Таинственная находка - Эргле Зента - Страница 5

— Ты что такой мрачный? Случилось что-нибудь? — заволновалась Уна.

Дед протянул внучке письмо.

— Приглашаем Вас срочно явиться в жилищно-эксплуатационный район в связи со сносом вашего дома, — прочла Уна.

— Дворничиха сказала, что до осени все снесут подчистую, и домишко Пурвини, и наш. Именно тут, на месте моего сада, задумали строить новую школу.

— Не огорчайся, дедушка, — Магдалена прильнула к деду. — Будущим летом у нас в Юрмале будет такой сад, что соседи только ахнут!

— Вам, дети, этого не понять. Почти пятьдесят лет прожил я в этом доме. Где бы ни плавал я, сердце мое оставалось тут, возле жены, возле детей. Надеялся здесь и умереть, — горько произнес дед.

— Ничего, дедушка, у нас тебе некогда будет скучать и грустить, — перебила Уна. — Мы приехали к тебе по очень важному делу. И ты должен поклясться, что будешь говорить правду и только правду, как в суде.

Капитан Лея смеющимися глазами глянул на внучку.

— Как мне поклясться, товарищ следователь, — подняв два пальца или письменно?

— Нечего смеяться, дело серьезное. Что ты делал вчера вечером?

— Вечером? Отужинали вместе с Чико, это было в девять. На улице еще светло было. Потом лег почитать. «Перегруженный ковчег» Даррела. Кстати, замечательная книга, советую вам обеим прочитать.

— Сейчас некогда, — отмахнулась Уна. — Ну а дальше что?

— Чико неожиданно стал ругаться. Где ж это он, думаю, научился? Пошел посмотреть. Оказалось, и не Чико это, а двое мужчин в соседнем дворе.

— Стоп! С этого момента постарайся припомнить каждое слово! Пожалуйста, дедушка! — Уна, если того требовали обстоятельства, умела быть и ласковой, и терпеливой.

— Ты что же это? Коллекционировать ругательства решила?

— Не будь таким наивным, дед! В моем возрасте они давно известны.

— Если тебя интересует кровать старой Пурвини, то о ней меня уже расспрашивали твои друзья Ивар и Атис. — Капитан Лея не был настроен на долгие разговоры на эту тему.

— Так что же, в конце концов, они говорили?

— Один чертыхался, что спинку не мог отломать, другой предложил отнести кровать, первый возражал, тяжелая, мол, очень. Второй уговаривал, недалеко, дескать, и обещал как следует заплатить. Так под звяканье железа они и убрались.

— И больше ничего? Может, они называли друг друга по имени?

— Не прислушивался. И чего это вам всем вдруг так понадобилась старая кровать? Там, что, золото спрятано, что ли?

— Важнее, чем золото, — уклончиво ответила Уна.

— Не завариваете ли вы снова кашу, которую самим не расхлебать? Очередная история с бандой брата Язепа? — Старый капитан испытующе поглядел на внучку. — И мамы, как нарочно, нет дома.

Врать дедушке Уна не хотела, а правду сказать не могла. И она притворилась, что рассматривает действительно на редкость красивые цветы.

Магдалена в это время старательно уничтожала сорняки, которыми заросли кусты. Старый капитан в последнее время жаловался на боли в пояснице и с трудом сгибался.

— Дедушка, дай нам несколько цветков, — попросила Уна.

— Зачем тебе цветы?

— Мы с Магдаленой идем в гости.

— В какие еще гости? — подозрительно спросил капитан Лея.

— К Паулине Пурвине. Кстати, ты не знаешь ее нового адреса?

— Не знаю и знать не хочу. Какие дела у вас могут быть с этой сектанткой?

— Ну, так как ты отказываешься переселяться к нам в Юрмалу, пойдем договариваться насчет комнаты для тебя с твоей будущей хозяйкой, — пошутила Уна.

— Я тебе, сорока, покажу хозяйку, — рассердился дед.

Адрес Пурвини девочкам сообщила дворничиха Эллинь.

Район новостроек находился неподалеку. Пурвиня жила на самом верхнем этаже высотного дома. Магдалене еще не приходилось подниматься на лифте. Зажмурив глаза и закрыв рот рукой, она не шевельнулась, пока кабина лифта не остановилась и двери не открылись сами собой.

Пурвиня приняла девочек с распростертыми объятиями, расцеловала и пригласила в комнату.

— Эти цветы от капитана Леи и поклон впридачу, — Уна сделала реверанс.

Старая пенсионерка покраснела, словно девочка.

— Так вот я и устроилась, что птица на вершине дерева. С одной стороны солнышко всходит, с другой заходит. Прямо господская квартира — холодная вода, горячая, ванна, уборная в квартире, — радостно рассказывала она. — Со старой норой не сравнить.

Всю стену комнаты занимал знакомый девочкам старинный буфет, украшенный деревянной резьбой.

— Это после войны я его купила за бесценок, а сейчас, когда старинная мебель в моде, такой бешеных денег стоит. Дамочка тут одна чуть ума не лишилась, когда его увидела, золотые горы сулила, лишь бы только отдала ей, — тараторила старушка. — А мне для чего деньги? Пенсию от государства получаю, уборщицей подрабатываю. В этих ящичках удобно траву хранить: здесь вот ромашка, здесь мята, а это валериана, корень от бессонницы, помогает и от сердцебиения.

— Была у вас когда-то старая кровать с шарами на спинках, вот это была вещь, — невинно произнесла Уна.

— Какое там! — Пурвиня небрежно махнула рукой. — Я ее в старом доме оставила. Вида уж никакого не было, да и пружины полопались.

— А не помните, откуда у вас это кровать? — спросила Уна.

— Как не помнить, как сейчас помню. Под самый-то конец войны угодила в наш дом бомба. Все погибли… — Голос у старушки дрогнул, и она уголком передника вытерла глаза. — Я тогда в убежище спряталась, потому и жива осталась.

— Бедняжка, — шепнула Магдалена Уне. — Еще и сейчас переживает, а ведь столько лет прошло.

— Советская власть дала мне квартиру в другом доме, на улице Плиедеру. В немецкое время там жил немец-живодер, служил в охране гетто. Наживался на страданиях несчастных. Видно, не лгали люди, а то б разве расстреляли его, как собаку, да во дворе бросили? Дружки после на машине прикатили, забрали все ценное, и поминай как звали.

Когда я пришла, в той квартире уж ничего не было. Только железная кровать, стол да стулья. И еще тьма-тьмущая всяких бумаг, журналов. Все это я на чердак снесла, а стены и пол мылом мыла, кипятком шпарила, чтобы ни один микроб фашистский не пристал.

— Исчезаем, — шепнула Уна Магдалене. — Больше мы ничего не узнаем. Нам пора, тетя Паулина. — Уна снова сделала реверанс.

— Куда же вы, деточки? — засуетилась Пурвиня. — Такие гости дорогие, как же без угощения! Я словно знала, блинчиков испекла. Садитесь, садитесь! Вот варенье из земляники, сама ягоды собирала, сама и варила.

Приглашение было заманчивое — близился обед, а девочки даже не завтракали.

С удовольствием старая Паулина наблюдала, как молниеносно исчезают с тарелки блинчики. По натуре она была человек общительный и порой страдала от одиночества. Заполучив неожиданных слушателей, она спешила выложить все, что скопилось на сердце. С адвентистами ей больше не по пути. Что это за бог, который благословляет обман! Хорошо, что вовремя глаза раскрылись. Сейчас она в хор записалась… Дирижер похвалил ее голос, сказал, что с таким и на оперной сцене петь можно.

— Тетя Паулина! — остановила Уна поток слов, которому конца не было видно. — А вы не помните, как звали того живодера?

— Какого живодера? — В мыслях Пурвиня все еще была со своими подружками из хора.

— Ну, того гитлеровца, который до вас жил на улице Плиедеру.

— Ах, того подлеца? Постой, постой, Гансом, кажется, по-нашему Ансис. Он и по-латышски хорошо говорил. А фамилии не помню, хоть убейте. Да вы у дворничихи спросите, у мамаши Эллинь. А для чего сдался вам этот подлец?

— Мы собираем сведения о погибших и пропавших без вести во время Великой Отечественной войны, — сказала Уна полуправду. — Не оставлял Ганс каких-нибудь документов?

— Как же, как же, — подтвердила Пурвиня. — Поднимитесь на чердак, я их шнуром перевязала, наверху и положила. Если мыши не изгрызли, там и лежат. Кто ж на старые бумаги позарится?

Только в половине третьего девочки выбрались от гостеприимной старушки, но и то потому, что той надо было спешить на репетицию.