и 14 января, пригласив Гонто-Бирона, заявил о готовности «в случае необходимости предпринять прямые действия»[536]: «Мы не допустим, чтобы вы предупредили нас вашим нападением. В этом случае лучше сражаться через два года, через год, чем ждать, пока вы закончите ваши приготовления»[537]. Немногим ранее, в декабре, «железный канцлер» сказал британскому послу Одо Расселу, что он лучше развяжет войну сейчас, чем будет ждать, пока Франция усилится. Параллельно в самом конце 1873 года Бисмарк предпринял демарш в отношении Бельгии, где католическое духовенство также не скрывало своего негативного отношения к происходящим в Германии процессам. Дипломатическое наступление поддерживалось кампанией в прессе. В статье «Возвращение немецких войск из Франции», опубликованной 7 августа 1873 года, говорилось о необходимости развития мирных отношений с Францией, но отмечалось, что «шовинизм и призывы к реваншу охватили большую часть населения»[538]. 5 сентября немецкие газеты облетело сообщение о расправе граждан Люневиля над двумя немцами – инцидент, непомерно раздутый прессой. 22 сентября «Национальная газета» посвятила достаточно большой материал антигерманской позиции французской печати[539]. Эту тему газета продолжила и в следующих номерах, представляя западную соседку Германии как главный источник угрозы европейскому миру.

Особенно активно кампания в прессе развернулась с середины декабря 1873 года, после возвращения Бисмарка в Берлин из своего поместья. В январе 1874 года «Аугсбургская всеобщая газета» писала: «Мы – немцы, и нам предстоит ужасная война с вельфским соседом. Армия осознает это»[540]. 16 января «Северогерманская всеобщая газета» опубликовала материал об опасности, грозящей со стороны западного соседа, в котором содержалось заявление о том, что Германия не сможет жить в мире с Францией, которая поставит себя на службу «римской церковной политике»[541]. Французов обвиняли и во вмешательстве в ход предвыборной борьбы на стороне Центра, вплоть до финансирования германских политических католиков. Подобные выступления в немецких изданиях уже с конца сентября служили предметом жалоб властей республики, но немцы неизменно переваливали всю вину на плечи французских реваншистов.