Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Хрустальный лес - Черноголовина Галина Васильевна - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

К Крутоярскому подходили, когда уже совсем стемнело. Луна ещё не всходила. На склоне тёмной сопки горели-переливались огоньки; девочки приглядывались и гадали: который из этих огоньков светит в бабушкином окошке.

Загремела якорная цепь. Пароход вздрогнул и остановился.

— Почему стали? — испугалась Таиска. — Здесь же кругом вода!

— Дальше идти нельзя, — пояснил Алёша. — Берег близко, только он водой залит, не видать. Вода нынче большая.

— А как же? Я плавать не умею…

— Ничего, — успокоил Алёша. — Видишь, шлюпку спускают… А плавать я тебя обязательно научу.

— Научишь? — подпрыгнула Таиска. — Завтра же научишь, ладно?

— Как получится…

— Скорей, скорей, ребята! — торопил папа, который уже успел спустить в шлюпку чемоданы.

— Ну, раз, два!

Он подхватил сначала Таиску, потом Валю и передал их стоявшему в шлюпке матросу. Алёша спрыгнул сам, да так, что шлюпка закачалась и девочки ойкнули.

На пароходе включили прожектор; широкий искристый столб лёг на воду, и по нему быстро-быстро помчалась шлюпка к берегу, туда, где, очерченная светлым кругом прожектора, стояла, протягивая к ним руки, бабушка Таисья…

* * *

Валя засыпала… В маленькой бабушкиной спальне приятно пахло мятой, в соседней комнате слышались приглушённые голоса взрослых.

Осторожно скрипнула дверь, и вошла бабушка Таисья. Она поправила на девочках одеяла, задёрнула поплотнее занавески, сквозь которые проскальзывал лунный свет, потом присела на табуретку между кроватями и чуть слышно прошептала:

— Спят мои внученьки, спят мои кровиночки, капельки мои махонькие…

И тут Таиска, которая, казалось, уже спала, неожиданно звонко спросила:

— Капельки амурские, да, бабушка?

— Ш-ш-ш… Валя-то спит… Амурские, амурские, какие же ещё?

Нет, Валя не спала. Она просто лежала с закрытыми глазами и снова видела перед собой лёгких, пляшущих на воде солнечных зайчиков. Они качались, играли…

Потом и сама Валя превратилась в зайчика и прыгнула на волну.

Волна подхватила её и стала качать тихо, бережно, ласково.

Вершины кедров

Гриша любил открывать по утрам ставни; так уж давно повелось, что открывал их только он. Если мальчик долго не просыпался, мать стряпала при огне, а ставни открывать всё равно не шла… Впрочем, такое случалось редко.

Вот и сегодня, едва полоски света протянулись из щёлочек в ставнях на одеяло, Гриша вскочил, всунул ноги в валенки, накинул шубейку и выбежал на крыльцо.

Утро было морозное; приятно хрустел под валенками ледок, а на завалинках мёрзлая земля была чёрная — стоял март и днём уже подтаивало.

Гриша распахнул ставни, и дом обрадованно глянул на восходящее солнце маленькими чистыми окнами. В сарайчике звенели, падая на дна подойника, струи молока — мать доила корову.

— Гришутка! — крикнула она из сарая. — Умывайся да завтракать! А то скоро дядя Семён зайдёт. Или, может, раздумал, не поедешь?

Скажет же такое: «Не поедешь!» Да Гриша всю неделю ждал этого воскресенья. Он ещё никогда не видел, как валят лес.

Подоив корову, мать собрала завтрак.

— Не спеши ты, ради бога, — говорила она, глядя, как Гриша, обжигаясь, хватает дымящуюся картошку. — Успеешь… Да смотри на деляне ворон не лови, а то угодишь под дерево, чего доброго…

С тех пор как погиб на сплаве отец, мать всегда очень тревожилась, когда Гриша уходил в тайгу или рыбачить. Вот уже десятый год ему пошёл, а она всё беспокоится, как о маленьком. Но сегодня можно было бы и не тревожиться: ведь Гриша ехал на лесосеку с дядей Семёном! Дядя Семён жил по соседству один в большой избе, которая осталась ему от родителей. Он служил в армии, был старшиной на сверхсрочной, а года три назад демобилизовался и стал работать мотопильщиком в колхозе. Семьи у него не было, и, может быть, поэтому он частенько приглашал к себе шустрого, любознательного Гришу. У дяди Семёна было интересно: он всегда что-нибудь мастерил. Все жители посёлка обращались к нему, если нужно было починить часы, приёмник или фотоаппарат. За что бы ни брался дядя Семён, у него непременно получалось. И всё делал он по книгам, которых у него было целых три шкафа. Он и шить и стряпать умел. На Новый год по какой-то своей книге приготовил торт и принёс его в подарок Гришиной маме. Такого красивого торта Гриша ещё никогда не видел, а вкуснее не ел ничего в жизни. В прошлом месяце дядя Семён перекрыл у них крышу — три выходных работал. Выходные у дяди Семёна не совпадали с воскресеньями, и уроки для Гриши никогда не тянулись так медленно, как в эти дни. Ему не терпелось бежать скорее домой. Наспех сделав уроки, он выскакивал на улицу и уже дотемна не отходил от дяди Семёна: подавал ему гвозди, молоток и другой инструмент.

Обедали и ужинали втроём — мама, дядя Семён и Гриша, и это тоже было необычно и хорошо…

В дверь постучали. Гриша рванулся от стола и торопливо стал одеваться. Намёрзшая дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился дядя Семён. Он был в рабочей телогрейке и стёганых брюках, заправленных в валенки. И всё-таки выглядел он всегда как-то празднично, может, потому, что носил на шее красивый шерстяной шарф с зелёными разводами.

Высокий, ладный, загорелый, дядя Семён стоял, улыбаясь, на пороге, и вместе с бодрящим холодным воздухом в их низенький дом словно вошло что-то светлое, радостное.

— Готов, Григорий Петрович?

— Готов! — звонко отозвался Гриша.

— А мешок под шишки?

— Мешок! Совсем позабыли… — Мать заторопилась, пошла в кладовку, что-то там передвигала, пересыпала, Грише казалось, что она возится целую вечность; наконец она вытрясла на крыльце мешок из-под отрубей и подала Грише.

— Ну, брат, давай живей, — сказал дядя Семён. — Того и гляди, автобус хвост покажет.

Они вышли на дорогу вовремя. Небольшой голубой автобус плавно затормозил возле них. Автобус в леспромхозе был один, и на нём отвозили в тайгу рабочих того участка, который шёл впереди. Это сами лесорубы так установили. А если участок отставал, рабочие отправлялись на лесосеку в фанерном фургоне, установленном в кузове грузовика. Всё это напоминало весёлую игру и нравилось Грише. Кажется, дядя Семён это и предложил, он вообще был большой выдумщик.

На этот раз, как, впрочем, бывало очень часто, дядя Семён и его товарищи ехали на работу в автобусе. Место оставалось только одно, на переднем сиденье, и дядя Семён посадил Гришу на колени. Конечно, это не совсем удобно в Гришином возрасте, но тут уж ничего не поделаешь; главное, он едет в тайгу, он будет целый день рядом с дядей Семёном!

Автобус спустился к реке, шофёр дал газ, и машина стремглав помчалась по гладкому заснеженному льду, на котором лежали длинные утренние тени от береговых сопок и деревьев.

Лесорубы в автобусе переговаривались, шутили. Особенно смеялись над рассказом одного конопатого парня, хотя смешного тут было мало: на днях он чуть не попал под рухнувшую ель.

— Спилил я её, значит, как следовало, братцы… Она падать, а я в сторону, да за камень запнулся, а она чего-то подумала-подумала, на пеньке повернулась — и за мной как побежит!

Маленький автобус дрожал от хохота.

— Знать, приглянулся ты ей, — подтрунивали лесорубы.

Автобус всё бежал по гладкой ледяной дороге. Кое-где по сторонам виднелись провалы: это опустилась вода и образовалось, как говорят в народе, пустоледье… Зеленоватые края трещин вспыхивали, переливались на солнце.

Появился лес, предназначенный для сплава. Десятки, сотни кедровых брёвен лежали на льду, словно какие-то великанские дети играли ими, как спичками, да рассыпали невзначай.

Шофёр стал притормаживать, под колёсами была голубоватая наледь: в распадках и зимой били ключи. Потом автобус свернул и медленно поехал вверх по протоке. Близко-близко подступили ярко-лиловые тонкие лозы краснотала; на ветках висели седые клочья тины: вода прошлым летом здесь была большая. Выше шли каменистые отроги сопок, а на них, держась каким-то чудом, тянулись к небу ели, берёзы, кедры…