Далеко от Москвы - Ажаев Василий Николаевич - Страница 5

Алексей спустился в овраг, побродил в высоких, почти в рост человека травах. Они перестояли и звенели, высохшие от солнца, не дождавшись своего косаря. В траве на каждом шагу вспыхивали яркие осенние цветы — желтые, пурпуровые и темно-синие, похожие, на крупные колокольчики. Они смело тянулись кверху, будто ждали не зиму, а лето.

Инженер быстро набрал большой букет невиданных им цветов, очень красивых, но без запаха, и стал выбираться к дороге. Ему попались заросли сухих невзрачных кустиков. Алексей остановился и смотрел на них с жалеющей улыбкой — он уже знал, что это и есть рододендрон, о котором, по книгам Жюль Верна, с детства создалось представление как о сказочно прекрасном растении.

Новинск тоже разочаровал москвича. Столько писали об этом городе — где же он?. Ни высоких красивых зданий, ни правильных линий улиц. Преобладали деревянные постройки. Вместо каменных мостовых и асфальта тянулись плохие грунтовые дороги. Пешеходы шагали по доскам, проложенным под окнами домов. Все главные улицы города начинались от реки и уходили от нее на несколько километров параллельными рядами стандартных построек. Среди них изредка встречались кирпичные здания — грубые большие коробки, лишенные архитектурной отделки.

На почте девушка сказала Алексею с усмешкой:

— Пишут.

Ковшов огорчился: он надеялся получить весточку из дому. С тещей он условился, что она будет писать ему о Зине, как только получит какое-нибудь сообщение. Значит, оттуда ничего нет. Алексей сдал в окошко письмо и телеграмму — лимит в двадцать слов для любого заочного излияния чувств. Про себя Алексей решил писать Зине — в надежде, что его письма и телеграммы из Москвы в конце концов удастся переслать и они все-таки попадут в ее руки.

Девушка за окошком пересчитала слова телеграммы, прочитала их и заинтересованно подняла глаза на Алексея:

— А кому же цветы?

— Никому. Могу подарить вам.

С серьезным лицом он отдал ей цветы, поклонился и вышел из помещения почты. Его собственная телеграмма еще больше разбередила душевную рану. В груди разрасталась боль, почти физически острая. Он остановился посреди дороги и вынул из кармана аккуратно сложенный клочок бумаги.

«Пошла на экзамены. Думай обо мне. Только особенно-то не волнуйся — наверное выдержу. Зина».

Случайно сохранившаяся в ящике стола записка с несколькими словами, найденная по выходе из госпиталя, — как много она значила для Алексея! Он мог перечитывать ее часами. Несчастьем представилось Алексею его пребывание в Новинске, в глубочайшем тылу, в безопасности и безделье.

«Кто ты сейчас? — спрашивал он себя с негодованием.— Кто ты, беспечно прогуливающийся среди мирной природы, когда твоя подруга и товарищи воюют за родину, когда самое родное и дорогое, без чего немыслимо жить — будущее твоего народа, Москва каждую минуту подвергается смертельной опасности?..»

Случилось так, что Беридзе сумел переубедить его в Данилове! Из Новинска уехать труднее, всякая попытка, наверное, будет воспринята Батмановым и Беридзе неверно, враждебно, скандально, они не поймут истинных его побуждений, не поверят, что он просто не может поступить иначе. С другой стороны, ссора с Беридзе может пойти на пользу: Батманов не станет задерживать его, поскольку Беридзе уже отступился...

На повороте Ковшова обогнала, обдав едкой пылью и газом, легковая машина. Немного отъехав, машина остановилась. Когда Алексей поравнялся с ней, сидевший за рулем человек окликнул его и предложил подвезти.

Машина шла на большой скорости, ловко избегая неровностей дороги.

— Вам куда? — спросил шофер.

— К управлению строительства, где начальником Батманов. Известно такое?

Шофер кивнул головой и внимательным быстрым взглядом окинул Ковшова.

— Вас я почему-то не знаю, — сказал он, перекидывая папиросу из одного угла рта в другой. — Никогда не видел.

— Разве вы обязаны всех знать?

— Обязан. Во всяком случае, я запомнил бы вас, если бы хоть раз увидел.

— Вы правы, я здесь всего три дня. Приезжий.

— Из Москвы? Тогда я знаю, кто вы. Инженер Ковшов?

— Почему же именно Ковшов? Нас трое приезжих. Один из троих, действительно, носит такую фамилию.

Шофер бросил папиросу и улыбнулся, золотой зуб во рту сверкнул, как огонек. Взгляд его живых глаз снова скользнул по лицу Алексея.

— Я определил вас по методу исключения. Вы не Батманов.

— А может, Батманов?

— Батманов — человек моего возраста, с такими вот печальными признаками увядшей молодости,— шофер коснулся рукой своего тронутого сединой виска. — Батманов — популярная личность.

— Значит, я Беридзе.

— Какой же вы Беридзе! — засмеялся шофер. — Судя по фамилии, Беридзе — грузин. Вы же русский, к тому же москвич. Вас выдает московский говор и вздернутый русский нос, у Беридзе нос с горбинкой, черная борода. И хотя говорит он чисто, без акцента — все-таки не по-московски.

— Откуда же, однако, вам известно про черную бороду и речь Беридзе? Успели познакомиться?

— Признаюсь: Беридзе и Батманов старые мои знакомые. Три года назад я провожал их с Дальнего Востока на запад. Уже тогда Беридзе носил бороду, а Батманову стукнуло сорок лет. Ну, сдаетесь, товарищ Ковшов?

— Сдаюсь. Вам остается назвать себя — и мы можем считать себя знакомыми.

Машина, подскакивая, проехала по бревенчатому мосточку.

— Не буду называть себя. Догадайтесь сами, — шутливо предложил шофер.

Алексей рассматривал человека за рулем. Серый костюм, свежая, расстегнутая на две пуговицы, серая шелковая сорочка. Черные тусклые волосы мелким каракулем, посеребренные лишь на висках. Темное от загара лицо, чистая улыбка. От улыбки возле глаз собираются лучики, и лицо добреет.

Уловив на себе изучающий взгляд, человек за рулем рассмеялся.

— Хорошую задал загадку?

— Мне разгадать вас трудно, не за что зацепиться. Одно ясно: вы не шофер, хотя отлично ведете машину. Наверное, вы руководящий товарищ, имеющий какое-то отношение к строительству.

Человек за рулем снова засмеялся. Он, по-видимому, любил пошутить.

— Вы в городе были? Понравился вам Новинск? — спросил он после минутного молчания — он выводил машину на дорогу, к зданиям вокзального района.

— Нет, — не задумываясь, ответил Ковшов с некоторым раздражением. — Не понравился. Разве это город? Несколько тысяч одинаковых деревянных домов, вытянутых в шеренги. Ничто не радует глаз, все, по существу, придется ломать, если строить настоящий город. Зря его расхваливали в газетах, ваш Новинск.

Замечания Ковшова заметно не понравились его спутнику.

— Слишком резко, я бы сказал — тенденциозно разделались вы с Новинском. Предубеждение, пожалуй, понятное: вы приехали из Москвы и сравниваете с ней. Я полагаю, мнение о нашем городе у вас скоро изменится. Вы, например, не видели действующих заводов — они сделают честь любым предприятиям в мире — кстати и нефтеперегонного, к которому вам придется тянуть нефтепровод. Вы не видели строящихся заводов. Не видели ни театра, ни Дворца пионеров. Новинск расхвалили справедливо. Города вырастают столетиями — нашему Новинску нет и десяти годиков, он подросток. Вы, молодой человек, избалованы, вам и в голову не приходит сопоставить: что было — и что есть теперь. Разве можно не оценить размаха, с каким строился и будет дальше строиться город после войны? Мы с вами минут пятнадцать едем по диаметру будущего города. Вам неизвестно, что всего несколько лет назад на этих местах нанайцы ставили ловушки на соболей. Эту огромную ровную площадку вырвали у тайги, а ее загнали на тот берег. Вам надо бы посмотреть проект будущего Новинска. Разве прежние градостроители знали заранее, что у них получится?

— Слишком усиленно защищаете Новинск. Вы что, архитектор или заведующий горкомхозом?

— Поживете — узнаете. Я вам еще припомню злое слово о Новинске.

— Не страшно. У вас ничего не выйдет: я собираюсь в обратный путь, на запад.

Машина остановилась около четырехэтажного широкого кирпичного дома управления.