Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Семья Горбатовых. Часть вторая. - Соловьев Всеволод Сергеевич - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

Сказав это, Павел поспешно встал и поехал к императрице. Екатерину уже более недели не видел никто, кроме самых приближенных к ней людей. Она не только не выезжала из Таврического дворца, но даже не выходила из своих комнат. Она не могла оправиться после дурноты, случившейся с ней 11-го сентября, чувствовала постоянную головную боль, у нее усилились припадки болезни, которою она страдала в течение нескольких лет — ноги ее сильно опухли, на них открылись раны.

Между немногими лицами, с которыми она виделась в это время, шли рассуждения о том, что она находится в очень мрачном настроении духа, что она постоянно озабочена, молчалива и выказывает признаки такого раздражения, какого в ней прежде никогда не замечалось. Цесаревич знал обо всем этом от великой княгини, и ему было очень трудно теперь решиться на свидание с императрицей, на объяснение с нею. Но это объяснение он считал долгом своей совести; у него не было другого выхода.

Он велел доложить о себе государыне и о том, что он просит ее немедленно принять его. Его не заставили ждать. Он застал Екатерину в маленьком кабинете перед маленьким письменным столиком, за которым она, месяц тому назад, принимала Сергея Горбатова. Но если уж тогда она имела больной и утомленный вид — теперь она казалась еще более больной и утомленной.

— Очень рада вас видеть, мой друг, — проговорила она, протягивая руку сыну, — я не ожидала вас. Вы так редко приезжаете, верно, какое-нибудь особенное дело привело. Что вам угодно? Я слушаю.

— Вы правы, дорогая матушка, я по делу, — смущенно проговорил Павел, целуя ее руку. — Матушка, будьте снисходительны, дозвольте мне узнать от вас, что такое случилось с Горбатовым? Почему он арестован? В чем его обвиняют?

Екатерина подняла брови с видом изумления.

— А, так вот дело, которое заставило вас приехать из Гатчины! А я и не знала, что вы принимаете в Горбатове такое участие… Впрочем — нет, мне говорили, что он у вас бывает… Но откуда же эта близость? Что общего между вами?

Цесаревич закусил губу. Он был готов вспыхнуть, но тотчас же совладел с собою и проговорил:

— Этот молодой человек мне всегда очень нравился, я всегда чувствовал к нему влечение. Он действительно был несколько раз в Гатчине, потому что он жених фрейлины моей жены, княжны Пересветовой.

— Да?.. Этого я никогда не слышала. Впрочем, я совсем не знаю княжну Пересветову — я видела ее всего, кажется, один раз. Очень красивая девушка, но мне говорили, что она какая-то странная, какая-то недотрога, невидимка. Впрочем, дело не в этом, мне все равно, если она нравится великой княгине, если великая княгиня довольна ею, то больше ничего и не надо… Так Горбатов ее жених! Жаль!

— Почему же жаль, матушка?

— Если она честная и хорошая девушка, то мне жаль, что она выбрала такого недостойного человека.

— Недостойного? Этот-то вопрос и нужно разрешить — действительно ли он недостойный человек?

— Видите ли, мой друг, — резким тоном перебила его императрица, — я сама считала Горбатова когда-то прекрасным юношей, я готова была прощать ему многое… Он очень плохо вел себя за границей, но я ему простила это, он остался на службе. Наконец, и теперь, когда он вернулся сюда, я, уже имея некоторые основания не совсем доверять его благонадежности, все же не хотела верить ничему дурному, что мне на его счет передавали. Я приняла его так, как, конечно, он не заслуживал, и что же — он оказывается изменником.

— Изменником? Это неправда! — горячо, резко крикнул цесаревич, весь багровея и вскакивая со стула.

— Неправда? Значит, я лгу?.. — протянула Екатерина. — Впрочем, прошу тебя успокоиться, я понимаю, что тебе трудно этому поверить, — я сама с трудом поверила, но обвинения слишком тяжки, да, наконец, все легко и объяснить: он оказался человеком честолюбивым. Он был недоволен своей службой, своим начальством, ему хотелось быстрых повышений. Он, может быть, считал себя обиженным, наконец, может быть, он даже имел какое-нибудь основание быть недовольным…

Цесаревич хотел сказать что-то, но остановился. Екатерина заметила это.

— Что вы говорите? — спросила она, пристально взглянув на него.

— Ничего, матушка, я слушаю.

— Ну, и вот он вздумал нам мстить. Он сошелся в Лондоне с людьми, враждебно относящимися к моему правительству. Вы должны знать, что Англия теперь торжествует после неудавшегося сватовства шведского короля. Этот брак вовсе не в видах Англии: она должна была постараться его расстроить. Теперь для меня все ясно: регент принял английские деньги — ему это не в первый раз! Он самым низким, самым наглым образом обманул наше доверие, насмеялся над всеми нами, поставил нас в такое тяжелое положение… Вы видите — дело не шуточное… вы видите — тут не одна я, тут мы все… Это так же должно быть вам близко, как и мне.

Лицо ее побагровело, глаза налились кровью. В волнении она хотела было подняться с кресла, но тут же и опустилась опять с тихим стоном.

— Матушка, и вы считаете Горбатова замешанным в это скверное дело?

— Да. Через него из Лондона переписывались с Витвортом… Он приехал как раз вовремя для того, чтобы устроить все это. Вот кого я ласково встретила! Вот кого я принимала на этом самом месте, — с кем я беседовала откровенно, как с человеком, достойным моей беседы! Какая же измена может быть хуже этой? Какое преступление найдете вы отвратительнее? О, он достоин примерного наказания! Я едва сдерживаю свое негодование. Я бы в двадцать четыре часа заставила Витворта выехать из Петербурга, но у нас руки связаны. Мы не можем сделать теперь разрыва с Англией… Но наших изменников карать мы обязаны.

Цесаревич побледнел.

— Ужасные обвинения, — проговорил он, — и если только есть в них хоть доля правды, несмотря на все свое расположение к Горбатову, я первый готов явиться его обвинителем, но, матушка… а если это клевета его врагов? Если он как есть ни в чем не повинен, а между тем, обвиняется в таком тяжком преступлении и должен понести за него наказание?..

Екатерина тяжело дышала.

— Разве я когда-нибудь была кровожадной и свирепой? Разве я на деле не доказывала, что следую моему правилу, что лучше оправдать несколько виновных, чем обвинить одного невинного? Я без явных доказательств обвинять и карать не стану.

— Где же эти доказательства?

— Они в руках у князя Платона Александровича.

Цесаревич стиснул зубы.

— Вы их видели?

— Нет еще. Платон Александрович представил мне достаточно улик для того, чтобы иметь право арестовать Горбатова и конфисковать его бумаги.

— Улик… В чем же состоят эти улики?

— Получено несколько писем из Лондона, удостоверены постоянные сношения, переговоры между Витвортом и Горбатовым в последнее время до 11-го сентября. Есть несколько свидетелей, которые утверждают, что слышали со стороны Витворта и со стороны Горбатова очень двусмысленные фразы.

Цесаревич едва сдерживал свое негодование.

— Все это недостаточные улики для того, чтобы так поступить с человеком, который никогда не подавал ни малейшего повода подозревать себя в таком тяжком преступлении, как измена. Если улики могут быть, то только в бумагах Горбатова, и эти бумаги нужно пересмотреть с полным беспристрастием, без предвзятой мысли…

— Так оно и делается, — сказала Екатерина.

Цесаревич несколько раз прошелся по комнате. Неужели он обманулся в Горбатове? Нет, этого быть не может! Нет, стыдно останавливаться на этой мысли.

Но он видел, что Зубову пришел в голову адский план. Он нашел именно тот способ, каким всего удобнее мог погубить ненавистного ему человека. Пущенное им название «вольтерьянец» не подействовало, так он воспользовался обстоятельствами, и обвинения его были ужасны. Ко всему бы императрица отнеслась осторожно и хладнокровно, во всяком бы деле была беспристрастна, но в деле, с которым было соединено неудавшееся сватовство Густава, она не могла быть беспристрастной. Для того, чтобы подвигнуть ее на всякую несправедливость, для того, чтобы заставить ее поступать так, как она никогда не поступала, нужно было именно коснуться этой ее раны, которая заставляла ее претерпевать невыносимые мучения, — и Зубов сделал это.