Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) - Эшли Майк - Страница 58

– Значит, вы нашли его вдвоем? – уточнил Холмс.

– Да. Когда мы дошли до метеорита, то выяснили, что он упал в куст тимьяна. Он рухнул на растение с такой силой, что в теплом вечернем воздухе разлился резкий специфический запах растения.

– Ясно.

– Потом я поступил в университет и занялся наукой, – продолжил профессор Хардкасл. – А доктор Колумбайн продолжил свои астрономические изыскания. Тогда с ним и стряслась беда.

– Какая беда?

– Он стал жертвой какой-то странной болезни. Какой именно, я не знаю. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что, скорее всего, у него развилось заболевание мозга. В то время это было еще не так заметно. Правда, на лекциях он стал буйствовать еще больше, да и идеи начал высказывать совсем уж невероятные. Например, носился с планом постройки самого большого в мире телескопа. Хотел соорудить его на пике горы Сноудон в Уэльсе – там очень чистый воздух, и наблюдать за звездами гораздо удобнее. Колумбайн решил, что, построив телескоп поистине чудовищных размеров, он узнает, что же скрывается в самых сокровенных глубинах Вселенной.

– Ну, это можно объяснить бурной фантазией, а не только болезнью.

– Мы тоже думали, что он просто мечтатель. Он впадал в ярость, если его планы мгновенно не претворялись в реальность, и поначалу все считали, что это такое вот своеобразное проявление гениальности. Но вскоре всем уже стало ясно, что он попросту болен. Психически болен. Шли годы, и Колумбайн каждый месяц писал кому-нибудь из своих бывших друзей и коллег, требуя денег на осуществление своего проекта. Тон его писем становился все истеричнее. Ходили слухи, что доктор Колумбайн угрожал избить нескольких выдающихся ученых, если они не согласятся финансировать постройку его гигантского линзового телескопа. Пять лет назад я и сам получил от него письмо. Колумбайн писал, что лишит меня всего, что я люблю. А все потому, что я – вместе с другими учеными – лишил его того, чем дорожил он, – мечты о самом большом в мире телескопе.

– Совершенный безумец, – заметил я.

– Точно.

– Вы сказали, что получили это письмо пять лет назад, – решительно заговорил Холмс. – Вы ответили на него?

– Все его предыдущие письма с требованиями денег я просто проигнорировал. Но тут он перешел к прямым угрозам, и я сообщил об этом в полицию.

– И?

– Полицейские пытались найти доктора Колумбайна, но, как выяснилось уже позже, он к тому времени впал в полное ничтожество, спускал все деньги в питейных заведениях Уайтчепела и фактически не выходил из трактиров.

– И что же, полиции не удалось его обнаружить?

– Напротив. Три месяца спустя его труп выловили из Темзы. Тело так долго пролежало в воде, что опознать его смогли лишь по бирке химчистки на пальто ну и по именным карманным часам.

– И это, – Холмс выпустил облако дыма, – послужило неопровержимым доказательством того, что найденный в Темзе утопленник не кто иной, как доктор Колумбайн?

– В общем, да. Полиция решила именно так. Позднее его похоронили в братской могиле на кладбище Гринвича.

– И письма с угрозами сразу прекратились, – сказал Холмс. – Ну а доктора Колумбайна больше никто никогда не видел. Верно?

– Конечно! Он же был мертв.

– Так решила полиция.

– Ну да. А какие могли быть сомнения?

– Вообще-то поводы были. Вот ваш садовник, к примеру, сейчас подравнивает изгородь, и на нем ваши же сапоги. Если вдруг он очутится в Темзе в этих сапогах и опознать его будет невозможно, неужели полиция не решит, что это вы, профессор?

– Ну да… Это возможно, конечно… Но… Погодите-ка, а откуда вы знаете, что садовник носит мои сапоги? – Профессор Хардкасл удивленно выпучил глаза, скрытые стеклами пенсне, и повернулся к окну. В десяти ярдах от окна прилежно трудился садовник, мужчина лет пятидесяти или около того.

– Ваш садовник, – продолжил Холмс, соединив пальцы домиком, – недавно женился на хорошей женщине, во многом похожей на него самого, – оба они люди работящие и приветливые. Любят друг друга. Кроме того, сапоги, в которые сейчас обут садовник, вы когда-то носили сами.

– Разве? – Хардкасл пристально вгляделся в садовника. – И впрямь, мои старые сапоги! Наверное, жена, вместо того чтобы выкинуть, решила отдать их Кларксону. И, надо сказать, он и впрямь прекрасный, прилежный работник, беспрекословно выполняющий все наши просьбы. Но как вам удалось это узнать?

Холмс улыбнулся:

– Садовник никогда не наденет на работу такую дорогую обувь. Если бы он мог позволить себе пару таких сапог, то берег бы их, надевая лишь по воскресеньям. Кроме того, судя по тому, что он прихрамывает, сапоги ему явно малы. А вот вам, сэр, они несомненно были бы впору. Вы ведь носите седьмой размер?

– Восьмой.

– Разница невелика. Как бы то ни было, подаренные сапоги ему очень жмут. Но ваш садовник, боясь показаться неблагодарным, все-таки их носит – когда вы можете это заметить.

– Он и сейчас их надел, потому что собирался работать прямо под окнами?

– Совершенно верно. Кстати, изгородь вовсе не нуждается в столь яростном подравнивании. Но он старается произвести на вас хорошее впечатление. Посмею предположить, что в соседних кустах у него спрятана пара куда более удобных сапог, в которые он переобуется, как только прекратит демонстрировать вам свою признательность.

– А как вы узнали насчет свадьбы?

– Элементарно. Вы часто встречаете садовников в таких чистых и выглаженных брюках? Жена тоже во всем старается ему угодить. Ну а почему я решил, что он ее любит? Он крайне тщательно выбрит – посмотрите, у него на лице целых пять порезов. Так! – Холмс вскочил с кресла и пересек комнату, цепким взглядом изучив ковер и графины вина на столе. – Как мне кажется, пример с садовником в чужих сапогах полностью объясняет неразрешимую на первый взгляд загадку восставшего из мертвых доктора Колумбайна. Очевидно, какой-то другой мужчина завладел его пальто и часами, после чего свалился в Темзу. Эти вещи он мог купить у доктора, а мог и попросту его ограбить.

– Тогда выходит, Колумбайн все еще жив?

– Да. – Подхватив аэролит со стола, Холмс зажал его между большим и указательным пальцами. – Если только вы не рассказывали об обстоятельствах находки этого аэролита кому-то еще.

– Нет-нет… Понимаете, место обнаружения аэролита для моих экспериментов было совершенно не важно. Мне и в голову не пришло кому-нибудь об этом говорить.

– А вот для нашего дела это очень важно. Вы и сами это поняли, как только увидели камень на ложе из тимьяна. Сочетание аэролита и конкретного растения – это послание вам, сэр. Послание от доктора Колумбайна, которое звучит примерно так: “Профессор Хардкасл, я жив и не забыл своих угроз. Я могу пробраться в ваш дом в любое время. А пока я просто выжидаю, выбирая подходящий момент”.

– Он собирается напасть на моего сына?

– Вот именно. В течение сорока восьми часов он убьет вашего сына в вашем же доме.

Профессор смертельно побледнел:

– Господи боже! Какое зловещее предсказание! Откуда вы это узнали?

– Я вернусь сюда завтра утром, тогда все и объясню.

– Но моему сыну грозит смерть! Зачем только вы сказали мне об этом?

– Это было необходимо. Завтра я сделаю все, что смогу, чтобы спасти вашего сына, – но мы должны понимать, что наш противник – не просто безумец. Он на редкость изворотливый безумец.

– Пожалуйста, не уезжайте!

– Я должен сделать кое-какие необходимые приготовления. Будьте добры, передайте мне веточку тимьяна со стола. Спасибо, профессор.

Мы с профессором – я на диване, он с несчастным видом притулившись на краешке кресла – внимательно следили за Холмсом.

А Холмс подошел к окну, где было больше всего света. С присущей ему сосредоточенностью он изучал стебель и листья растения.

– Это богородицына трава, более известная как дикий тимьян. Многолетний полукустарник, предпочитающий незатененные песчаные участки, в особенности вересковые пустоши; цветки – круглые, фиолетово-красноватые. – Холмс поднес тимьян к носу. – Сильный аромат, – добавил он и принялся внимательно разглядывать стебель растения. – Очевидно, доктор Колумбайн сделал это растение своей визитной карточкой преднамеренно. Так, а теперь дайте-ка посмотреть… Ага! – довольно воскликнул Холмс. – Сейчас узнаем, сможет ли эта веточка рассказать нам о Колумбайне больше, чем ему того хотелось бы. – Вытащив из кармана визитную карту, Холмс положил ее на небольшой столик у окна лицевой стороной вниз. Затем ловко достал из кармана брюк швейцарский армейский нож и острым лезвием принялся аккуратно скоблить один из стебельков.