Татуировка - Милкова Елена "Перехвальская Елена Всеволодовна" - Страница 6

Мария постаралась припарковать машину как можно ближе к зданию аэровокзала, и все же подход к ней занял кое-какое время. Когда же она пробралась по узким лабиринтам, стараясь не задевать сумкой — ведь там было нежное тельце младенца — за чужие бамперы и двери к своему «Форду», выяснилось, что выехать оттуда она сможет очень нескоро.

Мгла сгустилась еще сильнее, душное затишье сменилось усиливающимся ветром. Было ясно, что с минуту на минуту ударит ураганный ливень, а она стояла перед собственной машиной и не могла подойти к ее дверям — машина с обеих сторон была вплотную зажата автомобилями. Бешеный порыв ветра чуть не сорвал с ее головы парик, и оставалось быстрее пробраться назад к зданию. А там сесть в первое подвернувшееся такси. Главное — скорее отсюда исчезнуть, машину можно

будет забрать потом.

Так произошел первый сбой в продуманном ею плане. Второй сбой произошел сразу следом за первым. Она забыла об особенности своего организма — от волнений ей потребовалось немедленно вновь оказаться в туалете. «В здании уже наверняка тревога, но в первую очередь станут осматривать пассажиров с детьми, — подумала она. — Лишь бы ребенок в сумке не заплакал, проснувшись». Но ребенок вел себя удивительно спокойно, и она была ему за это благодарна. Даже не зная толком, мальчик у нее или девочка — младенец был завернут в белое совсем легкое одеяльце, — она уже любила его.

Странно, но судя по всему никакой тревоги по-прежнему в залах аэропорта объявлено не было. Пассажиры с грудными детьми свободно перемещались по залам, и ими никто не интересовался. Что ж, так им и надо, этим беспечным родителям! В конце концов, им еще нет тридцати, и они легко смогут сделать себе другую малютку. У них наверняка нет таких обстоятельств, как у нее.

Туалеты на сей раз оказались занятыми все, и Марии пришлось отстоять перед дверьми несколько минут. Она тихо молилась, чтобы из сумки не раздался плач. Слава Богу, ее молитва на этот раз помогла. Наконец она захлопнула за собой дверь туалета, осторожно поставила сумку на пол и совершила то, ради чего сюда устремилась. Но раз уж она была отделена от всего человечества дверью, то решила хотя бы взглянуть на унесенное дитя. Конечно, именно при открывании молнии ребенок мог проснуться. Но желание хоть мгновение полюбоваться на приобретенную дочь или сына пересилило страх. Мария встала на колени перед сумкой и медленно, очень осторожно приоткрыла молнию. Младенец упоительно спал, прикрыв глаза, и нежные розовые губки его приятно блестели. «Какой милый! Мой хороший!» — хотелось ей сказать и тут же прижать к груди, из которой эти дни она сцеживала молоко.

Кончиком указательного пальца едва-едва Мария прикоснулась к его лобику, и что-то ее сразу насторожило. Лобик показался ей как-то уж чересчур прохладным. Но разбираться в этом было не время и не место. Надо скорее закрывать сумку и ехать отсюда домой, но она все же попробовала прикоснуться еще раз, теперь к щеке. Щека тоже была холодна. Точнее, как сказал бы учитель физики в лицее, куда в детстве ходила Мария, температура щеки равнялась температуре мертвого тела.

С ужасом, не доверяя самой себе, Мария вытащила ребенка из сумки и распеленала его. Это была девочка. Очень хорошенькая девочка в возрасте двух-трех недель. А может, и месяца. Точно о такой Мария и мечтала. Но только эта девочка была мертва! Поэтому-то она и не плакала, лежа в сумке.

В ужасе она стала запихивать мертвое тельце назад. Еще неизвестно, отчего эта девочка умерла. А что, если ей не хватило воздуха в сумке и она прямо во сне задохнулась? Одно дело — похитить, чтобы любовно выращивать девочку, записав ее своей дочерью, а другое — убить ребенка собственными руками. Такой грех Мария на себя никогда бы не взяла. От ужаса ей пришлось снова воспользоваться туалетом. И в эти секунды она сообразила, что оставлять здесь младенца нельзя. Если у дверей по-прежнему очередь, вошедшая следом сразу сообщит полицейским о страшной находке. С другой стороны, уж теперь-то наверняка объявлена тревога. Еще не хватало, чтобы ее схватили не как похитительницу детей, а как убийцу. Следовательно, надо, сделав спокойное улыбчивое лицо, выйти из туалета и попросить какого-нибудь мужчину приглядеть за сумкой. А уж после этого исчезнуть отсюда любым способом, чтобы дома спокойно обдумать, как поступать дальше. Она проверила, не осталось ли в карманах сумки каких-то квитанций, чеков с ее координатами. Все было чисто.

Теперь можно было, смущенно улыбаясь, покинуть туалет. С улицы доносился бешеный рев ветра. По окнам аэропорта молотил дождь, и выходить из здания было немыслимо. Она, как и решила, пристроила свою сумку к ногам молодого мужчины в очках и отправилась в другой конец аэропорта. По пути она наткнулась на родителей похищенного ребенка. Лица их казались озабоченными, но в полицию они, судя по всему, явно не заявляли. И это было странно.

МЕДИЦИНА БЕССИЛЬНА

Начальник службы безопасности аэропорта Карлос Хуан Шумейкер чувствовал себя отвратительно. Положенную дозу таблеток он проглотил, но таблетки в такую погоду помогали мало. Хотя, как знать, без них он, может быть, и вовсе лежал бы поперек кабинета, как это случилось несколько месяцев назад. Правда, кабинет тогда был другим — значительно просторней. Да и сам он тогда ведал не безопасностью аэропорта, а вел в масштабах страны войну с наркобаронами. Война закончилась обширным инфарктом, потом, после того как ему вшили в грудь два шунта, коллеги подобрали более спокойное место. Правда, и количество наркобаронов значительно поубавилось. Но лишь на месяц-другой. Теперь же, судя по тем секретным сводкам, к которым он был допущен как советник правительства, объем уходящих из страны наркотиков снова подрос. Причем молодая поросль наркодельцов стала действовать аккуратнее, и какими путями уплывал или улетал конечный продукт подпольных героиновых производств, не ведал никто. Еще одна причина его перемещения на эту должность. Его аэропорт, имеющий статус международного, мог стать удобным перевалочным пунктом как для террористов, так и для наркокурьеров. Заступив на службу, Шумейкер усилил службу безопасности — ему были даны почти неограниченные права. И тем не менее пока не поймал ни террориста, ни наркокурьера. Всяческих нелегальных эмигрантов можно было ежедневно отлавливать толпами и, загрузив на корабли, отправлять на другую сторону океана, поскольку в основном это были вьетнамцы с китайцами. Только за чей счет отправлять? И большинству пойманных непонятным образом скоро удавалось выйти на волю, как-то зацепиться, куда-то пристроиться. Однако ряды террористов и наркокурьеров они пополнять не желали. Этот бизнес они считали чересчур рискованным. И все же месяца полтора назад героин снова потек из страны широкой рекой.

В хорошие для здоровья часы он об этом много раз думал. Однако не нынешним вечером. Сегодня вместо тяги к размышлениям ему мечталось разложить свое битое болезнями тело на плетеном диване и просто лежать, прикрыв глаза, погрузившись в туманную полудрему. Но эти мечтания прервал сержант Батильдос в пропотевших брюках, приведший дрожащего от страха, почти плачущего пассажира.

Приведенный был типичным яйцеголовым из Европы. Одетый в шорты и футболку, он наверняка где-нибудь дома корчил из себя отъявленного смельчака, но, едва попав в переделку, стал пускать сопли. И точно, паспорт у него был бельгийский, к тому же парень едва говорил по-испански. Поэтому им пришлось перейти на английский.

— Она попросила меня постоять около своей сумки всего минут десять, — говорил он, то снимая, то вновь надевая свои очки. — Через час я захотел пить, но ее по-прежнему не было. Я испугался, вдруг это террористка и, действуя по инструкциям, подозвал сержанта. Я клянусь вам, это не моя сумка, я всего лишь за ней наблюдал, ее мне оставила незнакомая женщина. Иначе, с какой бы стати я стал подзывать этого сержанта!

— Сеньор, я нарушил правила безопасности, не надо было открывать ее в помещении здания. Но, ей-богу, я сразу понял, что в сумке нет никакой бомбы, и в то же время эта история показалась мне подозрительной.