Смерть или престол (Книга Дуба) - Миллер Саша - Страница 3

Следопыт пожал плечами.

— На нем действительно знак Ясеня. Не понимаю. Может, кто-то украл стрелы Ясеня и воспользовался ими, чтобы сбить нас с толка?

Они отпустили тело, и тотчас нечто, прятавшееся в потоке, схватило его и дернуло с такой силой, что оба солдата Тиса в страхе отскочили назад.

— Смотрите! — громко крикнул кто-то из солдат, стоявших выше на берегу.

Сумерки стремительно сгущались, но туман над рекой вдруг расступился, и все увидели в отдалении лодку, запутавшуюся в водорослях. Из лодки в воду вывалилось тело.

Лакел даже не шелохнулся: он был слишком удивлен. Стрела Ясеня убила Ясеня? В сегодняшней охоте участвовала не только личная гвардия той, кому он служил, но и представители семьи сбежавшей женщины. Да, суровый суд — и неотвратимый, пусть и в такой глуши. Отважный Хасард… он оказался храбрее всех, с кем Лакелу приходилось встречаться. Командир прикоснулся к краю шлема, салютуя, как салютуют правителю — или достойному противнику. И теперь Лакелу стало холодно уже не от ветра. Та, которая дала ему это странное поручение, сказала, что у нее есть свои способы проследить за ним. По Ренделу ходили слухи, будто некоторые из ее слуг не похожи на людей. Однако такие мысли вслух лучше не высказывать…

А на реке лодка кренилась и виляла, словно к ее дну прицепился какой-то груз. А потом вода вокруг нее бешено вскипела — и стоявшие на берегу невольно попятились. Рассказы о том, что можно встретить в глубине Зловещей Трясины, обычно бывали пугающе живописными. Преследователи увидели, как по борту скользнула человеческая рука: еще одно тело было извлечено из лодки и исчезло в воде. Не все погибли от стрел, кто бы их ни выпустил.

— Господи! У носа!

Они не зажигали факелов, но над лодкой стоял ореол мертвенно-бледного света, в котором все происходившее было отчетливо видно. Лакел не заметил тела женщины, но решил, что она, будучи не такой сильной, как мужчины, и к тому же обремененная младенцем, уже погибла и была схвачена той тварью, которая теперь пожирала двух сопровождавших ее солдат.

Он засмеялся и поднял руку в насмешливом приветствии, адресуя его противоположному берегу.

— Что ж, трясинный народ, вы сыграли свою роль, — тихо произнес он. — Можете не готовиться к защите, потому что мы не воюем с вами и сегодня мы не на охоте. Просто у нас было дело, которое вы, похоже, за нас сделали. И мы благодарим вас за это.

Его люди отступали. Они пятились, не сводя глаз с воды, держа сталь наготове в надежде, что их мечи и луки увидят то, что прячется в реке и может в любой момент выскочить на берег и утащить их в черную глубину. Глаза у них косили, как у лошадей, которых заставляют идти в огонь.

Командир повысил голос.

— Хватит! Очевидно, что след закончился, и кто бы его ни оборвал, он сослужил нам службу.

И все же он не мог избавиться от мыслей о стреле Ясеня, вонзившейся в плоть Ясеня. Трясинный народ — это одно, а стрела — совсем другое. В отличие от своих подчиненных, Лакел знал, что ни один командир Дома не допустит использования знака или меченых стрел другого Дома — даже для того, чтобы сбить со следа погоню.

При дворе вели сложную игру, и в последнее время ходило слишком много слухов о так называемых охотниках, чьи отряды были вооружены скорее для военных вылазок. У яснеродных вполне могли быть причины для такого раздора. Королевский ребенок, растущий в тайном убежище, будь он рожден королевой или меньшей матерью, — слишком дорогое сокровище, особенно для слабеющего Дома.

Если так, то планы яснеродных рухнули вот тут, на краю Трясины. И тут же закончился путь его собственного отряда. Теперь он сможет доложить обо всем совершенно честно, и его повелительнице доклад понравится.

Джол, староста трясинного народа, недовольно хмурился, стоя у входа в хижину Зазар. Он с отвращением смотрел на тело, все еще лежавшее на полу.

— Иноземка! Бросить ее в омуты. Накормим молчаливых.

Джол был уродливым коротышкой, но его жесткую курчавую шевелюру украшали отрезанные пальцы пяти врагов, не меньше. За спиной старосты толпились другие жители трясины — но никому не хотелось перешагивать через этот порог.

— Хорошо, Джол, — равнодушно ответила Зазар. — Следуй обычаю.

Но Джол, прежде чем уйти, задержался на пороге.

— Тут пахнет кровью. Кровью родов. Иноземка родила живого ребенка? Отдай его нам!

Спокойный взгляд Зазар устремился прямо на старосту.

— Я занимаюсь своим делом, как и ты своим, Джол. — Она показала ему сверток из тростникового полотна. — Это — моя названая дочь, Ясенка. Мое ремесло разрешает мне взять ее.

— У тебя уже есть ученица, знахарка. — Джол ткнул пальцем в сторону Кази. — Это тоже обычай. Кто сказал, что тебе нужна еще одна?

— Да, у меня есть женщина из твоих, — спокойно отозвалась Зазар. — Та, которую вы отвергли из-за сломанной и плохо сросшейся ноги и отдали мне потому, что она никому не была нужна. К тому же вы думали, что она скоро умрет. Но это дитя — моя избранная дочь, рожденная благодаря моему умению. Для меня она Ясенка, и неважно, какая кровь в ней течет. К тому же сама Хозяйка Смерти была свидетельницей рождения! — Зазар мрачно улыбнулась. — Ты можешь требовать только то, что дозволено, и прекрасно это знаешь.

Джол отступил на шаг, потеснив тех, кто толпился у него за спиной. Зазар знала, что победила. Староста имел право решать судьбу обычного мужчины и большинства женщин, но Зазар была особой, единственной — и никто не знал ни ее полного имени, ни ее родителей. А любому известно, что с непонятным лучше не связываться, и в разговорах с трясинными жителями Зазар полагалась на их осмотрительность.

— Возьмите мертвяка, оставьте визгуна, — приказал Джол.

Двое его помощников шагнули вперед, завернули мертвую женщину в окровавленные половики и ушли.

Зазар видела, что Джол недовольно хмурится. Она презрительно фыркнула. Джол и его народ… ну, ей не надо было напоминать о том, что их следует опасаться. А вот уловки иноземцев… Да. Следует разослать своих гонцов и выяснить, что может означать этот неожиданный поворот событий.

2

Первое, что помнила о себе Ясенка — ей тогда было четыре года, — это то, что она занималась тем же, чем и сейчас. Конечно, теперь ей было восемь лет, она стала уже взрослой девочкой, но все так же помешивала в котелке клей из моллюсков. Мешать надо было осторожно, чтобы смесь не закипела. Клей должен упариваться медленно, иначе он свернется и будет испорчен. Жители Зловещей Трясины использовали эту вонючую штуку для того, чтобы латать тростниковые крыши своих лачуг. Их собственная кровля — ее и Зазар — снова начала протекать, так что откладывать починку было уже нельзя. Конечно, этот дом принадлежит еще и Кази. Она тоже живет здесь. Но Ясенка с легкостью забывала о Кази — как и Кази без труда игнорировала Ясенку. Они просто не любили друг друга, хоть Ясенка и не знала, почему это так.

Она снова энергично перемешала смесь. Раковины моллюсков поднялись на поверхность, и девочка принялась осторожно вылавливать их прутиком, стараясь не обжечь пальцы. Из слышанных ею разговоров она знала, что раньше всю работу по дому делала Кази, но теперь старуха переложила ее на Ясенку — по крайней мере, когда Зазар поблизости не было или когда работа была одно образной. В решающий момент Кази сменяла Ясенку — и присваивала себе все заслуги. Ясенке хотелось, чтобы в доме был кто-нибудь помладше ее самой, на кого она сама могла бы переложить свои обязанности, но никого такого не было. То есть вообще-то некие мелкие существа в дом заходили (Ясенка называла их Пискунами), но в последнее время они почти не появлялись.

Ей ни разу не удалось по-настоящему увидеть Пискунов — только иногда она замечала их краем глаза. Зато Ясенка прекрасно их слышала, когда по ночам они приходили навестить Зазар. Они пищали и стрекотали, а иногда мурлыкали. Ясенке казалось, что они — славные маленькие создания, и ей ужасно хотелось подержать хоть одного на руках и погладить. Однако пока такая радость ей не выпадала. Наверное, у нее просто было слишком много работы.