Вкус крови - Милкова Елена "Перехвальская Елена Всеволодовна" - Страница 23

– Вместе учились?

– Нет, что вы! – Костя покачал головой. – Марина после окончания института работала в школе, это она потом ушла оттуда – не выдержала всего этого маразма.

А Лариса была ученицей. Учителя ее очень не любили, с ней всегда были какие-то ЧП. Ну и Марина ее тоже не любила.

– ЧП какого типа?

– Ну, как-то они познакомились на улице с «хачиками», поехали с ними кататься, попали в милицию. Потом вечно она где-то пропадала, домой по несколько дней не приходила. Тяжелый подросток, в общем.

– Это уже как-то иначе называется, – покачал головой Самарин. – И теперь она работает вместе с вами? В журнале?

– Случайное стечение обстоятельств.

– И что же, она способна вести деловую переписку, отвечать на письма, читать корректуру?

– Нет, – махнул рукой Костя, – кто ей письма доверит, тем более корректуру? Она компьютер не может нормально освоить, факс у нее заедает, ксерокс застревает. Но кофе-чай она подаст. На телефонные звонки отвечает «вежливо и мелодично», как требует главный. Да вы можете зайти к ней – она здесь, в приемной.

– Что ж, обязательно зайду, – кивнул Дмитрий. – Но сначала давайте закончим с вами. Значит, Марину особенно оскорбило то, что она застала вас именно с Ларисой.

– Да, конечно. Она, понимаете, ее за человека не считала. Для нее Лариса была последней… не знаю, как лучше выразиться… падалью, что ли. Понимаете, в школе о ней такое говорили… Что она на перемене ходила в мужской туалет и там занималась бог знает чем. Лариса сейчас говорит, что это клевета. Не знаю, где тут правда, но Марина, конечно, верила В эти наговоры. Учителя физкультуры у них тогда просто выгнали из школы. Сначала она перед всем классом открыто к нему приставала, чуть ли не в штаны лезла, а потом директриса застала их в раздевалке. Собственно, чуть ли не сняла его с нее, вернее, наоборот. Кто там знает, что было на самом деле…

– Могу себе представить, – сказал Дмитрий, хотя на самом деле представлял это с трудом.

Он смотрел на убитого горем Сорокина. Как все-таки тот плохо знал жену.

Одной, наверно, можно изменять. Вон жена Мишки Березина если наверняка ничего не знает, то догадывается же… И ничего. Но с Мариной Сорокиной так было нельзя.

– Я ей пытался объяснить, – снова заговорил Костя, – что это была не «измена душой», а «измена телом», даже не измена, а грех соблазненного, но она…

Почему-то вспомнилась рыжая хозяйка беленькой собачки. Неужели если бы случилось чудо и она выбрала бы не Николу… мог настать такой миг, когда он тоже поддался бы на «измену телом»? Это не укладывалось в голове.

– Извините, я вас слушаю.

– А что тут слушать. – Костя уткнулся лицом в ладони. – Что теперь слушать, когда Марины больше нет. Конечно, я виноват. Мне не надо было отпускать ее. Но она слушать меня не хотела, разговаривала со мной, будто я превратился в животное, в слизняка. Господи, как все это глупо!

– Возможно, и глупо, а человека не стало.

Костя вспомнил свой последний разговор с женой. Он не давал ему покоя. Она намекала на что-то ужасное… На что-то такое, что не укладывалось в голове.

Неужели она, его Марина, способная часами читать наизусть стихи, занималась какими-то темными делами с его собственным дядей? Нет, нет, невозможно! Костя отогнал эту гадкую мысль.

– Но этот… убийца… – Костя поднял лицо и в упор посмотрел на следователя. Глаза у него налились кровью, и он стал похож на помешанного. – Знаете, гражданин следователь, вы лучше не устраивайте мне с ним очных ставок, потому что тогда я его задушу собственными руками. Это я вам обещаю.

– Для этого его сначала нужно найти, – ответил Дмитрий.

– Так ищите!

– Вот потому я здесь и задаю вам такие для вас несвоевременные вопросы.

Скажите, вы допускаете, что ваша жена могла познакомиться с неизвестным человеком в электричке и выйти с ним в тамбур? Не потому, что собиралась сходить на следующей остановке. Задолго до Петербурга.

– Нет. Я этого не могу представить, – покачал головой Костя.

– Тогда, может быть, это был кто-то знакомый. Вот посмотрите, вы не знаете никого, кто был бы похож на этого человека? – И с этими словами Дмитрий протянул Сорокину фоторобот.

Костя долго вглядывался в лишенные жизни черты.

– Нет, не могу вспомнить. А может быть, дело в очках? Они же закрывают пол-лица. – Он наморщил лоб. – Нет, никто в голову не приходит.

– Жаль. – Самарин спрятал фоторобот в папку. – Тогда последний вопрос.

Какой у вас оклад? Да не бойтесь, я же не из налоговой инспекции.

– Восемьсот тысяч, – пожал плечами Константин, – ну, плюс гонорары. До полутора миллионов в месяц бывает…

– Больше вопросов нет. Но, возможно, появятся в будущем. А сейчас оформим протокол.

– Константин Григорьевич, вас к телефону, – раздался за его спиной женский голос.

Самарин оглянулся. И сразу понял – это и есть Лариса. Перед ним стояло женское существо, столь откровенно и вульгарно предлагающее себя, что даже у него захватило дух.

Она вовсе не была красива. Фигура совершенно не соответствовала растиражированному идеалу 90-60-90, это было скорее 95-60-105. Короткая, «под попу», черная юбка смахивала на набедренную повязку, из-под которой устремлялись вниз обтянутые черными колготками объемистые бедра, переходящие в круглые коленки и далее в плотные икры. Таких ног не увидишь на подиуме у бесплотных моделей. В сочетании с тонкой талией и пышным бюстом (практически открытым благодаря прозрачной кружевной вставке) эти ноги говорили о животной страсти, о потной горячей постели, не имеющей ничего общего ни с любовью, ни с общностью интересов, ни с дружбой.

Лариса произвела впечатление даже на Дмитрия, и это, разумеется, не укрылось от нее. Костя Сорокин, напротив, смотрел на секретаршу своего шефа с откровенным отвращением.

– Вас Хельсинки, – повторила Лариса, – по поводу рекламы шпатлевки «Витонит».

Сорокин, извинившись, вышел. Секретарша собиралась уйти за ним, но Дмитрий остановил ее:

– Старший следователь транспортной милиции . Самарин. Расследую дело об убийстве Сорокиной. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

Лариса широко улыбнулась, будто следователь сделал ей недвусмысленное предложение.

– Пожалуйста. – Лариса качнула грудью. – А может, не сейчас? Работы много.

И что, обязательно здесь?

Она окинула взглядом высокую спортивную фигуру. Самарин производил впечатление.

– Дома, например… в неформальной обстановке? – проворковала Лариса. – Или вам, следователям, запрещено?

– Не поощряется, – спокойно смотря ей в глаза, ответил Самарин, – Как хотите.

– Значит, сейчас у вас времени не найдется.

– Никак, – ответила Лариса, – даже на минуту не могу присесть. – Она выставила вперед ногу. – Нужна главному редактору.

– Хорошо, я вас вызову в прокуратуру.

– Буду ждать, – проворковала Лариса. – До скорого!

«А ведь из-за нее погиб человек, – думал Самарин, толкая дверь „Домостроя“, – она этого даже не понимает».

В этот момент у него за спиной раздался нарочитый вздох и Ларисин голос произнес:

– Сильный и скромный. Обожаю таких.

– Ну и кто ты такой и с чем тебя едят? Чернокожий мальчик испуганно смотрел снизу вверх на трех белых дяденек-полицейских и молчал.

– Откуда ты? Страна какая? Понимаешь или нет? Гражданство есть у тебя? – сердито спрашивал капитан Жебров, инспектор по делам несовершеннолетних, которого срочно вызвали из дома.

– Ты бы еще чего спросил! Откуда он понимает про гражданство?!

– Африка? Скажи – ты из Африки?

– Afrique?.. – переспросил негритенок..

– Ну вот, хоть чего-то добились. Звать тебя как? Звать! Имя!

– Петька, да не ори ты так, думаешь, громче будешь вопить, он лучше поймет?

– Знаешь, Жебров, тогда с ним сам и разбирайся, – обиделся Селезнев. – Я чтоб помочь…

– Это еще что за диво! – воскликнул, входя в отделение, капитан Чекасов.