Правило четырех - Колдуэлл Йен - Страница 1

Йен Колдуэлл, Дастин Томасон

«Правило четырёх»

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

«Гипнеротомахия Полифила» — одна из самых ценных и наименее понятых книг в истории раннего западноевропейского книгопечатания. До нашего времени дошло меньше ее экземпляров, чем гуттенберговской Библии. Среди ученых продолжаются споры относительно того, кто скрывался за именем ее загадочного автора, Франческо Колонна, и с какой целью он написал «Гипнеротомахию». Только в декабре 1999 года, через пятьсот лет после ее появления на свет и несколько месяцев спустя после событий, описанных в «Правиле четырех», появился полный английский перевод «Гипнеротомахии».

ПРОЛОГ

Думаю, отец мой, как и многие из нас, потратил свою жизнь на собирание осколков истории, которую так и не понял. История эта началась за пять столетий до моего поступления в колледж, а закончилась уже после его смерти. Ноябрьской ночью 1497 года два гонца покинули сумрачный Ватикан и отправились в церковь Сан-Лоренцо, расположенную за городскими стенами Рима. То, что произошло в ту ночь, изменило их судьбы и, как считал мой отец, возможно, изменило и его собственную.

Я никогда особенно не вникал в то, чем он занимался и во что верил. Сын — обещание, данное мужчине временем, гарантия того, что когда-нибудь все, что для него священно, будет сочтено глупостью, а тот, кого он любит больше всех на свете, поймет его неверно. Однако отцу моему, посвятившему себя изучению Ренессанса, вовсе не была чужда идея возрождения. Историю о двух гонцах он рассказывал так часто, что забыть ее я не смог бы, даже если бы хотел. Теперь я понимаю, что он чувствовал: в ней заключен некий урок, который рано или поздно свяжет нас.

Гонцы были направлены в Сан-Лоренцо с письмом от одного благородного господина и со строгим, под страхом смерти, наказом: ни при каких обстоятельствах не вскрывать послание. Запечатанное четырьмя восковыми печатями, оно якобы содержало тайну, на разгадку которой мой отец впоследствии и потратил три десятка лет. Но тьма снизошла на Рим в те времена; слава его пришла и ушла, но не вернулась. На потолке Сикстинской капеллы все еще красовалось звездное небо, и апокалиптические дожди переполнили Тибр, на берегах которого, как уверяла молва, появилось чудище с телом женщины и головой осла.

Два алчных посланца, Родриго и Донато, не вняли предостережению хозяина. Нагрев над пламенем восковые печати, они вскрыли письмо, желая ознакомиться с содержимым. Прежде чем войти в Сан-Лоренцо, ловкачи старательно вернули печати на место, так тщательно скопировав оттиск, что заметить подделку было невозможно. Не будь их господин куда большим хитрецом, гонцы наверняка прожили бы дольше.

А дело в том, что не сами печати погубили Родриго и Донато, а темный воск, на котором они были проставлены. В Сан-Лоренцо двух всадников встретил некий каменщик, знавший тайну воска: в него был добавлен экстракт ядовитой травы, называемой «сонная одурь», который, попадая в глаза, расширяет зрачки. В наши дни вещество используется в медицинских целях, а в те времена итальянки применяли его как косметическое средство, потому что увеличенные зрачки считались признаком красоты. Именно благодаря вышеописанному свойству растение и получило другое свое название: «прекрасная женщина», или белладонна. В то время как Родриго и Донато снимали и снова накладывали печати, согревая воск, дым попал им в глаза.

Встретив гонцов в Сан-Лоренцо, каменщик подвел их к освещенному свечами алтарю и, заметив, что зрачки их не сузились, понял, что произошло. Пока Родриго и Донато безуспешно пытались разобрать, что к чему, каменщик исполнил то, что ему было приказано: вынул меч и отрубил обоим головы. То было, как сказал их хозяин, испытание верности, и они его не прошли.

Что сталось с несчастными Родриго и Донато дальше, мой отец узнал из документа, найденного им незадолго до смерти. Накрыв тела убитых, каменщик выволок их из церкви, после чего вытер кровь на полу. Головы он положил в седельные сумки своего коня, тела же перебросил через спины лошадей Родриго и Донато. Злополучное письмо, найденное в кармане Донато, было предано огню, так как не содержало никакой полезной информации. Прежде чем покинуть церковь, каменщик, совершивший ради своего господина страшный грех, в раскаянии припал к земле. Может быть, в глазах его шесть колонн Сан-Лоренцо предстали шестью черными зубьями преисподней, потому как еще в детстве, сидя на коленях матери, услышал он о том, каким поэт Данте увидел ад, и что величайших грешников ждало жуткое наказание в пасти lo ‘mperador del doloroso regno.[1]

Возможно, тронутый раскаянием несчастного, сам святой Лаврентий взглянул на него наконец из своей могилы и даровал прощение. А может, и не было никакого прощения, и Лаврентий, подобно святым и мученикам нашего времени, хранил непостижимое молчание. С наступлением ночи каменщик, следуя полученной от своего господина инструкции, отвез тела мяснику. О дальнейшей их участи остается лишь гадать. Я только надеюсь, что куски их были разбросаны по улицам и убраны мусорщиками или съедены собаками, а не стали начинкой для пирогов.

Что касается голов, то им мясник нашел иное применение. Некий городской пекарь, человек, склонный к мрачным шуткам, купил их у мясника и, уходя из пекарни, положил в печь. В те дни местные женщины нередко пользовались неостывшими печами пекарей для собственных нужд, и когда они увидели две головы, то едва не упали в обморок.

Незавидная, казалось бы, доля — стать пугалом для бедных старушек. Но я думаю, что в данном случае смерть принесла Родриго и Донато куда большую славу, чем та, которая могла бы ждать их при жизни. Ведь старухи в каждой цивилизации являются хранителями памяти, а уж те, что обнаружили человеческие головы в печи пекаря, наверняка не забыли о своей находке до конца дней. Даже после того как пекарь признался в содеянном, женщины продолжали передавать историю из уст в уста, и еще не одно поколение римлян помнило о чудесных головах, как и о чудище, извергнутом водами Тибра.

И пусть история о двух посланниках изгладилась в конце концов из памяти людей, одно остается несомненным. Каменщик сделал свою работу хорошо. Тайна их господина, какова бы она ни была, так и не вышла за пределы Сан-Лоренцо. На следующее после убийства Родриго и Донато утро, когда мусорщики погрузили их останки в свои тележки вместе с прочим сором, мало кто заметил исчезновение двух мужчин. Жизнь продолжалась, красота увядала и умирала, чтобы возродиться из тлена, и, подобно зубам дракона, брошенным в землю Кадмом[2], кровь зла окропила римскую почву и принесла возрождение. Пять столетий должно было минуть, прежде чем правда выйдет наружу. И когда эти пять столетий прошли, и смерть нашла пару новых гонцов, я уже учился на последнем курсе Принстонского колледжа.