Тайной владеет пеон - Михайлов Рафаэль Михайлович - Страница 14

Он проскользнул бар, где шумели офицеры, и поднял­ся на второй этаж. Ему показалось, что мимо прошла с подносом Росита, но он побоялся ее окликнуть. Заме­тил дверь, в которую она вошла, и решил подождать. Послышались шаги — Мигэль прыгнул к оконной нише и прикрылся портьерой. Шаги приблизились и удалились.

Но так стоять тоже глупо. Он сделал шаг в сторону и опять услышал шаги. Так десятки раз пытался он вы­браться из ниши, но по коридору все время ходили люди. Наконец, решившись, Мигэль быстрыми шагами пересек коридор и прислонился к двери, за которой скрылась Росита. Поскорее отсюда! Роситу окликать нельзя.

Да и вообще — поскорее из отеля! Мигэль напустил на себя беспечный вид и, как ему показалось, громко ступая — на самом деле он шел на носках, — спустился в подъезд.

Впереди тучный, высокий мужчина — очень удобно идти, прячась за его спиной. Часовой преградил путь:

— Мы никого не выпускаем, сеньор!

— Я сотрудник Юнайтед фрут компани.

— Будь вы даже главный владелец... Приказ ка­сается всех.

— Но я же не в тюрьме, дьявол вас побери!

— Обратитесь к майору Фоджеру.

Мигэль где-то слышал это имя: Фоджер, Фоджер... Надо будет запомнить.

Толстяк поднялся наверх, и Мигэль за ним. Послед­няя надежда вылезти в окно. Он закрылся уже знако­мой портьерой и стал пробовать шпингалеты. Тугие, и поддаются со скрипом. Минутой спустя оконная рама дрогнула и начала отходить. Мигэль выглянул из-за портьеры, и ему показалось, что в конце коридора не­подвижно стоит и всматривается в него офицер. Чтобы не выдавать себя, Мигэль опять пересек коридор и, на этот раз случайно, прислонился к той самой двери, у которой уже однажды стоял. Секундой позже он по­нял, какую глупость сделал.

— Кто там? — раздался окрик.

Бежать было некуда.

— Что ты здесь делаешь? Оружие есть? — атаковал его вопросами офицер.

Потом — допрос у Фоджера, неожиданное «узнава­ние» полковником Леоном, и он уже не Мигэль, а Хусто. Он не спал, он притворялся и все слышал. Они готовят­ся окружить партизан, и у них есть свой человек в от­ряде. Они зовут его — «лесной радист».

Фоджер — тот не говорит при Мигэле о делах. Да и полковник Леон стал суше и иногда смотрит на Мигэля очень странно.

А в первый день все обернулось хорошо. Дон Леон «узнал» в нем Хусто. И Мигэль вспомнил, как в «Октубре» прохватили отца Хусто — помещика Орральде. Он подзабыл, что там говорилось, но одну деталь запомнил: часы с ягуаром.

— Ягуар ревет на дона Орральде, — выкрикивал Ми­гэль, продавая газету, — а дон Орральде ревет на всю округу.

Как это пригодилось. Подвыпивший полковник вспо­мнил ягуара. Но сейчас Мигэля ни на минуту не выпус­кают из комнаты. Выходя, полковник запирает дверь снаружи. Под окном часовой. Еду приносит солдат. Как в тюрьме. Мигэль выбрался бы, да Росита передала, что его просят задержаться. Как хочется помочь своим и хоть что-нибудь выведать!

А что выведаешь в четырех стенах? Росита больше не появлялась. Он один. О нем забыли. Не хнычь, Мигэль Мариа Каверра! Ты же знаешь, что дядя Карлос не мо­жет тебя оставить.

Щелкает ключ. Полковник и Фоджер. Держись, Ми­гэль! Это к тебе.

Нет, не смотрят. Проходят мимо. Усаживаются за стол. Вскрывают колоду карт. Мигэль слышит звук рвущейся бумаги.

— Вам сдавать, — говорит Леон. — Ты не голоден, Хусто?

— Благодарю, дон Леон. Мне приносили.

Офицеры заводят разговор об Орральде. Мигэль на­стораживается. Это неспроста. Полковник с восхище­нием вспоминает гостеприимство дона Орральде. Мигэль уже знает о кутежах этого кровопийцы — Росита опере­дила полковника.

— Начинался пир, и детей отсылали в другую поло­вину дома, — смеется полковник. — Так, Хусто?

Мигэль лихорадочно вспоминает.

— Как всегда, дон Леон. Но мне отец разрешал оста­ваться с гостями. Ведь я старший...

Они молчат — кажется, сошло.

— Не могу забыть вашу милую детскую, — умиляется полковник. — Резные кроватки, мягкие тюфячки...

— Что вы, дон Леон, — удивляется Мигэль. — Отец нарочно заставлял нас спать на жестком. Он всегда по­вторял, — присочиняет на ходу Мигэль: — «Жестко спит­ся — мягко живется».

Опять молчат. И картами шелестеть перестали. Зна­чит, вы не между собой играете, а со мною, сеньоры! Ну, выкладывайте же ваши вопросы.

— Значит, ты прямо из поместья отца? — наконец по­дает голос Фоджер.

Опоздали, сеньор. Вчера я сказал бы «да» и попался бы на крючок. А сегодня...

— Нет, сеньор. Вот уже полтора года, как отец  дер­жит меня на своих лесных выработках. Приучает к делу.

Кто-то из них двоих ударил по столу; что, не вышло, сеньоры?

— Ты говоришь, что пробыл там?..

— Полтора года.

— Превосходно, — Фоджер точно стрелял словами. — Ты жил с лесорубами, видел их жизнь, многому научил­ся. Рассказывай.

Вот он — самый трудный экзамен.

— О чем, сеньор?

— Что сплавляют по Усумасинте?

— Много чего, сеньор. Наши рабочие гонят по реке...

Только бы не перепутать название!

— ...огромные стволы маогони. Лучшей породы красного дерева не сыскать.

— Метка Орральде?

Попался! Росита не говорила о метках. Что ему ска­зать? А что, если он сам не знает! Молнией сверкнуло воспоминание: табакерка, которую ему показывал пол­ковник, — подарок Орральде, — с вензелем «О-О»: Ор-ральде-отец, Орральде-сын.

— В пути у тебя отшибло память, Хусто?

Издевается!

— Что вы, сеньор, наши стволы знает вся Гватема­ла... Выжженное клеймо с двумя буквами «О». Отец звал меня: «младший компаньон».

«Сейчас скажет медовым голосом: «Вспомни лучше». И тогда — крышка. И тогда выручайте меня, дядя Карлос, Роб, Хосе...»

Молчат! Неужели угадал? Два «о», два «о»! Как это замечательно, что «о» есть в испанском алфавите!

— Отец, верно, держит там большую охрану? — не­винно спрашивает полковник.

Не смешите меня, полковник. Это я знаю из газет.

— Господи, да ведь оттуда можно сбежать только на самолете, дон Леон. Я сам нанимал с управляющим ра­бочих за десятки миль от выработок — в Чиапас, и мы сажали их в самолеты. Сбежать в болото или непроходи­мый лес — кому это охота?

Фоджер идет в атаку:

— Как же ты ушел оттуда?

Кажется, Мигэль немножко увяз в болоте.

— За мной прилетел управляющий.

— Где управляющий?

— Самолет попал в аварию. Дон Ильдефонсо раз­бился. Я чудом уцелел.

— Где это было?

— Под Кобаном.

Шепот. Полковник выходит. Ясно, — Фоджер послал его навести справку.

— Ну, а теперь Хусто, — грубо говорит Фоджер и стаскивает Мигэля с кровати, — когда мы с тобой одни, выкладывай свое настоящее имя.

— Хусто Мариа Орральде-и-Лопес, — быстро отве­чает мальчик.

Это был блестящий контрудар. Мигэль сделал вид, что Фоджер интересуется его полным именем. Фоджер растерялся. От мальчишки такого притворства ожидать трудно.

— У тебя звучное имя, — сказал он, чтобы скрыть за­мешательство.

— Наш род идет от первых испанских переселенцев, сеньор, — гордо говорит Мигэль. — А дед матери...

Но Фоджер его останавливает:

— Черта мне до твоего деда. Слушай, Хусто, ты хо­тел бы расправиться с теми, кто захватил сеньора Ор­ральде?

Что он еще говорит? Неужели допрос никогда не кон­чится!

— Это мое самое большое желание, сеньор.

— Сейчас мы тебе это устроим, — с усмешкой гово­рит Фоджер.

Стремительно входит полковник.

— Мальчик мой... Мы заставили тебя пережить не­приятные минуты. Это подлинный Хусто, Генри. Я только что звонил в аэропорт. Авария под Кобаном зарегистри­рована. Среди жертв есть и дон Ильдефонсо.

«Спасибо, дядя Карлос. Вы угадали, они и об этом спросили. Но что от меня хочет Фоджер?»

Полковник подходит к Мигэлю с распростертыми объятиями.

— Одну минуту, полковник, — останавливает его Фоджер. — Хусто желает отомстить за отца. Удобный случай. Девка, что вчера пела, связана с партизанами. Держи пистолет, Хусто. Он заряжен. Сейчас мы пригла­сим ее... У тебя не дрогнет рука?