Великий Бисмарк. Железом и кровью - Власов Николай - Страница 103

Выйти из тени Бисмарка заставило окончание русско-турецкой войны. Кампания завершилась убедительной победой российского оружия, которая позволила продиктовать Османской империи достаточно тяжелый мир. Условия подписанного 3 марта 1878 года в местечке Сан-Стефано прелиминарного договора значительно усиливали позиции России на Балканах. Они включали в себя, в частности, создание большого независимого болгарского государства, которое с большой долей вероятности могло стать сателлитом Петербурга. Это было неприемлемо ни для Британии, ни для Австро-Венгрии. В воздухе запахло повторением Крымской войны.

Такого развития ситуации Бисмарк допускать ни в коем случае не собирался. В феврале он попытался выступить в роли посредника между Петербургом и Веной. Австрийская дипломатия, однако, настаивала на созыве конгресса европейских держав по Восточному вопросу. Это решение выглядело далеко не оптимальным для Бисмарка по причинам, уже указанным выше; однако это была едва ли не единственная альтернатива дальнейшему обострению напряженности. В качестве места проведения конгресса был предложен Берлин, с чем к концу мая согласились все заинтересованные стороны. Помимо всего прочего, это дало Бисмарку возможность поднять свой престиж внутри страны в ситуации острого внутриполитического кризиса; нельзя забывать, что именно на это время пришлись два покушения на императора и решающие выборы в рейхстаг.

Берлинский конгресс открылся 13 июня 1878 года. Он стал крупнейшей международной конференцией второй половины XIX века. В германскую столицу прибыли такие звезды европейской дипломатии, как глава австрийского правительства Андраши, британский премьер-министр Дизраэли, российский канцлер Горчаков. Однако первую скрипку, конечно же, играл Бисмарк. Перед «железным канцлером» стояла весьма непростая задача. Он должен был постараться примирить соперников, в то же время не испортив отношений ни с одним из них. Именно поэтому Бисмарк изначально отказался от роли арбитра, принимающего решения. Свою линию на конгрессе он называл позицией «честного маклера», незаинтересованного посредника, который должен помочь другим участникам переговоров прийти к соглашению. В реальности он, конечно же, отстаивал германские интересы. В беседе с Бляйхредером сам «железный канцлер» скептически заметил, что по-настоящему честные маклеры в природе не встречаются.

В преддверии конгресса Бисмарк провел достаточно большую подготовительную работу, способствуя достижению предварительных соглашений между всеми его участниками. Идея, которую он неоднократно высказывал, заключалась в том, что все заинтересованные державы должны получить щедрые компенсации за счет побежденной Турции. В частности, Англия может забрать себе Египет, а Австрия – расширить свои владения на Балканах. Однако эти предложения не в полной мере соответствовали интересам Лондона и Вены. Поэтому на конгрессе развернулась достаточно серьезная дипломатическая борьба.

«Хотя Бисмарк держал нити в своих руках, он предоставил участникам высокую степень свободы в ведении переговоров», – характеризует политику канцлера его биограф Эрнст Энгельберг[572]. Председательствовавший на пленарных заседаниях, Бисмарк заботился о том, чтобы обсуждение было по возможности четким и конструктивным, а все спорные вопросы решались в ходе двусторонних переговоров. В течение месяца Берлинский конгресс завершил свою работу. Его итогом стала существенная ревизия Сан-Стефанского мира. В частности, вместо единой «большой Болгарии» создавалось два территориальных образования, лишь одно из которых пользовалось практически полной независимостью, а второе получило не более чем широкую автономию в рамках Османской империи. Это был классический компромисс, при котором каждому пришлось идти на уступки и никто в конечном счете не был полностью доволен достигнутым результатом. Исключение, пожалуй, составлял лишь Бисмарк, который смог привести Восточный кризис к благополучному завершению.

Однако «железному канцлеру» не удалось избежать упреков. В первую очередь они прозвучали со стороны Петербурга. Российские политики и общественное мнение обвиняли Бисмарка в том, что он лишил страну плодов ее победы и не оказал российской дипломатии ту поддержку, на которую она была вправе рассчитывать. Насколько оправданными были эти упреки, сказать сложно. «Железный канцлер» действительно не оказывал никакого предпочтения интересам России перед интересами других участников конгресса – что, впрочем, вполне соответствовало взятой им на себя роли «честного маклера». Тем не менее упрекать его в том, что он встал на сторону Лондона и Вены, как это делала российская пресса, довольно затруднительно. Однако германо-российские отношения существенно ухудшились.

К этому добавлялась личная неприязнь, прочно установившаяся между Бисмарком и Горчаковым. Российский канцлер считал необходимым искать сотрудничества с Францией, заявляя, что Союз трех императоров фактически прекратил свое существование. Бисмарк в то же время писал: «Горчаков – это несчастье как для России, так и для ее друзей; все усилия последних недостаточны для того, чтобы исправить последствия его глупости. (…) Князь Горчаков продемонстрировал прекрасные способности вызывать недоверие друзей и дразнить врагов, не имея средств для борьбы с ними. Во Франции он просил милостыню, с Австрией вел себя неумело, а по отношению к нам – высокомерно»[573]. В начале 1879 года между двумя странами вспыхнула настоящая экономическая война, когда германские власти под предлогом карантина против чумы запретили ввоз скота из России.

Имперский канцлер все в большей степени склонялся к сближению с Австро-Венгрией. В чем заключалась причина такого, на первый взгляд, парадоксального решения? Ведь сам Бисмарк несколько десятилетий назад предостерегал от того, чтобы связывать себя с дунайской монархией слишком тесными узами. Однако сейчас ситуация изменилась. На Россию, не желавшую и слышать о возобновлении «союза трех черных орлов», следовало оказать давление. Одновременно соглашение с Веной могло стать той «синицей в руках», которая, по меньшей мере, гарантировала Германию от полного окружения враждебным альянсом.

Нельзя сбрасывать со счетов и того обстоятельства, что к союзу с Австрией Бисмарка толкали многие группы интересов внутри страны. Идея сближения с «братьями по крови» была в высшей степени популярной во всех кругах немецкого общества. На союзе настаивали и военные, которые уже давно исходили из неизбежности войны на два фронта – против Франции и России – и считали необходимым иметь хотя бы одного надежного союзника. В такой ситуации сближение с Веной приобретало для «железного канцлера» большое внутриполитическое значение.

События начали стремительно развиваться в августе 1879 года, когда Берлина достигли слухи о возможной отставке Андраши. Не желая терять давнего и надежного партнера, Бисмарк немедленно предложил своему австрийскому коллеге встретиться в Гаштейне, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию и перспективы сотрудничества двух стран. Однако еще до того, как эта встреча состоялась, очередной ход сделала российская дипломатия. 15 августа Александр II отправил своему дяде, германскому императору, личное послание, вошедшее в историю под именем «письма-пощечины». Название вполне точно отражает содержание текста. Российский император упрекал своего немецкого родственника в неблагодарности, жаловался на Бисмарка и завершал послание многообещающей фразой: «Последствия могут иметь опустошительный характер для обеих наших стран»[574].

Хотя Бисмарк не желал полного разрыва с Россией, «письмо-пощечина» пришлось ему как нельзя более кстати. Дело в том, что Вильгельм, традиционно питавший симпатии к российскому императорскому дому, не желал и слышать о соглашении с Веной, носящем явный антироссийский характер. Теперь Бисмарк мог заявить: «С Австрией у нас больше общего, чем с Россией. Наше немецкое родство, исторические воспоминания, немецкий язык, интерес венгров к нам – все это способствует тому, что союз с Австрией в Германии популярнее и, возможно, устойчивее союза с Россией»[575].