Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) - Эшли Майк - Страница 67

– Сердечно благодарю вас, миссис Бек.

Приподняв шляпу, Холмс поклонился. Я видел, что он оживлен именно в той манере, как бывало, когда он нападал на след и чуял добычу. Выйдя за дверь, он пробормотал:

– Приедем в Лондон, сразу зайдем на Бейкер-стрит, нужно порыться в моей картотеке.

Я взялся за вожжи и направил нашу лошадку к станции. Холмс погрузился в молчание и всю дорогу до Лондона не проронил ни слова. Привычный к особенностям моего друга, я не чинил помех упражнениям этого блестящего ума, а занялся международными новостями в изложении утренней “Телеграф”.

* * *

Мистер Маклсворт присоединился к нам за чайным столом. Миссис Акройд превзошла самое себя, так вкусны были сэндвичи с копченым лососем и огурцом, ячменные лепешки и кексы. Из чаев мы пили “дарджилинг”, нежный аромат которого всего лучше соответствует послеобеденному времени дня, и даже Холмс заметил, что чай наш не хуже, чем в лучших клубах, у Синклера или на Гровнер-сквер.

За нашей трапезой наблюдал великолепный “Персей” Феллини, которого Холмс, вероятно, затем, чтобы освещение было наиболее выгодным, установил на подоконнике того окна, что выходило на улицу. Мы пили чай словно в присутствии ангела. Мистер Маклсворт с выражением благоговения на лице придерживал поставленную на колено тарелку.

– Мне доводилось слышать о церемонии послеполуденного чаепития, но кто бы мог подумать, что мне доведется участвовать в ней с мистером Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном!

– Должен заметить, сэр, ни в чем таком вы не участвуете, – мягко заметил Холмс. – Это распространенное недоразумение среди наших американских родичей, что позднее чаепитие и послеполуденное чаепитие суть одно и то же. Между тем две эти совершенно разные трапезы происходят в разное время дня. В мое время позднее чаепитие имело место только в учебных заведениях и представляло собой ранний горячий ужин. Несколько позже то же наименование получил того же рода ужин, накрытый в детской. А чаепитие послеполуденное, с разнообразными бутербродами, иногда с лепешками, взбитыми сливками и клубничным джемом, устраивалось для взрослых, как правило, в четыре часа дня. Тогда как дети пили свой “поздний чай” в шесть. Причем, когда я был маленький, в числе блюд непременно присутствовали сосиски. – Холмса слегка передернуло.

– Благодарю за науку, сэр! – взмахнув тоненьким сэндвичем, шутливо отсалютовал ему техасец, и все мы расхохотались: Холмс, думаю, над своей педантичностью, а мистер Маклсворт – от облегчения, что переложил груз ответственности на другие плечи. – Так что ж, нашлась в Хай-Коггс какая-нибудь разгадка?

– Представьте себе, да! – ответил ему Холмс. – Мне нужно еще уточнить кое-что, но думаю, в целом дело разрешено. – И он усмехнулся, глядя, как расползается по физиономии американца выражение восторженного изумления.

– Разрешено, мистер Холмс?

– Разрешено, мистер Маклсворт, но пока не доказано. Доктор Ватсон, как всегда, внес бесценный вклад в мои умозаключения. Ведь это именно вы, Ватсон, обосновали причину, по которой этот джентльмен был вовлечен в это отвратительное и жестокое преступление.

– Значит, я был прав, мистер Холмс? Сэра Джеффри убили?

– Убили либо принудили к самоубийству, мистер Маклсворт, разница тут несущественная.

– И вы знаете, кто преступник?

– Думаю, да. Прошу вас, мистер Маклсворт, взгляните-ка вот на это. – Холмс вынул из внутреннего кармана сюртука пожелтелый листок бумаги. – По пути сюда мы заехали на Бейкер-стрит, чтобы я мог взять этот документ из моего архива. Прошу прощения, что он выглядит несколько… запыленным.

Недоуменно нахмурившись, техасец развернул сложенный вчетверо листок и прочитал вслух:

...

Дорогой Холмс, благодарю Вас за Вашу щедрую помощь в том, что касалось моего юного друга-художника… Нет никакой необходимости упоминать о том, что я перед Вами в неоплатном долгу… Искренне Ваш…

В замешательстве он поднял глаза на Холмса:

– Писчая бумага мне незнакома, мистер Холмс. Полагаю, “Атенеум” – это один из английских клубов. Но подпись подделана.

– Я догадывался, что вы так и скажете, – отозвался Холмс, забирая письмо обратно. Заявление нашего гостя отнюдь не огорчило его, напротив.

“Любопытно, – подумал я, – насколько глубоко лежат корни этого преступления”.

– А сейчас, прежде чем я перейду к пояснениям, мне нужно кое-что вам продемонстрировать. Не согласитесь ли вы, мистер Маклсворт, написать письмецо миссис Галлибасте в Виллесден? Я бы просил вас сообщить ей, что вы переменили свое намерение возвращаться в Соединенные Штаты и решили немного пожить в Англии. “Персей” на это время будет отдан в банк на хранение, а вернувшись в Соединенные Штаты, вы непременно проконсультируетесь с юристами насчет того, как с ним поступить.

– Но если я это сделаю, мистер Холмс, то нарушу слово, которое дал моему кузену. А потом, мне придется солгать даме!

– Надеюсь, вы поверите мне, мистер Маклсворт, если я со всей серьезностью скажу вам, что обещания, данного вашему кузену, вы не нарушите и даме вы не солжете. Напротив, выполнив мою просьбу, вы окажете важную услугу как сэру Джеффри Маклсворту, так и, смею сказать, двум нашим странам!

– Что ж, мистер Холмс, – произнес мистер Маклсворт, выпятив подбородок и сделав серьезное лицо, – если вы так считаете, я готов выполнить любые ваши указания.

– Вот и отлично, Маклсворт! – воскликнул Шерлок Холмс, чуть разомкнув рот и по-волчьи обнажив зубы, как бывает, когда зверь видит, что жертва наконец сделалась уязвимой. – Кстати, случалось ли вам в вашей стране слышать о персонаже по прозвищу Маленький Питер, Пти-Пьер, или же Пит-француз?

– Как же, как же! Лет десять назад о нем частенько писали в газетках, гоняющихся за сенсациями, а интерес к нему и посейчас не угас. Родом он из Нового Орлеана, да, Жан-Пьер Фроменталь по прозвищу Пти-Пьер. Весьма занимательная личность. По происхождению отчасти белый, из городка Аркадия под Лос-Анджелесом, отчасти индеец – вроде бы корнями из племени кри. Сильный, привлекательный внешне человек. Прославился изощренными, хорошо продуманными убийствами известных личностей, имевших неосторожность посещать сомнительные заведения определенного рода, какими славится городок Пикаюн. У него была сообщница. Она и завлекала туда мужчин. Фроменталя со временем схватили, но сообщнице удалось скрыться. Ходил слух, что впоследствии она помогла ему бежать. Насколько я помню, мистер Холмс, после этого Фроменталя уже не поймали. Кажется, было в газетах еще и о том, что какая-то женщина его прикончила. А что, неужели вы полагаете, что Фроменталя и сэра Джеффри убила одна и та же преступница?

– В известном смысле да, мистер Маклсворт. Однако же повторюсь, что не хотел бы излагать вам мою теорию, пока не уточню некоторые обстоятельства. Сразу, впрочем, уверю вас, что какая-либо женщина тут ни при чем. Итак, могу ли я надеяться, что вы выполните мою просьбу?

– Положитесь на меня, мистер Холмс. Немедленно иду отправлять телеграмму.

И мистер Маклсворт оставил нас. Я повернулся к Холмсу, предвкушая, что меня просветят в моем неведении, однако же ничего подобного. Он хранил свои выводы при себе, причем с таким непроницаемым лицом, что я не сумел скрыть своего раздражения.

– Ну послушайте же, Холмс! Так не пойдет! Сами сказали, что я помог вам раскрыть тайну, и сами же ничего не рассказываете! Миссис Галлибаста – не убийца, и все-таки вы говорите, что без убийства не обошлось. Моя версия, по которой сэр Джеффри припрятал “Персея”, а потом покончил с собой, чтобы не отвечать за свое преступление (что пришлось бы сделать, если бы его объявили банкротом), вроде бы это подтверждает. Почерк сэра Джеффри доказывает, что он – автор писем, из которых мистер Маклсворт узнал, что они в родстве, – сам Маклсворт тут ни при чем, – и вдруг вы заговариваете о каком-то луизианском преступнике по прозвищу Пти-Пьер, и выглядело это так, словно именно он ваш главный подозреваемый, пока мистер Маклсворт не сообщил нам, что того уже нет на свете!