Далеко от Москвы - Ажаев Василий Николаевич - Страница 15

— Я горячая, посмотрите. — Она спохватилась, смеясь:— Ой, я не в том смысле! Не боюсь мороза, я ведь здешняя, таежница.

Она обсыпала его снегом, будто невзначай, и посмотрела с любопытством — что он на это? Инженер даже и не отряхнулся, продолжая самым добросовестным образом взмахивать лопатой.

— Нельзя быть таким, — оказала она осуждающе.

— Каким?

— Только начальником, занятым делом. Вы стараетесь казаться пятидесятилетним — и у вас получается.

— Как сделать, чтобы помолодеть?

— Проявлять интерес к окружающим.

— Ко всем? Я и так проявляю, успел уже со всеми в управлении перезнакомиться.

— Служебный, одинаковый ко всем интерес. Не то.

— Что-то не пойму.

— Вы хотя бы поинтересовались узнать, как меня зовут.

— Представьте, поинтересовался. Женей зовут, Козловой. Мне Гречкин и вашу характеристику дал: неплохой экономист. И еще кое-что узнал про вас.

— Догадываюсь, Лизочка пожаловалась: мужа у нее отбиваю?

— Она зря не скажет.

— Ну уж! Кавалеров, правда, стало меньше, но Гречкин в кавалеры не годится.

— Боитесь вы Лизочку-то?

— Не столько я боюсь, сколько он сам. Видите, куда он меня загнал чистить снег! Вдруг Лизочка узнает, что мы рядом снег чистили. Может, вы отважитесь подружиться с неплохим экономистом? — спросила она, помолчав.

— Что входит в ваше определение «подружиться»? — улыбнулся Алексей.

— Не избегать экономиста, при встрече не делать вида, что не заметили, ходить с экономистом на лыжах, раз в месяц приглашать экономиста в город — в театр или в кино.

— И всё?

— Всё. Что же еще?

Они оба рассмеялись. Невдалеке прошли Батманов и Залкинд. Алексей их не заметил. Они минуту наблюдали за ним со стороны.

— Видишь, приспособился парень, — вроде и повеселел, — заметил Батманов.

— Нашел равновесие. Теперь на него только нагружай, повезет любой воз, — согласился Залкинд.

Парторг не ошибся. Ковшов действительно обрел относительное спокойствие духа, насколько это возможно было в непрерывной тревоге за судьбу Москвы. «Твоя воинская часть обороняет столицу здесь. Слушай приказ: ни шагу назад!» Эту формулу предложил Залкинд, и Алексей не мог ее не принять.

Во всем этом не малую роль сыграли письма, которые Ковшов получил, наконец, от родителей и тещи. Отец писал о товарищах — кто из них и где воюет или работает, о том, что сам он ночует на крыше дома, на посту, что мать три раза в сутки выходит с противогазом дежурить во двор. Приехать в Новинск старик наотрез отказался. По скупым письмам Алексея он распознал, что у сына неладно на душе, и сердито его пробирал: «Что ты все мечешься? Я и то понимаю своим стариковским разумением, что ваш нефтепровод — солдатское боевое дело...»

А теща коротко сообщала, что кто-то из третьих уст передал ей: Зина жива и здорова, товарищи отзываются о ней с большой сердечностью, как о стойком и храбром бойце...

Батманов и Залкинд подошли к обрывистому берегу, пристань была внизу. Пришлось съезжать с обрыва в сидячем положении. Залкинд показал пример. Взметнув белое облако, он прорыл канаву в снегу. За ним, хохоча, последовал Батманов.

Адун продолжал сопротивляться сковывавшей его силе. Бесконечный, черный, как бы от гнева, водяной поток тащил ледяную кашу, шурша ею о берег и причалы. Над рекой висел неумолчный глуховатый шум, будто сотни огромных шаровых мельниц перемалывали лед в своих барабанах.

На пристани стояли две баржи. На одну грузили продовольствие — мешки с мукой и крупами, бочки с растительным маслом и рыбой, на другую — лошадей, инструмент и технические материалы. Около сотни рабочих занимались расчисткой пакгаузов и площадок.

На сходнях Рогов спорил со старшиной катера. Тот отказывался буксировать баржу, погрузка которой заканчивалась.

— Слепой, что ли? Адун вот-вот остановится, пропадать мне тогда, — сердито рубил старшина.

— Сто раз успеешь, Полищук, не будь зайцем, — внушал Рогов.

— Трусит? — спросил, подходя, Батманов. — Нужное дело, товарищ. Не отправим сейчас баржи — потом кровью будем харкать.

— Ничего, поедет, — сказал Рогов.

Краснолицый Полищук взглянул на Батманова и, смолчав, развалисто пошел к катеру. Рогов повел Залкинда и Василия Максимовича в диспетчерскую — так назывался домик, прилепившийся у самой воды. В тесной комнатке было жарко от раскаленной железной печки.

Они не успели согреться, и Рогов только начал докладывать, что отгрузил за сутки на трех отправленных баржах, — как в домик ввалился человек и сразу стал рвать с себя одежду. Телогрейка, брюки, валенки, даже шапка его затвердели в коросте льда. Весь синий, он дрожал и отстукивал зубами.

— Халка «Тайфун»... села на Песчаную косу, — выдавливал он из себя по слову. — Помогать надо... сварочные аппараты... аммонал... инструмент... Народу там... сто человек. Паника... Я на лодчонке перевернулся... вплавь пришлось.

Рогов глянул на Батманова и ветром вылетел из диспетчерской. Подбежав к причалам, Василий Максимович увидел широкую спину Рогова в синем бушлате на катере, уже отчалившем от берега.

На барже Батманова обступили грузчики и команда буксира.

— Разгружать обратно будем, начальник? — спросил бригадир грузчиков.

— Зря заставляли нас буксировать-то. Добрые люди в эту пору ремонтом флота занимаются, не гоняют катера во льдах.

Батманов узнал в говорившем краснолицего Полищука, с которым давеча спорил Рогов.

— Разгружать обратно не придется, и буксировать заставили не зря, — ответил им Батманов.

— Пропадает сейчас халка на Песчаной косе, на ней люди и ценности большие. Кто отвечать должен? — спросил Полищук.

— Халку с косы снимем, можешь не беспокоиться, я Рогова туда послал, он чорта из болота вытащит.

Начальник поглядел на замерзших, невеселых людей, окружавших его.

— Паниковать не разрешаю! — крикнул он. — Ребятишки какие нашлись. На каждом шагу панихиды петь — слез не напасешься. Готовьтесь отплывать! — повернулся он к Полищуку.

— Права не имеете заставлять. Есть запрещение от горисполкома, — угрюмо возражал старшина.

— Имею право, парень. Не стоит проверять мои права, не о том говоришь. Сейчас я тебя и заставлять не буду, сам поймешь. — Батманов сжимал и разжимал замерзшие пальцы в кожаных перчатках. — У нас на участках много людей, Адун станет — еще пошлем. А кормить их чем? Пока ледовую дорогу пробьем по Адуну да подвезем продукты на лошадях или на машинах — время пройдет. И работать им надо. Но на участках нехватает инструментов, нет самых необходимых материалов. Голыми руками не наработаешь. И лошади нужны — на себе дров из лесу не натаскаешь. По-твоему выходит: наплевать на людей, пусть подыхают с голоду, таскают дрова из лесу на себе, пусть не работают?

— Я не говорю: наплевать на людей, — сказал Полищук.

— Стало быть, ты хочешь, чтобы я их оттуда вывел? Сообрази-ка, могу я сейчас выводить людей из тайги и терять время, когда его у меня в обрез? Они сейчас должны устраиваться на участках, готовиться к зимним работам и с остановкой Адуна — дорогу по льду делать. Или ты придумал какой-нибудь другой выход из положения?

Василий Максимович говорил наставительно и спокойно. Полищук рассердился:

— Смеешься надо мной, начальник! Ничего я не придумал. И объяснять мне тоже не надо: плавал я на участки, видел людей, разговаривал с ними. Они ни в коем случае не продержатся.

— Продержатся, если подгоним к ним эти две халки. — Василий Максимович оглядел людей и вдруг вспылил: — Боитесь, что ли?

— Ничего нет удивительного, боимся, — признался кто-то в толпе. — И добро пропадет, и сами погибнем. Трудное дело заставляете делать, невозможное.

— Не знал я, что вам только легкие дела можно поручать, — сказал Батманов и подозвал из толпы того, кто ему возражал. — Как полагаете, нашим товарищам на фронте очень легкие дела поручают? Постыдились бы! — Он опять повернулся к Полищуку: — Отчаливайте, я поеду с вами за главного.