Потерянный рай - Мильтон Джон - Страница 6

Наигорчайшей долей вечных мук,

Кто позавидует? Где выгод нет

Желанных, там отсутствует раздор.

Никто не жаждет первенства в Аду,

Никто свои страданья не сочтёт

Столь малыми, чтоб добиваться больших

Из честолюбья; потому союз

Теснее наш, согласие прочней,

Надёжней верность, чем на Небесах.

При этом перевесе мы вернём

Наследье наше. Именно в беде

Рассчитывать мы вправе на успех,

Нас в счастье обманувший. Но какой

Избрать нам путь? Открытую войну

Иль тайную? Вот основной вопрос.

Обдумавший ответ — пусть говорит!"

Едва он смолк, державный царь Молох

Поднялся; изо всех бунтовщиков

Сильнейший и свирепейший, сугубо

Взбешённый пораженьем. Он себя

Мнил силой богоравной и скорей

Согласен был бы не существовать,

Чем стать слабей. Надежду потеряв

На равенство, утратил с нею страх,

Геенну и Предвечного презрел

И нечто — хуже Ада, так воззвал:

"— Стою за бой открытый! Не хвалюсь

Коварством. Козни строить не мастак.

Вольно хитрить, когда охота есть

И время. Не до хитрецов сейчас;

Они, рассевшись, будут сеть плести

Уловок, а несметные ряды

Воинственных изгнанников Небес

Неужто прозябать обречены

В ярме постыдном, в вечной тьме тюрьмы

Тирана, царствующего затем,

Что мы бездействуем? Нет! Ополчась

Огнями Ада, яростью борьбы,

Неодолимо все проложим путь

К высоким башням Неба; обратим

В оружье грозное снаряды пыток:

Пусть на Его всесильный гром в ответ

Гремит Геенна! Против молний мы

На Ангелов Его извергнем смрад

И чёрный пламень с той же силой; Божий

Престол зальём чудовищным огнём

И серой Пекла — тем, что Он для нас

Назначил. Но, быть может, смелый план

Вам не в подъем и даже мысль страшна

О взлёте на такую крутизну

И штурме неприступных вражьих стен?

Но осознайте, ежели прошло

Оцепененье от снотворных вод,

Испитых вами в озере забвенья,

Что наша суть природная, состав

Эфирный нас влечёт в родную высь.

Паденье Ангельскому естеству

Несвойственно. Когда жестокий Враг

Висел над арьергардом наших войск

Разбитых и, глумясь, в пучину гнал,-

Кто не восчувствовал: как тяжело,

Как трудно опускали нас крыла

В провалы Хаоса; зато взлетим

Свободно. Вы боитесь? Если гнев

Могучего Противника опять

Мы вызовем и Он, ожесточась,

Измыслит средства, гибельней стократ,

Чтоб нас добить, — чего страшиться здесь,

В Геенне огненной? Что может быть

Прискорбней, чем, утратив благодать,

Терпеть мученья, в бездне пресмыкаться,

Где негасимый пламень вечно жжёт

Рабов безжалостного Палача,

Склоняющих угодливо хребты

Под пыткой, под карающим бичом?

А если Он замучит нас вконец,

Мы уничтожимся, исчезнем вовсе.

Чего тогда бояться? Почему

Мы жмёмся и Тирана разъярить

Колеблемся? Свирепо нашу плоть

Эфирную Он обратит в ничто;

Но разве, перестав существовать,

Мы счастливей не будем? Разве впрок

Бессмертье истязуемым рабам?

Но если Ангельское бытие

Пресечь нельзя и наше естество

Божественно воистину, тогда

И в худшем случае для страха нет

Основы. Прежний опыт подтвердил,

Что Небо мы способны сотрясти,

Вторгаясь непрерывно, и Престол,

Хотя и неприступный, и самой

Судьбою предназначенный Царю

Небесному, тревожить. Пусть победа

Немыслима, зато возможна месть!"

Он кончил, сдвинув брови; жгучий взор

Взывал к отплате, к битве, что богам

Одним под силу. Тут, насупротив,

Поднялся Велиал; он кротким был

И человечным внешне; изо всех

Прекраснейшим, которых Небеса

Утратили, и с виду сотворён

Для высшей славы и достойных дел,

Но лжив и пуст, хоть речь его сладка,

Подобно манне; ловкий словоблудец

За правду выдать мог любую ложь,

Мог исказить любой совет благой,

Столь мысли низменны его. Во зле

Искусный, он ленив и празден был

В деяньях чести, но, умея слух

Пленять, красноречиво молвил так:

"— О Духи! Я стоял бы за войну

Открытую, и ненависть моя

Не меньше вашей— Но призыв к борьбе

Немедленной меня разубедил

Особенно, надежду на успех

Сомнением зловещим омрачив.

Возможно ли? Храбрец из храбрецов,

Испытаннейший в битвах паладин,

Совету собственному и мечу

Не доверяя, мужество своё

Исчезновеньем хочет утвердить,

Небытием, отчаяньем; достичь

Ничтожества, жестоко отомстив!

Но о какой здесь мести речь идёт?

Небесные твердыни — под охраной

Вооружённой стражи; их не взять.

Отряды часто разбивают стан

У края Бездны; с этих рубежей

Дозорные летят на тёмных крыльях

В просторы царства Ночи, не страшась

Возможных стычек с нами. Если мы,

Пробив дорогу силой, за собой

Весь Тартар увлечём, чтоб свет Небес

Затмить, Великий Враг наш сохранит

Престол и впредь незыблемым; эфир

Пречистый омрачить нельзя ничем;

Он без труда развеет пламя Ада.

Недолгим будет наше торжество!

Побеждены повторно, мы впадём

В бессильное отчаянье, — предел

Надежды нашей; вынудим Царя

Победоносного излить сполна

Свой гнев и вовсе уничтожить нас.

И в том спасенье? Скорбное, увы!

Кто согласился бы средь горших мук,

Терпя стократ несноснейшую боль,

Мышление утратить, променять

Сознание, способное постичь,

Измерить вечность, — на небытие;

Не двигаться, не чувствовать, уйти

В несозданную Ночь и сгинуть в ней,

В её безмерном чреве? Если ж лучше

Исчезнуть нам — кто вправе утверждать;

Посильно и желанно ли Врагу

Покончить с нами раз и навсегда?

Сомнительно, чтоб Духов истребить

Он в силах был, но уж наверняка

Того не возжелает! Неужели

Всезрящий стрелы гнева истощит

Мгновенно, по беспечности своей

И слабости, несдержанно вспылив,

На пользу нам поступит невзначай,

И жертвы, предназначенные Им

Для вечной кары, уничтожит сразу?

"Чего мы ждём? — сторонники войны

Взывают. — Мы обречены на казнь

Бессрочную; проступок новый наш

Её не усугубит; пыток нет

Жесточе!" — но спокойно мы сидим

И, при оружье, держим наш совет;

Но это ль наихудшая беда?

Когда, преследуемые Врагом

Ожесточённым, падали в провал

Стремглав под сокрушительной грозой

Разящих молний, жалостно моля

Спасения у бездны и в Аду

Ища убежища; когда в цепях,

На серном озере, стенали мы,

Не хуже ль было? Если дуновенье,

Что эти горны страшные зажгло,

В семь раз мощней раздует, распалит

Для нас предуготованный огонь,

И притаившееся в вышине

Возмездье длань багровую опять

Вооружит, чтоб пуще нас терзать,

И хляби ярости Господней вновь

Отверзятся, и хлынет пламепад

С Гееннских сводов, — жгучий, жидкий жупел,

Обрушиться готовый каждый миг

На наши головы, — и что тогда?

Пока мы рассуждаем о войне

Победной, нас внезапный ураган

Огнепалящий может разметать

По скалам и к уступам пригвоздить

На поношенье вихрям или вдруг

Закованных, беспомощных швырнуть

На дно клокочущего моря; там

Терзаться будем мы обречены

Без меры, без надежды на пощаду,

На милость, — неисчетные века.

Тогда нам будет злее, чем теперь!

Вот почему противлюсь я равно

Открытой ли войне, иль потайной.

Ни хитростью, ни силой — с Ним ничем

Не совладать. Кто может обмануть

Всевидящее Око? И сейчас

Он, с высоты, провидит нас насквозь,

Над жалкими стремленьями смеясь,

Настолько всемогущий, чтоб разбить