Отпусти-это всего лишь слово - 2 (СИ) - "Сан Тери" - Страница 22

Лицо Вольха искажается на секунду, в глазах затравленное выражение, то что я увидел в дверях, когда валялся под столом.

- Ник – шёпотом произносит он, а затем белеет как простыня.

- Твою мать – хрипло проговорил он и ударил кулаком по кровати. – Твою мать. Малыш?

Отчаянный взгляд, словно это я виноват в происходящем. Ну да, бля конечно, всю жизнь мечтал оказаться здесь и постебаться над ним сделав вид, что не говорю. Зови врача придурок.

Я открыл рот, попытался, издал сип, честно показал ему, что я не специально, что я не молчу, не издеваюсь, что я просто не могу, и сам бы рад, но не могу. И Вольх вскочив и шатаясь вылетает за дверь, а затем сообразив добегает до кровати и жмёт кнопку вызова врача.

Физически ваш друг полностью здоров, что касается всего остального - врач развёл руками. - Человеческая психика до сих пор не изучена полностью. Речевые и моторные центры не пострадали, он может говорить, но по какой – то причине говорить не в состоянии. Спазма горловой щели нет. Всё что остаётся это ждать. Такие случаи уже известны науке. Бывало что отойдя от воздействия шока, человек снова начинал говорить. Бывало что и не начинал.

Врач снял очки и протёр их тряпочкой.

Мы сидели в кабинете доктора. Я в кресле, одетый в нормальную одежду. Швы сняли месяц назад, и увидев себя в зеркале я чуть не разрыдался от облегчения осознав, что моё лицо нисколько не изменилось оставшись прежним, только незаметные шрамы под скулой сообщают о том, что когда то мне жестоко разорвали щеку и выломали челюсть. Сейчас от пережитого не осталось никаких внешних последствий. Даже зубы вставили, пока я находился в отключке. Таблетки спасали от боли, первые несколько дней я практически не слезал с обезбаливающих находясь в состоянии долгого кайфа, потом наступила депрессия, но курс восстановительной реабелитационной терапии, помог если не выйти из этого состояния, то хотя бы немного отрешиться от него. Каждый день ко мне приходила добрая женщина с улыбкой ласковой акулы, и разложив краски и холст по палате усаживала меня рисовать и слушать музыку. Общаться мы не могли, но она прекрасно компенсировала это каким – то своим неведомым способом и если честно мне настолько было фиолетово, что я даже не возражал против её присутствия, тем более меня всё равно никто не спрашивал. Бесконечные процедуры, курсы рисования, массаж, какие – то ванны, электроды…

Каждый день меня навещал Вольх, когда его не было в палате практически постоянно находился худой светловолосый парень с хищным лицом, тот самый, что заталкивал меня в машину в первый раз. Я знал, что его зовут Кобра. Это единственное, что я о нём знал. Кобра меня не то что бы ненавидел, скорее испытывал неприязнь к подобной работе, сообщив что не нанимался выносить за мной горшок. Это конечно же было утрированно, но в общем я его понимал. Сидеть целый день в больнице с немым парнем занятие не из приятных. Иногда приезжал второй, тот самый крепкий кавказец Джабар и заходя в палату с авоськой полной всякой всячины моментально заполнял пространство своим присутствием. Его потешная манера речи изрядно веселила Кобру, что впрочем не выливалось в смех, ибо Джабар мог пошутить, но насмешек над собой не терпел.

- Здравствуй дорогой – Он всегда начинал с одной фразы, всегда топтался по палате, смотрел рисунки, который шизанутая тётечка с многозначительным видом оставляла на тумбочке, и развешивала на стене, показывая явный в её понимании прогресс работы. В первый раз, когда она попросила что нибудь нарисовать, сообщив, что я могу выбрать любую краску, и просто оставлять пятна на листе, типо будем играть в игру, я счёл её слегка ненормальной и показал фак. Тётечка нисколько не обиделась и начала рисовать сама, рассказывая мне, твою мать, как будто мне не о чем было больше слушать, что именно она рисует. Она рисовала радугу, и траву, и сказала, что каждый человек рисует по своему, и картина это отражение души, и если рисовать постоянно и много, то это поможет мне выздороветь. На самом деле, вопрос заключается в том, что возможно я просто не хочу выздоравливать. И она это прекрасно понимает. Может быть я просто не хочу говорить?

После этого я мрачно взял кисть, и нарисовал горящий дом. Не знаю, почему я его нарисовал. Я в жизни не видел пожаров, а тут взял нарисовал дом в огне. Она сказала, что каждый рисунок имеет смысл. И если бы я добавил пожарника или дождь, это было бы первым шагом к тому, что я действительно понимаю, что делаю. И может быть мне не хочется рисовать дождь, но на самом деле важно было переступить через себя. Потом рисовать дождь станет гораздо легче, многозначительно сообщила она вешая первый рисунок на стену. Шизанутая тётка. Но рисование мне неожиданно понравилось. Я выплёскивался в него весь, изводя тонны бумаги чёрными, грязными кляксами. Рисовал могилы и кресты, черепа и чертей, подтверждая теорию о собственной шизофрении.

Джабар сопел над моими рисунками и чесал в затылке не в силах понять, в чём заключается прогресс. По его мнению на такую мазню жалко было переводить бумагу, а ещё я придуривался. Я был с ним полностью согласен.

Мне нравились визиты Джабара. Когда приходил этот накачанный коренастый грузин, в палате словно загоралось солнце. Джабар травил анекдоты и дразнил Кобру, тот огрызался в ответ и их забавные перепалки изрядно поднимали настроение. Потом приезжал Вольх и настроение резко падало на несколько градусов. Через неделю Кобра начал вывозить меня на прогулки, молча катая кресло по саду окружённому забором и засаженному цветами. Ходить было больно, но довольно быстро я начал самостоятельные передвижения, что помогало мне не ощущать себя инвалидом.

Затем Кобра начал говорить. Рано или поздно нам пришлось бы начать общаться, сначала редкими фразами вроде - Ты в палату собираешься? Пить хочешь? Может телик посмотрим?

Инициативу общения Кобра проявил сам. Мне не приходило в голову попросить у него о чём либо. Однажды застав меня стоящего на коленях на полу и пытающегося дотянуться до тумбочки с водой, Кобра переменился в лице и сообщил что из всех идиотов которых он когда либо встречал я самый безнадёжный экземпляр. Но мне кажется, он испугался последствий. Застань эту картину Вольх, и Кобра бы отделался мордобитием в лучшем случае. Не знаю, что двигало мотивами Кобры, но после этого дня, он перестал покидать палату с таким видом, словно моё присутствие ему как кость поперёк горла и сам начал задавать вопросы вроде - Тебя гулять отвезти? Ты если говорить не можешь, давай жестами попробуем, я пойму. Или пиши. Писать надеюсь умеешь?

К счастью вскоре я начал передвигаться сам, а ещё через некоторое время с меня сняли повязки и швы.

Время смешалось в один длинный бесконечный период лета и хорошей погоды, которую я проебал находясь в больничных стенах. Я даже не знал сколько времени прошло и постоянно путал какой сегодня день. Бесконечные процедуры, обследования, терапия – один день был похож на другой и в конце концов, я был рад, каждому приходу Вольха, ждал с нетерпением потому что это была единственная связь с внешним миром, не считая телевизора, по которому никогда не шли новости, но почти постоянно и беспрерывно крутили фильмы и мультики.

Оказалось что помимо речи, я слегка потерял зрение. Не сильно, всего лишь на несколько единиц, но сообразив что я щурюсь как слепая сова, Вольх моментально отреагировал и все книги, в которых я пытался найти утешение, моментально были убраны из поля досягаемости, так же как и бесконечный просмотр телевизора.

Чем убить время, время конечно же знает

Спустя два месяца бесконечных обследований, таблеток, уколов, лекарств и капельниц, врач призвал нас в свой кабинет, сообщая вердикт, что я полностью здоров. А если точнее « Мы пытались и сделали всё что могли, но»

- Что могу сказать. Курс реабилитации назначен, терапию будем продолжать, а в остальном - Доктор развёл руками подводя к неутешительному вердикту всё в руках божиих.

- Свежий воздух, хорошее питание, витаминов побольше, положительная атмосфера, собственно это самое главное. Можно конечно ещё некоторое время здесь подержать, но думаю вашему брату эта идея не по душе. - Он тепло и дружески мне улыбнулся, а я согласно закивал, всем видом поддерживая эту мысль без возможности развить.