Наш друг Хосе - Батров Александр - Страница 6

— Ты еще мальчик, — повторяет Джованни, — да, мальчик, и ты должен себя беречь.

— Ладно, ты лучше скажи, что я должен делать для Италии.

— Люби ее, Пьетро!

— Это всё?

— Борись, против поджигателей войны. Они убили твоего отца. Они зарятся на тебя… Тот, кто борется за мир, борется за Италию.

— Это я знаю, Джованни. Я знаю, кто хочет войны. Мне Николо говорил.

— Твой Николо — хороший человек!

Джованни набивает табаком свою трубку, глядит на внука, и коричневое, морщинистое лицо старика светится каким-то особенным, теплым светом.

— Пьетро, — улыбаясь, говорит он, — тебе надо что-нибудь делать. Возьми удочку — может быть, море подарит две-три макрели безработному юнге.

За окном звонко щебечут ласточки. Вершина Этны окутана желтым, пахнущим серой дымом. Синее моря сегодня небо Катании.

Хорошо сидеть на молу, с длинной удочкой в руках, в компании Энрико и Антонио! Они, так же как и Пьетро, безработные юнги.

— Ловись, ловись! — напевает Пьетро. — Мне надо четыре штуки: одну — мне, другую — Джованни, а две — продать… Эй, кому свежей рыбы?

— Сюда, сюда, синьора Макрель! — кричит Антонио, живой синеглазый мальчик, сын портового грузчика.

Самый молчаливый — Энрико, узкоплечий, маленький, с крупными веснушками по всему лицу; и он, когда на крючок попадается макрель, радостно кричит:

— Ловись, ловись!

Но когда рыбы нет, на душе тоска. Неприветливым кажется море.

— Где бы найти работу? — хмуро спрашивает Антонио.

Его уволили с судна за то, что он назвал обед из испорченных макарон крысиной едой. А Энрико — за то, что он некрасивый.

— Мне так и сказал синьор штурман: «Энрико, ты наводишь уныние на пассажиров. На корабле должен быть веселый, красивый юнга», — рассказывает Энрико. — А моей сестренке сразу сделалось хуже. Все, что я зарабатывал, я отдавал ей на молоко. Она у меня совсем больная, Анжелика… Что делать, где бы найти работу? Я бы уехал на край света — в Лиму или Росарио.

Пьетро осуждающе глядит на Энрико и говорит:

— Ты не должен никуда ехать. Мы нужны Италии, Энрико!

В ответ Энрико горько смеется:

— Кто это сказал, что мы нужны Италии? У меня отец безработный, Анжелика больна, а я юнга без корабля.

— Мы нужны Италии! — твердо говорит Пьетро. — Нужны, чтобы сделать ее счастливой!

— Твоя правда, Пьетро, — соглашается молчавший все время Антонио. — А ты, Энрико, если только уедешь за океан, будешь человеком без родины… Пьетро, объясни ему, что это такое.

Пьетро плюет в сторону и говорит:

— Вот что это такое!

Маленький Энрико опускает голову, и слезы одна за другой катятся по его бледным щекам:

— Анжелика умрет… Она без молока…

На склонах Этны цветут сады. Не пройдет и шести недель, как на деревьях созреют сладкие золотые плоды. Но они не достанутся безработным ребятам Катании. Здесь много солнца. Но солнечный свет — не масло, его не намажешь на хлеб.

— Сюда, сюда… эй, синьора Макрель! — нетерпеливо зовет Антонио.

Но рыбы нет.

Больше всех огорчен Энрико. Он похож на маленькую больную чайку.

— Держись, Энрико! — ласково говорит ему Пьетро. — Хочешь, я тебе что-то скажу?

В знак согласия Энрико слабо кивает головой.

— Так вот, слушай. Вчера я видел Николо. Ты знаешь, что он мой друг, он плавал со мной на паруснике «Сирокко».

— Я знаю Николо. Он коммунист. У него доброе сердце!

— Он мне сказал: «Пьетро, народ победит. Но для победы надо собрать все силы».

Лицо Энрико оживляется. Он смотрит вдаль, где пестреют цветные рыбацкие паруса, и говорит:

— Значит, мы пригодимся. Я не уеду в Лиму или Росарио.

Веселеет и Антонио.

— Эй, Пьетро, — кричит он, — гляди, у тебя клюет!

Пьетро быстро выдергивает леску. На крючке шумно бьется макрель, серебряная, с радужной спинкой.

— Ловись, ловись! — кричит Пьетро.

— Тащи, Энрико!

— Тащи, Антонио!

Богатый улов. Вот так удача: четырнадцать макрелей!

— Две мне, — напевает Пьетро, — две Антонио и две Энрико, а восемь мы продадим и купим для Анжелики свежего молока! Так, Антонио?

— Ага, Пьетро!

Шумит морская волна. Она теплая, золотая. Солнце. Много солнца. Кажется, никогда не будет конца светлому дню весны.

Высоко в небе летят журавли. Летят на север. Пьетро, забыв об удочке, машет им рукой:

— Эй, журавли, журавли, не летите ли вы в Россию, через Москву, где живет Сталин?

«Летим, летим, Пьетро!» — весело отвечает небо.

О, какие счастливые эти птицы!

Приходят корабли. Пьетро встречает каждый корабль:

— Эй, синьор капитан, не нужен ли юнга?

— Нет, юнга, не нужен.

— Синьор, я пойду за одни харчи.

— Не надо, дружок…

Летят дни. Уже скоро Первое мая, а работы все нет. В синий морской простор уходят корабли.

— Эй, синьор капитан, не возьмете ли вы меня с собой? Я могу все делать.

— У нас скверные дела, парень, обойдемся…

Ничего не остается делать, как ловить в гавани рыбу. Что ж, и это неплохо…

— Сюда, Макрель, сюда, пожалуйста, синьора!..

Домой Пьетро возвращается вечером. Варит уху для себя и Джованни. После ужина Пьетро садится к окну и, улыбаясь, глядит на вечернее небо Катании. Там много звезд.

— Завтра — Первое мая, — говорит Джованни.

Он сидит за столом и режет для трубки табак, одобрительно поглядывая на внука.

Сегодня светлей, чем обычно, горит лампа с цветными подвесками из стекла.

На Пьетро чистая рубаха. Джованни надел свой синий хлопчатобумажный костюм с пуговицами из белых ракушек. С его морщинистого лица, до сих пор хранящего на себе следы морских ветров, не сходит улыбка.

Завтра — Первое мая.

«Да здравствует Сталин!»

«Живи сто лет, Пальмиро Тольятти!»

«Долой американскую куклу де Гаспери!»

Так скажет завтра народ Италии. А слово народа тверже стали.

Джованни что-то тихо напевает, заботливо вороша нарезанный тонкими ленточками табак.

— Ты поешь, Джованни?

— Да, мальчик. Отчего бы не петь мне! Когда-то всем нравились песни Джованни. Э, Пьетро, у меня еще крепки руки, и, может быть, я доживу, когда Италия станет счастливой…

Джованни весело щурит на мальчика свои зоркие, немного выпуклые глаза.

Пьетро молчит. Его внимание привлечено какими-то странными фигурами, крадущимися по крыше соседнего дома, напротив портовой башни.

— Эй, Джованни, что там такое?

Джованни подходит к окну и велит Пьетро прикрутить фитиль лампы. Он долго всматривается в сумрак вечера и наконец говорит:

— Солдаты, Пьетро. Их двое. У них ручной пулемет. Что все это значит?

На лбу Пьетро собираются морщинки.

— Джованни, — испуганно произносит он, — завтра здесь соберутся моряки с флагами и цветами! Я слышал — будет митинг. На флагшток башни поднимут красное знамя. Может быть, солдатам приказано стрелять в народ, а, Джованни?

— Похоже, что так.

— Надо сказать Николо.

— Верно! Лети к нему на всех парусах!

Спустя час Пьетро возвращается домой. Он тяжело дышит. Его мокрая от пота рубаха прилипла к телу.

— Джованни, я не нашел Николо. Его нигде нет.

Джованни сердито смотрит на внука:

— Николо — не иголка, он не может пропасть. Ты был у тетушки Сильвии?

— Она ничего не знает.

— Тогда Николо в порту у рабочих дока.

— Я там был, Джованни.

— А на пароходе «Кайспера» был?.. Что же нам делать, мадонна?

Джованни в отчаянии разводит руками и просит Пьетро:

— Набей-ка мне трубку, мальчик.

Джованни с жадностью курит трубку. Курит до конца.

— Хочешь, я позову Антонио и Энрико? — спрашивает его Пьетро.

Джованни не отвечает. Он выбивает о ладоши, пепел из трубки, усмехается и говорит:

— Пьетро, ступай в лавку и купи бутылку вина.

— Вина?

Пьетро удивлен. Он ничего не понимает: какое отношение имеет вино к солдатам на крыше?