Великий Бисмарк. Железом и кровью - Власов Николай - Страница 83

Правительственное предложение было принято незначительным большинством. Национал-либералы в данном вопросе раскололись на правое и левое крыло. По словам Е.И. Утина, «правительству на этот раз нетрудно было убедить народное представительство, что безопасность Германии и суровые требования внешней политики не дозволяют Германии тотчас же сбросить с себя военные доспехи»[460]. Стабильность внутриполитической ситуации большинство палаты ценило слишком высоко для того, чтобы каким-либо образом нарушать ее.

Хотя правительство имело перед собой послушный рейхстаг, который, вне всякого сомнения, ежегодно утверждал бы требуемые военные расходы, новое «временное положение» в очередной раз создавало весьма опасный для палаты и выгодный для правительства прецедент. Трагедия «конституционного конфликта» повторилась как фарс: в надежде найти хоть какую-то выгоду либералы пошли на гораздо большие уступки, чем ожидало правительство; их слова о стремлении контролировать военные расходы становились «в большей степени предметом воскресных речей, нежели целью парламентской деятельности»[461]. Что же касается обязательства не увеличивать военные расходы, то существовало множество путей для того, чтобы его обойти.

Разработка нового военного законопроекта началась в 1872 году, когда до окончания срока действия «временного положения» оставалось еще более 2 лет. Вскоре он был уже в основном готов. Бисмарк, придававший армии огромное значение, первоначально заявлял о своем намерении провести закон через рейхстаг еще до выборов 1874 года. В ноябре 1872 года канцлер писал Роону, что «к эффективнейшему оружию в предвыборной борьбе будет принадлежать впечатление, которое произведет на массы возможность уменьшения действующей армии и военных расходов», а это может «вынудить друзей правительства, национал-либералов, купить свое избрание обязательствами, которые затруднят им оказание нам поддержки в военном вопросе»[462]. Вследствие этого, считал канцлер, необходимо обеспечить принятие закона до новых выборов в рейхстаг, чтобы он ни в коем случае не стал предметом предвыборной борьбы. В другом письме, написанном 28 февраля 1873 г., канцлер настаивал на удалении из проекта всего, «что могло бы создать трудности для принятия закона»[463]. Имелись в виду параграфы о полицейских функциях армии, которые были в конце концов вычеркнуты из проекта.

Весной 1873 г. военный законопроект был представлен на рассмотрение бундесрата. Наиболее важным являлся § 1, устанавливавший так называемый этернат: «Численность армии в мирное время составляет вплоть до издания другого законодательного установления 401 659 унтер-офицеров и рядовых. Добровольцы с одногодичным сроком службы не включаются в численность армии мирного времени»[464]. Фактически это было точное повторение положений, отвергнутых рейхстагом при обсуждении проекта конституции в 1867 г. Этернат на неограниченный срок лишал палату возможности влиять на установление размеров армии и, соответственно, практически полностью отнимал у нее контроль над военным бюджетом страны. Это, в свою очередь, означало сильнейшее сокращение бюджетного права рейхстага – расходы на сухопутную армию составляли около трех четвертей имперского бюджета.

Однако в парламенте законопроект был положен под сукно. Такое решение негласно поддержали практически все политические партии, за исключением консерваторов. 28 мая 1873 года на собрании руководителей фракций парламента было принято решение о том, что проект не будет рассматриваться в текущую сессию. По ряду причин – в основном из-за нежелания ссориться с национал-либералами ради интересов военной верхушки, с которой у него постоянно возникали трения, – Бисмарк пошел на эту уступку, хотя перед Рооном он изображал из себя поборника скорейшего принятия законопроекта. Компромисс был достигнут в ходе тайных переговоров, которые в начале июня состоялись между руководителем ведомства имперского канцлера Дельбрюком и представителями ряда фракций. В соответствии с ним откладывалось рассмотрение сразу двух законопроектов – военного (что было выгодно либералам) и о прессе (что было выгодно правительству). Впрочем, консерваторы и Роон восприняли данную отсрочку с неприязнью. Роон 4 июня писал Бисмарку: «Пусть канцлер напомнит рейхстагу о его долге без дальнейших проволочек обсудить законопроект, прохождению которого через парламент правительства придают большое значение»[465].

О причинах промедления с внесением военного законопроекта существует множество мнений. Скорее всего, все объясняется нежеланием Бисмарка обеспечивать слишком легкое его прохождение, чтобы «приструнить» военную верхушку; во всяком случае, на это указывает сравнительно длительная задержка проекта в Союзном совете (почти месяц, тогда как в критические моменты эта процедура происходила за два-три дня) и отказ от осенней сессии.

Военный законопроект, как и предполагалось, оказался одной из центральных тем предвыборной борьбы наряду с Культуркампфом. Как его противники, так и сторонники были едины в одном: больной вопрос должен быть в конце концов решен. Практически никто не возражал также и против того, что безопасность государства должна быть обеспечена, но различные политические силы, естественно, видели пути ее обеспечения по-разному. В период предвыборной борьбы обозначилась та «линия фронта», на которой должны были происходить все последующие схватки. Эта линия пролегала между правым и левым крылом национал-либеральной партии, между сторонниками сотрудничества с правительством и удовлетворения запросов армии любой ценой и теми, кто придавал большее значение сохранению бюджетного права. Слева и справа от этой «линии фронта» находились группы колеблющихся, готовых в зависимости от ситуации перейти ее в ту или иную сторону. Именно от их позиции и зависела в конечном счете судьба военного законопроекта.

Как уже говорилось выше, итоги выборов в рейхстаг 10 января 1874 года оказались неоднозначными. Прежде всего необходимо отметить существенный сдвиг влево. Если ранее «центр тяжести» палаты находился на правом фланге либерального спектра, то теперь он переместился к группе левых национал-либералов. Именно им принадлежала теперь решающая роль.

Консерваторы потерпели на выборах сокрушительное поражение. Во многом это объяснялось тем, что у них был отнят «административный ресурс». Имперской партии удалось с трудом сохранить свои позиции. Что касается либеральных партий, то «серьезная борьба между ними разгорелась лишь в немногих округах»[466]. Националлиберальная партия усилилась, причем до такой степени, что без ее согласия невозможно было провести ни один законопроект, поскольку необходимое для этого большинство никогда не могло бы быть организовано ввиду противоречий между политическими силами. Вместе с прогрессистами она прочно удерживала большинство палаты. Но сильная позиция национал-либералов была одновременно источником их слабости, постоянным испытанием на прочность. Национал-либеральная партия уже неоднократно демонстрировала наличие в своих рядах достаточно серьезных разногласий, причем с ростом ответственности последние должны были неизбежно обостриться. В то же время значительно, даже скачкообразно, усилились две основные оппозиционные силы – католики и социал-демократы. Основным признаком новой расстановки сил в палате стало, таким образом, противостояние национал-либералов и католической партии Центра.

Фактически правительству не удалось расправиться с «врагами империи». Культуркампф привел к усилению позиций политического католицизма. Социал-демократы, ранее представленные всего двумя депутатами, тоже заставили считаться с собой как с серьезной политической силой. Положение для правительства было несколько менее благоприятным, нежели в предыдущем рейхстаге. Тем не менее на данный момент у Бисмарка были все основания оценивать ситуацию достаточно оптимистически. В рейхстаге партии, в общем и целом поддерживавшие его политику, по-прежнему уверенно составляли большинство.