Бархат - Хансен Эва - Страница 47

Агнесс качала головой:

– Это лекарство не из тех, которые можно уговорить продать, потому что зуб болит или, простите, желудок расстроился. Его только по рецепту.

Этикетка смазана, видно, брали мокрыми руками, следовательно, искать придется по данным аптек и врачей – кто выписывал такое средство в последнее время и кто продал.

– Надо запрашивать два имени: Лора Трувассон и Инга… как ее там?

– Не знаю, нужно спросить у Линн или Ларса, – пожала плечами Фрида.

– Да, будем знать врача, сможем выяснить, чем еще болела красотка.

– Сомневаюсь, что это что-то нам даст, – вздохнул Вангер.

Эксперты обнаружили несколько разных пальчиков в квартире. Вернее, пятерых разных людей. Двух программа определила сразу – это сама Лора и Аника Флинт. Неудивительно. Еще одни принадлежали хозяину квартиры, что тоже неудивительно.

А вот дальше все застопорилось.

Ни Лоре, ни Инге дигоксин не выписывали.

– Возможно, лекарство приобретено не в Стокгольме, – развел руками Оке, и был прав.

– Или им пользовалась третья женщина, чьи пальчики нашлись в квартире.

– Или второй мужчина, обладатель пятых отпечатков.

Расследование завязло и вообще грозило превратиться в нераскрытое…

Не оно одно, у Оке и Дага было полно работы и без убийства Лоры Трувассон, а у подруг началась сложная неделя, которая изменила их жизнь.

Так обычно и бывает: когда все очень хорошо – жди неприятностей, и чем лучше было, тем хуже может стать.

Фрида с подругами оказались отстраненными от дела, им занялись специалисты Управления. Фрида, помня, каково это, когда кто-то болтается у тебя под ногами, коротко объяснила подругам:

– Не стоит мешать. Убийство – это слишком серьезно.

Удивительно, но всем помогло то, что у Петры обнаружились проблемы творческого характера, решать которые активно принялась Бритт.

Подруга болтала с кем-то по телефону в своей комнате. Разговор, видно, шел о делах сердечных, потому что следовали бесконечные «да ты что?!», «а он?», «вот гад, а?!» и «я ему яйца оторву!». Фрида и Магнус переглянулись между собой: воплоти Бритт в жизнь хотя бы часть своих угроз, в Стокгольме кастратов было бы больше, чем способных производить потомство. И то только потому, что остальные Бритт под горячую руку не попали.

Когда подруга появилась в комнате, по-прежнему бушуя, Фрида поспешила отвернуться к плите, где готовила спагетти, а Магнус уткнулся в их ноутбук, возясь с новой программой.

– Вау! – вдруг завопила Бритт в трубку. – Кажется, я знаю, чего тебе не хватает!

– Чего? – всхлипнула Петра.

– Креатива!

– И ты туда же!

– Не то, не то, – замахала руками Бритт, едва не уронив телефон. – Не в постели – на языке!

Фрида смотрела на подругу, буквально вытаращив глаза. Она что, с ума сошла?! Креатив в постели она еще могла представить, но на языке? Конечно, Петра с приветом, как и сама Бритт, но что это за разговор?

А та продолжала:

– Хорошо, через час, но не позже на нашем месте… Слушай, а приезжай лучше к нам, а? Сразу и поработали бы над темой.

Бритт с Петрой, видно, договорились встретиться именно в их квартире, потому что, отключившись, Бритт гоголем прошлась по комнате и бросилась на диван, привычно задрав ноги повыше. На сей раз получилось на спинку.

Ее буквально распирало от какой-то идеи, потому вопросы можно не задавать, все равно не выдержит и расскажет обо всем сама.

Так и есть, даже усидеть спокойно не смогла, опустила ноги и принялась объяснять:

– У Петры скоро показ. Модели хорошие, но и всего лишь, – она потерла в воздухе пальцами, словно щупая деньги, – изюминки нет. Ее куратор просто гнобит, на язык не выпускает.

– Куда не выпускает?

– На язык. – Бритт на мгновение замерла, словно пытаясь понять, что сказала не так, потом рассмеялась. – Мы так подиум называем. Выйти на язык – значит показать свои модели не просто перед однокурсниками в мастерской, а на подиуме в общем показе, туда допускают две-три вещи из всей коллекции, и то не у всех. Петру не пускают, – сокрушенно вздохнула девушка.

– Почему?

– Куратор говорит, что она середнячка. Модели, мол, хорошие, но креатива мало.

– Это действительно так?

– Креатива, – громко объявила Бритт, словно повышенный тон мог донести ее мысль до куратора подруги, – достаточно! Просто этот козел любит фолк в стиле начала прошлого века, чтоб корзинка в руках и юбка в клетку в пол.

– А у Петры?

– Ты Петру видела?

Фрида вспомнила почти бесцветную Петру и подумала, что ей как раз подошла бы клетчатая юбка в пол и корзинка с фруктами и цветами в руках.

Бритт восприняла молчание подруги по-своему.

– Вот-вот! Ей венок на голову, фартучек с оборками, и можно сразу в прорубь – топиться от скуки. Фолк, конечно, хорошо, но это уже давно не креатив, прошло, проехало, пролетело! – Руки Бритт выписывали в воздухе немыслимые пируэты. – Кого сейчас удивишь показами нежных девочек, похожих на эльфов? Эльфами, как и девочками, перестают быть еще в детском саду!

– Ты не преувеличиваешь? – оторвался от компьютера Магнус.

– Ну, может, в первых классах школы, не знаю. Но трепетные создания на подиумах осточертели больше ванильного секса.

Магнус сделал вид, что замечания о сексе не заметил.

– А что ты предлагаешь?

– Фак! Шит! Что угодно, но такое, чтобы всех корежило. Мы должны сделать такую коллекцию, от которой бы крышу снесло у всех! И никаких фольков. Вот это надо придумать!

Фрида поморщилась:

– Тогда выведи на подиум манекенщиц в форме пожарных или скафандрах химзащиты.

– Это уже было, – произнесла Бритт по слогам. – Бы-ло! Это не креатив.

– Я думала, вы одежду создаете, а вы лишь креатив?

– Одежды, Фрида, в магазинах полно, ее на фабриках шьют, а на подиумах идеи.

Договорить не дал приход Линн. У Фриды складывалось впечатление, что подруга всячески стремится находиться дома как можно меньше, подхватывает свою Мари и куда-нибудь исчезает при малейшей возможности.

– О чем крик стоял?

– Петре нужно изменить ее идею так, чтобы у всех вставные зубы выпали.

– А у кого не вставные?

– Тоже чтобы выпали.

– Что за коллекция-то?

– Линн, понимаешь, у нее куратор придурок, фолк обожает, а когда эти оборочки сделала, сказал, что середнячка.

Линн не нужно больше объяснять, что произошло, она наблюдала это каждый семестр, пока училась Бритт. Перед показом следовала истерика, после которой перекраивалось все, и работа трех месяцев полностью переделывалась за пару дней.

На несколько мгновений она замерла, притихли и подруги, знающие, что это означает – сейчас будет выдана гениальная идея.

– Нужно позвонить Мартину…

Всем троим объяснять, кто это, не нужно. Мартин – двоюродный брат Ларса, трансвестит, просто помешанный на женских тряпках.

Бритт поморщилась:

– Зачем он нам?

– До показа коллекции Петры осталась всего неделя, учить ходить на каблуках вон Магнуса поздно, нужны те, кто уже умеет.

– А кто тебе сказал, что я не умею? – фыркнул Магнус.

– Ты?! Нет, правда? Покажи, – пристала к парню Бритт, от изумления забывшая, что, собственно, они обсуждают.

– У меня нет обуви на каблуках, не хожу каждый день, знаешь ли.

– Правда, умеешь?

– Бритт, он дерется не хуже Тома, – усмехнулась Фрида.

– Драться – это ерунда, это каждый умеет. Даже я.

Линн мысленно взмолилась, чтобы подруга не стала это умение демонстрировать, за все время их дружбы Бритт удалось удержаться на ногах после такого показа всего дважды и оба раза случайно, потому что падать было некуда. Но пронесло, Бритт явно заботило нечто другое. Подруги переглянулись – идеи Бритт могли стать головной болью не только для нее, иногда энергия девушки бывала столь разрушительна, что ее энтузиазма следовало пугаться. А тут такой подъем настроения и такая решительность…

– Ладно, потом покажешь, – согласилась энтузиастка, поворачиваясь к Линн, – зачем тебе Мартин, можешь объяснить?