Судьбы и сердца - Асадов Эдуард Аркадьевич - Страница 7

Как жил он? Что думал? И чем дышал?

Ответит лишь дело его живое

Да пламя души. Ведь своей душою

Художник творения создавал!

«Я могу тебя очень ждать…»

Я могу тебя очень ждать,

Долго-долго и верно-верно,

И ночами могу не спать

Год, и два, и всю жизнь, наверно!

Пусть листочки календаря

Облетят, как листва у сада,

Только знать бы, что все не зря,

Что тебе это вправду надо!

Я могу за тобой идти

По чащобам и перелазам,

По пескам, без дорог почти,

По горам, по любому пути,

Где и черт не бывал ни разу!

Все пройду, никого не коря,

Одолею любые тревоги,

Только знать бы, что все не зря,

Что потом не предашь в дороге.

Я могу для тебя отдать

Все, что есть у меня и будет.

Я могу за тебя принять

Горечь злейших на свете судеб.

Буду счастьем считать, даря

Целый мир тебе ежечасно.

Только знать бы, что все не зря,

Что люблю тебя не напрасно!

МОЕМУ СТАРОМУ ДРУГУ БОРИСУ ШПИЦБУРГУ

Над Киевом апрельский, журавлиный

Играет ветер клейкою листвой.

Эх, Борька, Борька! Друг ты мой старинный,

Ну вот и вновь мы встретились с тобой.

Под сводами завода «Арсенала»,

Куда стихи читать я приглашен,

Ты спрятался куда-то в гущу зала,

Мол, я не я и, дескать, он не он…

Ах ты мой скромник, милый чудачина!

Видать, таким ты будешь весь свой век.

Хоть в прошлом сквозь бои за Украину

Шагал отнюдь не робкий человек.

Вечерний город в звездах растворился,

А мы идем, идем по-над Днепром.

Нет, ты совсем, совсем не изменился,

Все так же ходишь чуточку плечом,

И так же ногу раненую ставишь,

И так же восклицаешь: «Это да!»

И так же «р» отчаянно картавишь,

И так же прямодушен, как всегда.

Как два солдата летом и зимою,

Беря за перевалом перевал,

Уж двадцать с гаком дружим мы с тобою,

А кстати, «гак» не так уже и мал.

Но что, скажи, для нас с тобою годы?

Каких еще нам проб, каких преград?

Ведь если дружба рождена в невзгодах,

Она сильней всех прочих во сто крат!

Ты помнишь госпитальную палату,

В которой всех нас было двадцать пять,

Где из троих и одного солдата,

Пожалуй, сложно было бы собрать…

Я трудным был. Порою брежу ночью,

Потом очнусь, а рядом ты сидишь.

И губы мне запекшиеся мочишь,

И что-нибудь смешное говоришь.

Моя сиделка с добрыми руками!

Нет, ничего я, Боря, не забыл:

Ни как читал ты книги мне часами,

Ни как, бывало, с ложечки кормил.

А в дни, когда со смертью в трудном споре

Хирург меня кромсал и зашивал,

Ты верно ждал за дверью в коридоре,

Сидел и ждал. И я об этом знал.

И все же, как нам ни бывало горько,

Мы часто были с шуткою на «ты»

И хохотали так, ты помнишь, Борька,

Что чуть порой не лопались бинты?!

А помнишь, вышло раз наоборот:

Был в лежку ты, а я кормить пытался,

И как сквозь боль ты вдруг расхохотался,

Когда я пролил в нос тебе компот.

Эх, Борька, Борька! Сколько звонких лет,

С тех пор уплыло вешним ледоходом?

А дружбе нашей, видно, сносу нет,

Она лишь все надежней с каждым годом.

И хоть не часто видимся порою,

Ведь тыща верст и сотни разных дел…

Но в трудный час любой из нас с тобою

За друга бы и в пекло не сробел!

Мы хорошо, мы горячо живем

И ничего не делаем халтурно:

Ни ты, я знаю, в цехе заводском,

Ни я, поверь, в цеху литературном!

Уже рассвет над Киевом встает,

Ну вот и вновь нам надо расставаться.

Тебе, наверно, скоро на завод,

А мне в Москву… В дорогу собираться…

Не смей, злодей, покашливать

так горько! Не то и я…

Я тоже ведь живой…

Дай поцелую… добрый, славный мой…

Мой лучший друг! Мой самый светлый, Борька!

ВОСПОМИНАНИЯ

Годы бегут по траве и по снегу,

Словно по вечному расписанию.

И только одно не подвластно их бегу:

Наши воспоминания.

И в детство, и в юность, и в зной, и в замять,

По первому знаку, из мрака темени,

Ко всем нашим датам домчит нас память,

Быстрей, чем любая машина времени.

Что хочешь — пожалуйста, воскрешай!

И сразу же дни, что давно незримы,

Как станции, словно промчатся мимо,

Ну где только вздумаешь — вылезай!

И есть ли на свете иное средство

Вернуть вдруг веснушчатый твой рассвет,

Чтоб взять и шагнуть тебе снова в детство,

В каких-нибудь шесть или восемь лет?!

И друг, кого, может, и нет на свете,

Восторженным смехом звеня своим,

Кивком на речушку: а ну бежим!

И мчитесь вы к счастью. Вы снова дети!

А вот полуночный упругий свет,

Что жжет тебя, радуясь и ликуя,

Молодость… Первые поцелуи…

Бери же, как россыпь их золотую,

Щедрее, чем память, богатства нет!

А жизнь-это песни и дни печали.

И так уж устроены, видно, мы,

Что радости нами освещены,

Чтоб мы их случайно не пролетали.

А грустные даты и неприятности

Мы мраком закрыли, как маскировкой.

Чтоб меньше было бы вероятностей

Ненужную сделать вдруг остановку.

Но станции счастья (к чему скрывать)

Значительно реже плохих и серых,

Вот почему мы их свыше меры

Стараемся празднично озарять.

Шагая и в зное, и в снежной мгле,

Встречали мы всякие испытания,

И, если б не наши воспоминания,

Как бедно бы жили мы на земле!

Но ты вдруг спросила: — А как же я? —

И в голосе нотки холодной меди:

— Какие же мне ты отвел края?

И где я: на станции или разъезде?

Не надо, не хмурь огорченно бровь

И не смотри потемневшим взглядом.

Ведь ты же не станция. Ты — Любовь.

А значит, все время со мною рядом!

ЛИСТОПАД

Утро птицею в вышине

Перья радужные роняет.

Звезды, словно бы льдинки, тают

С легким звоном в голубизне

В Ботаническом лужи блестят

Озерками большими и мелкими.

А по веткам рыжими белками

Прыгает листопад.

Вон, смеясь и прильнув друг к дружке,

Под заливистый птичий звон

Две рябинки, как две подружки,

Переходят в обнимку газон.

Липы важно о чем-то шуршат,

И служитель метет через жердочку

То ль стекло, то ли синюю звездочку,

Что упала с рассветом в сад.

Листопад полыхает, вьюжит,

Только ворон на ветке клена

Словно сторожем важно служит,

Молчаливо и непреклонно.

Ворон старый и очень мудрый,

В этом парке ему почет.

И кто знает, не в это ль утро

Он справляет свой сотый год…

И ему объяснять не надо,

Отчего мне так нелегко.

Он ведь помнит, как с горьким взглядом

Этим, этим, вот самым садом

Ты ушла далеко-далеко…

Как легко мы порою рушим

В спорах-пламенях все подряд.

Ах, как просто обидеть душу

И как трудно вернуть назад!

Сыпал искры пожар осин,

Ну совсем такой, как и ныне.

И ведь не было злых причин,

Что там злых — никаких причин,

Кроме самой пустой гордыни!

В синеву, в тишину, в листву

Шла ты медленно по дорожке,

Как-то трепетно и сторожко —

Вдруг одумаюсь, позову…

Пестрый, вьюжистый листопад,

Паутинки дрожат и тают,

Листья падают, шелестят

И следы твои покрывают.

А вокруг и свежо, и пряно,

Все купается в бликах света,

Как «В Сокольниках» Левитана,

Только женской фигурки нету…

И сейчас тут, как в тот же день,

Все пылает и золотится.

Только горечь в душе, как тень,

Черной кошкою копошится.

Можно все погрузить во мрак,

Жить и слушать, как ливни плачут,

Можно радость спустить, как стяг…