Семья Горбатовых. Часть вторая. - Соловьев Всеволод Сергеевич - Страница 122

— Я знаю все это, maman, тем более радуюсь за Нину, но еще больше радуюсь тому что он хороший человек и что они, действительно любят друг друга…

— Но ведь Нина… Ну, она… недурна, конечно… Да как же она может быть madam Gorbatoff?.. Madame Gorbatoff — mais c'est impossible puisqu'elle n'est pas nee du tout! Нет, матушка, нет, никогда не бывать этому!.. Если вы сошли с ума… родители… родня… родня не допустит… не допустит!..

— Я думаю, maman, что допустит… Но теперь я ничего говорить не буду, я только что собралась ехать к его матери. Я поеду, поговорю с нею и как вернусь — тотчас же передам вам все, тогда и увидим…

— Поезжай, ma chere, поезжай, что же, поезжай, коли себя не жалеешь… А я бы на твоем месте в такие дела не впутывалась… Сраму себе наживешь только и ничего больше.

— А вот мы это увидим! До свидания, maman!

— До свиданья! Только ты бы поскорее и оттуда прямо ко мне, слышишь — прямо ко мне!

— Непременно!

Княгиня вышла. Пелагея Петровна показалась из-за портьеры.

— Ну, матушка, что скажете? — обратилась к ней генеральша.

— Да уж что тут говорить! — обиженным присвистом отвечала Пелагея Петровна. — Ведь малый ребенок — и тот такой сказке не поверит, а княгиня, вон, верит… А вы, ваше превосходительство, хоть убей меня тут при вас — за меня не заступитесь… что же ведь это — терплю я, терплю от княгинюшки… силушки моей нету!.. Ведь для вас стараюсь, а то для кого же… Слежу, чтобы в доме разных каверз и пакостей не было — а за это что вижу?.. Коли уж на то пошло, видно, мне не жить у вас…

Она горестно всхлипнула.

— Уж отпустите вы меня… не ко двору я здесь пришлась, честных-то людей отовсюду, видно, гонят… Ну и что же, Бог даст — проживу как-нибудь…

И она горестно всхлипнула… Генеральша нахмурилась.

— Пелагея Петровна, принесите мою шкатулку, что у кровати! — проговорила она.

Пелагея Петровна быстро шмыгнула и через несколько секунд явилась, неся большую, тяжелую шкатулку. Генеральша вынула из кармана связку ключей, перебрала их, нашла маленький ключик, отперла шкатулку. Шкатулка была наполнена всякими драгоценными вещами старинной работы. Тут были и браслеты, и кольца, и броши, серьги, фермуары. Генеральша разложила все вещи перед собою, выбрала красивое колечко с довольно крупным, кровяного цвета, рубином и подала его Пелагее Петровне.

— Вот вам! — сказала она. — Не брюзжите вы только да не говорите глупостей, ведь сами знаете, что вздор… Ну куда вы от меня пойдете? Где вам такое житье будет?..

Пелагея Петровна быстрым взглядом впилась в колечко, чмокнула руку благодетельнице и миткалевым платочком отерла себе глаза. Генеральша снова уложила все вещи в шкатулку, заперла ее и сказала:

— Снесите ее на место да позовите ко мне князя.

Князь Еспер тотчас же появился на зов сестры. Он был все такой же расфранченный, надушенный, но как-то немного осунулся за последнее время. Он убедился, что дела его совсем плохи. Нина упорно его избегает с самого их возвращения. Несмотря на все его старания, он не мог добиться с нею tete-a-tete.

— Mon frere, — встретила его генеральша, — вы слышали, что у нас делается?

— Ничего не слыхал, ma soeur, — тревожно ответил он.

— В доме невеста.

— Как? Кто?

— Нина Александровна замуж выходит, да за кого бы вы думали? За Горбатова! А, как вам это покажется?

Князь упал в кресло и не мог произнести ни слова. А генеральша повторяла.

— А, как вам это покажется? Ну, скажите, скажите?

— Что я скажу… ничего не скажу… — через силу, почти как в бреду, шептал он.

— Да мыслимое ли это дело, сударь? — волновалась генеральша. — Я полагаю, что дочка моя просто с ума сошла, коли этому верит. Если бы и хотел он, кто же ему позволит? У Горбатовых в роду еще не бывало таких mesalliance, и они горды и знают себе цену.

— Вы думаете, ma soeur, не допустят? — наконец, несколько приходя в себя и ухватываясь за новую мысль, не приходившую ему еще в голову, пробормотал князь Еспер.

— Не только думаю — уверена в этом, быть того не может…

— Ma soeur, я нездоров, с утра голова болит… я пойду к себе, прилягу.

— Я не держу вас…

Князь Еспер вышел из темного будуара, остановился, схватил себя за голову и потом кинулся через все комнаты на половину княгини. Он, как безумный, ворвался в гостиную, огляделся, не нашел там Нину. Кинулся в ее комнаты, застучал в дверь и отчаянным голосом крикнул:

— Впустите! Впустите!

Дверь была не заперта. Она распахнулась. Нина, заслыша его отчаянный голос, выбежала к нему навстречу.

— Что случилось? Пожар? Что? Где горит? У нас? Или несчастье какое-нибудь? Ma tante?!.

Она не знала, что и подумать.

— Вы замуж выходите?.. Говорите — правда это?.. Правда или нет? — наступал он на нее с искаженным лицом.

Она отстранилась. Она наконец поняла, в чем дело и успокоилась.

— Да, правда! — произнесла она твердым голосом.

Он отшатнулся. Он пристально несколько мгновений глядел на нее бессмысленными глазами, потом вдруг его охватило бешенство, зубы его скрипнули, он поднял руку и погрозил ей:

— Клятвопреступница! — прошипел он. — Ты получишь должное возмездие!

Нина вздрогнула невольно. Но это было только мгновение. Она холодно взглянула на него, повернулась и прошла в свою спальню.

Он слышал, как она заперла за собою дверь, как щелкнул замок. Он бросился назад. Поднялся к себе, упал на диван и долго лежал неподвижно.

В нем все кипело.

«Нет, нужно ей отомстить, нужно ее наказать хорошенько!»

«Отняли-таки! Отняли!..» — вдруг громко крикнул он и заплакал.

XII. ЧУДЕСА

— Пелагея Петровна! Пелагея Петровна! Да подите же поскорее, узнайте — вернулась княгиня или нет? — почти поминутно говорила генеральша, сгорая нетерпением.

Наконец Пелагея Петровна вернулась и объявила, что княгиня приехала, прошла прямо к себе, но сказала ей, что сейчас приедет сюда.

— Какова она? Каков у нее вид — вы заметили?..

— Ничего, ваше превосходительство, не могла я заметить — на меня не смотрят, ровно я отверженная какая… Скажите, мол, маменьке, что приду сейчас — я ни словечка больше…

— Да вы бы, матушка, как-нибудь выведали, спросили бы ее хоть что-нибудь…

— Нет-с, благодетельница, я с ними разговаривать теперь никак-с не могу… Сами знаете — одна только обида мне за всю мою верность, и ничего больше…

— Ах, Бог мой — что же она нейдет? Сбегайте…

Но княгиня в это время вошла. Генеральша так и уставилась на нее в полумраке.

— Ну что, ma chere, что? Кто прав?..

— Я права, конечно, ведь я знала!..

— Кого же ты видела? Саму Горбатову? С ней говорила?

— Да, с ней говорила. Она очень рада… Она ведь Ниночку уже видала и та ей, оказывается, с первого раза понравилась. Чудная женщина Татьяна Владимировна Горбатова, до слез она меня тронула. Вот мать!..

— Хорошая женщина… да — я ничего против нее не скажу, — проговорила генеральша, все еще не будучи в силах прийти в себя от изумления, — хорошая женщина; только ты, мать моя, все-таки не производи ее в святые… Чай, знаешь, помнишь, кто без греха!..

— О чем вы это, maman? — с неудовольствием перебила княгиня.

— О чем? Сама знаешь… Всему свету известно, с кем она была близка в молодости…

Княгиня вспыхнула.

— Ах! Зачем вы это, maman? Да и кто может… Может, все это клевета и сплетни… Даже, наверное, так… Я уверена, уверена, что все клевета и сплетни и ничего между ними не было такого…

Генеральша всполошилась, даже вскочила со своего кресла, совсем уже позабыв все свои недавние недуги и ожидание смерти. Глаза ее загорелись. Она просто чувствовала себя оскорбленной.

— Что еще, что ты? Бога побойся — как клевета, как сплетни? Ну, уж это, ma chere, нельзя же так, это ни на что не похоже! Всему свету известно, а ты вдруг — клевета!

— Господи, будто это обида и вам и «всему свету», что я сомневаюсь… Что я не хочу верить в существование пятна на этой прекрасной женщине?