Тайной владеет пеон - Михайлов Рафаэль Михайлович - Страница 85

— Совесть, — сказал Донато, — но если у вас семья...

Он опять замолчал.

— Совесть? — задумался художник. — Одной ее мало. Нужно еще иметь смелое сердце и быстрые ноги. А у меня сердце пошаливает... после того, как они уничтожили мою семью в Рио-Чучо. И ноги плохо дви­гаются с тех пор, как я семеро суток бежал от армасовцев, а они гнались за мною с собаками.

— Чем вы им насолили?

— Я был членом аграрного комитета. В день, когда они ворвались в Рио-Чучо, я разделил всю помещичью землю между бедняками. Сорок девять наделов. Сорок девять крестьян они расстреляли, а мою семью... за­перли в бане и сожгли. Как вы хотите разместить эти снимки?..

Художника укрыли надежно. А Донато ничем не ри­скует. Он стоит у витрины и строго смотрит на мистера Лайкстона. Посмотрите же на этого юношу, мистер Лайкстон, и вы поймете по его глазам, что вам не стоило приезжать в Гватемалу.

— А я и не знал, — наивно сказал мистер Лайк­стон, — что наши частные фирмы продавали вам ору­жие.

Армас с наигранной веселостью предложил приез­жему принять предложение министра хозяйства и за­глянуть к гончарам. В гончарной мастерской гостя раз­веселили девочки, которые бегали вокруг глиняных сосудов и обжигали их с помощью тлеющей пакли. В сухом и горячем воздухе трещали искры, шуршала солома, на которой работали мастерицы, легко звенела лукавая песня:

Лайкстону мастера преподнесли в подарок оберну­тый в целлофан большой кувшин с яркой росписью. Он снял целлофан уже в машине и пробормотал:

— Так я и полагал.

Армас искоса бросил взгляд на роспись. Идиоты! Перестарались! Поместили портреты великих американ­ских президентов, а между ними — господи, кто знал, что министр хозяйства окажется первым мулом в стра­не! — а между ними портреты южноамериканских дик­таторов.

Кувшин обращался к представителю сильной север­ной державы и говорил ему: у вас были Авраам Лин­кольн, Георг Вашингтон, Франклин Рузвельт, замеча­тельные свободолюбцы, ненавидящие угнетение рас и наций. Латиноамериканцы подыскали на своих землях тоже неплохих президентов, но почему-то не они кра­суются на стенках сосуда, а вешатель из Сан-Доминго Трухильо, первый грабитель Кубы Батиста и, конечно, ваш любезный друг дон Кастильо. Приберегите их для себя, мистеры, если вам нравятся они больше Лесо­руба,[80] а нам дайте жить по-своему.

Мистер Лайкстон уже не смотрит на праздных зе­вак, уже не слушает полицейское «вива!» Пусть бес­нуются, выводят дерзкие надписи на витринах, бро­саются траурными цветами. Когда голод возьмет их за глотку, они обратятся к американцам.

На развилке двух улиц кортеж остановился. Капи­тан Фернандо Дуке, распоряжающийся солдатами, по­дал знак, и шеренга расступилась. Случайно ли это произошло или так было задумано, но в образовавшемся проходе гость увидел фигурку маленького чистиль­щика, о котором, движимый любовью к детям, давно мечтал. Улыбаться перед киноаппаратом, брать на руки детей в чужих странах и запросто беседовать с чистиль­щиками сапог — было тремя известными слабостями мистера Лайкстона во время его туристских вояжей.[81] Сейчас он решил взять реванш за поражения сегодняш­него дня и доказать гватемальцам, что они имеют дело со свойским человеком.

Он шагнул навстречу чистильщику, работающему щетками, и весело сказал:

— Алло, мальчуган! Ты не хочешь поболтать с при­езжим?

Репортеры подошли поближе и зашелестели блокно­тами.

Хосе Паса — он был в зеленом комбинезоне — под­нял голову и тоже весело отозвался:

— Можно поговорить, сэр. Садитесь, а я пока на­чищу до блеска ваши туфли.

Но мистер Лайкстон уселся прямо на ящик рядом с Хосе и, похлопав его по плечу, отказался от услуг чис­тильщика.

— Давай лучше вспоминать детство, — начал он. — Мальчишкой я обожал твое занятие. Мать меня звала обедать, из миски шел ароматный пар, а я не мог уйти от сапожного ящика и с завистью смотрел, как мой сверстник заставлял сверкать ботинки. Ну, а что тебе запомнилось из детства?

— Шевелись быстрее! — пронзительно крикнул Хосе. — Вычту из получки! Не раздави бананы!

Мистер Лайкстон отшатнулся.

— Не пугайтесь, сэр, — успокоил его Хосе. — Это не я кричал. Это надсмотрщик. Я родился на плантации сеньоры Ла Фрутера. С детства слышал, как кричали надсмотрщики. Матери не помню, и похлебку меня не звали уплетать, — сам готовил. Ица говорят: мужчина должен уметь работать за себя и за женщину.

— Ты из племени ица? — растерянно спросил мистер Лайкстон.

— Угу, — подтвердил Хосе. — Древнее племя. По­древнее вашего будет.

Мистер Лайкстон и репортеры дружно засмеялись, — мальчишка оказался кусачим.

— Как тебя зовут, ица? — вежливо спросил гость.

— А вас как? — дерзко спросил юный пеон.

— Друзья называют меня Рикки, — ответил приез­жий, — ты слышал имя Ричарда Лайкстона?

— Нет, — признался Хосе. — А  вы  слышали  имя Хосе Паса?

Память у Ричарда Лайкстона была блестящая. Он вспомнил события, предшествовавшие интервенции. Юный пеон тогда доставил много хлопот и фруктовой компании и госдепартаменту США.

— Ты  знал Хосе  Паса? — живо спросил   мистер Лайкстон. — Ты работал с ним рядом?

— Я сам Хосе Паса, — сказал мальчик.

Он пристально посмотрел в глаза собеседнику. Ре­портеры зашумели. Хосе атаковали вопросами. Но он молчал и не сводил странного мальчишеского взгляда с американца. Мистер Лайкстон почувствовал себя не­ловко. Чтобы скрыть замешательство, он осведомился:

— Как тебе живется, Хосе?

— Мне здорово хорошо живется, — громко сказал Хосе, и на его лицо цвета меди набежала усмешка. — Сначала компания угощала в конторе, а потом трахнула Хосе по голове. Мне здорово хорошо живется. Сверху на нас сыпались бомбы, а потом за нами стали охо­титься, как за бабочками. У Хосе был друг. Верный друг. Руфино Чако. Спросите у того сеньора, что стоит рядом с вами: зачем он в него стрелял?

Аугусто Чако подавленно вскрикнул.

— Ну, здесь не место для истерики, — с раздраже­нием сказал Ричард Лайкстон, обращаясь к Чако, и встал с ящика. — Что я могу для тебя сделать. Хосе Паса? Говори, не бойся.

— Э, я не боюсь, сэр. Если вы могли бы снова на­чать раздачу земель пеонам...

— Кто тебя подучил так говорить? — вмешался Ли­нарес. — Кто тебя прислал сюда?

Хосе взвалил ящик на плечо и строго сказал:

— Когда соберешь сто тысяч связок для компании, то спина подучит. — Он повернулся к американцу. — Ица запоминают друзей, сэр. Если долго будет невмо­готу, — Хосе Паса вас разыщет. Кто чистил ботинки в детстве, — поймет пеона. Кто не поймет, — тот не чистил.

Репортеры опять засмеялись, а Хосе зашагал в сто­рону, и двое полицейских, по знаку Линареса, двину­лись за ним. Но за углом полицейских остановил капи­тан Дуке и велел возвращаться.

— Я отвечаю за охрану этого квартала, — сказал он. — Извольте подчиниться.

С ним был патруль, и полицейским пришлось отсту­пить. Солдаты капитана довели Хосе Паса до людного перекрестка, и Хосе растворился в толпе.

— Чистильщик, кажется, срезал гостя, — сказал один из солдат, провожая Хосе взглядом.

— Славный мальчуган, — отозвался второй.

— Откуда взялся этот негодяй? — требовательно спросил Армас у полковника Леона. — Разве я не про­сил вас подготовить гостю более приятного собесед­ника?

— Ничего не понимаю, — развел руками полков­ник. — На этом месте обычно сидит другой мальчишка. Он получил вознаграждение наперед…