Веселая поганка - Милевская Людмила Ивановна - Страница 51

Прислуживали пирующим полуобнаженные девицы с просветленными лицами: нечто среднее между гейшами и монахинями. Диссонанс формы и содержания тоже впечатлял.

Впечатляло, должна заметить, все, но истинным гвоздем программы был, конечно же, Вишну Магомет Иисус — весьма колоритная личность.

«Раздвоился, сволочь, — подумала я. — Один тут бухает, а второй там пашет в поте лица.»

Мне стало ясно, что Вишну Магомет Иисус работать не любит. Дублера поставил вместо себя, а тот под фонограмму рот раскрывает. Лица-то его в свете лазеров разобрать все равно нельзя. Как только дублер этот бедный не ослеп?

Долго топтаться у двери нам не пришлось. Неслабый удар в спину заставил меня войти. С монахом, похоже, произошло то же самое. Мы влетели на середину зала, прямо к столу. Я сделала это с криком:

— Мама, моя!

Монах молча. Капюшоны с наших голов упали. Я оглянулась, за спиной застыли две фигуры в белых балахонах. Разговоры за столом сразу стихли, а Колян, склонившийся к богу-пророку, выпрямился, глянул на нас и завопил:

— Хватай сучку! И америкоса держи!

Я приготовилась умирать, но монах мой повел себя неожиданно. Еще вопль Коляна не успел затихнуть, как монах ловким движением метнулся под ноги тем архангелам новоявленного пророка, что стояли позади нас. Люди в балахонах упали, а монах закричал:

— Бегите, Софья Адамовна!

И я побежала. Уж очень не хотелось встречаться с Коляном, да, помнится, и с его миловидной особой я не слишком хорошо обошлась в ее же собственной квартире.

Для бегства причин было много, и улепетывала я старательно. Перед поворотом коридора оглянулась: мой монах как раз швырнул парня в балахоне в толпу пирующих и приноравливался швырнуть кого-нибудь еще.

«Да поможет ему Бог,» — подумала я, сильно надеясь увидеть этого хорошего человека в добром здравии.

И Бог ему помог. Когда я подбежала к узкой металлической двери, монах, несущийся гигантскими шагами, меня догнал. В молельный зал мы влетели вместе. Однако у пирующих, видимо, связь с внешним миром была. Проходы между креслами, занятыми нововерующими, быстро заполнялись одетыми в белое здоровяками. Путь отступления был отрезан. Надежно.

И я приняла решение. Крикнула монаху: «За мной!» — и устремилась в центр сцены к кривлявшемуся там маленькому человечку.

Бесстрашно, вся будто охваченная пламенем, я влетела внутрь повисшего над сценой изображения. Подбежала к испуганно поднявшему руку актеру и обомлела.

Это была Рыжая Борода!

«Е… Елки-палки!» — подумала я.

«Елки-палки!» — подумала я и прозрела: «Так вот что имел ввиду этот гомик, когда нес околесицу о спектакле, пророке и о своей пророческой душе.»

Рыжая Борода тоже меня признала. Впрочем, ее уже неуместно было называть Рыжей Бородой: растительность на лице прикрыл тонкий, но плотный шелк телесного цвета, даже вблизи создающий иллюзию гладко выбритой кожи. Оставшуюся часть рожи, сильно мною покарбованной, покрывал толстенный слой грима, однако фингал под глазом замаскировали плохо. Но мне было не до созерцания Рыжей Бороды с ее фингалами, у меня и собственный недурной имелся. К тому же я мчалась навстречу свободе. Пока мой старый знакомый испуганно хватал ртом воздух, я рванула к проекционной аппаратуре и… не успела.

Кто-то схватил меня за шиворот, но подержал недолго, вскоре выпустил. Я упала на пол, оглянулась — надо мной висел Колян. Оторванный от пола железными руками монаха, он фактом этим немало был смущен. Легко было заметить невооруженным глазом, что громадный Колян к такому состоянию не привык.

— Привыкай! — крикнула я и задвинула ему…

Нет-нет, под зад ботинком. Второй мой удар достался проекционному аппарату. Он упал и очень удачно, гораздо удачней, чем я могла предположить. Посыпавшиеся искры наводили на мысль о коротком замыкании.

И наступила тьма. Полная тьма, что мне и требовалось. Я схватила монаха за руку, мы бросились к выходу. Судя по крикам и движению, бросились не мы одни. Началась суматоха, мы смешались с толпой, заполнившей центральный проход.

Я уже чувствовала себя свободной, и мечтала так, в полнейшей тьме и добраться до выхода, но вдруг произошло то, чего я ну никак не ожидала: звучный голос, тысячекратно усиленный электронной акустикой, пропел протяжное звукосочетание: «моном-ма-ном».

Огромный многоярусный зал осветился переливающимся, мерцающим светом. Клочья холодного феерического пламени причудливо падали в толпу с потолка, и над всем этим ритмично грохотнули ударные инструменты. Затем в сложный ритмический рисунок вплелась приятная восточная мелодия, исполненная в гармонии пентатоники, и вся толпа пришла в движение.

Меня окружали люди в весьма настораживающем состоянии: глаза безумные, рты разинуты, головы запрокинуты к потолку, тела сотрясаются в ритме, заданном неведомым музыкантом, — жуткое зрелище. Впрочем, я такого немало повидала на юношеских вечеринках и дискотеках, когда-то мне это даже нравилось.

— Откуда свет? — прокричал мне в ухо монах.

— Сама не знаю, — двигаясь к выходу, проорала я.

Мы пробирались через танцующую толпу, слегка приплясывая, чтобы не слишком отличаться и не привлекать к себе внимание. Выход приближался, приближался и…

Мы вырвались из этого сумасшедшего дома, резво преодолели расстояние до своего «Форда», переведя дыхание лишь на его мягких сидениях. Никто нас не преследовал, лишь глухие звуки музыки доносящиеся из дома нарушали ночную тишину.

И тут меня осенило.

— Черт! Колян! Его джип исчез! — возопила я.

— Да, видимо он уехал, — подтвердил монах. — Странно, он выбрался оттуда раньше нас.

— Судя по всему, у него были свои дела. И, видимо, серьезные, раз он не стал принимать участие в нашей поимке, а спокойненько сел в джип и укатил.

— Думаете, мы потеряли его?

— Судя по всему — да.

— И что мы будем делать?

— Догонять! — гаркнула я и развернула машину в обратную сторону.

Быстро промелькнул за окнами «Форда» поселок, мы вылетели на трассу и двинулись в Петербург. Лишь тогда я пришла в себя и сказала:

— Ну и денечек. Нарадоваться не могу на свой духовный рост. Раньше бы раз сто погибла, а теперь ну прямо как во сне — делай что угодно, все равно проснешься живой и здоровой. Марусю, беднягу, на ее «Жигуле» чуть ли не на каждом углу останавливают, придираются, то того им нет, то другое им подавай. Собрать штрафы, которые она заплатила, так сотню таких «Жигулей» купишь.

— Но у нее и в самом деле нет ничего, — напомнил монах. — Руль и колеса.

— Да, но нас-то ни разу на том «Жигуле» не остановили. Менты просто отворачиваются, нас завидев. Я вообще (кому сказать — не поверят) несколько дней езжу без паспорта и без прав. В другое время были бы неприятности, уж штрафов наплатилась бы, но с тех пор как я связалась с вами и начался у меня этот духовный рост, все пошло как по маслу.

— Дело не в вашем росте, — разочаровал меня монах. — Это Господь нас не оставляет, потому что служим мы благому делу.

«А что, он от истины недалек, — подумала я. — Дело не в моем росте. Где он был, этот рост, когда меня Колян с „братаном“ изловили? Не успела выйти из „Жигуля“, как сразу же была схвачена. С монахом же в каких только переделках не побывала, и все с меня, как с гуся вода.»

— Послушайте, — изумилась я. — Как вам это удается? Почему все так заканчивается хорошо? Нужна машина — пожалуйста, приличная и за четверть цены. Без прав спокойно езжу, к дому этому, думаю, в другой раз и на милю не приблизилась бы — собаками затравили бы, а тут и вошли и вышли спокойно, лишь с легкими приключениями. Почему вам пруха такая, ну в смысле: почему так всюду везет?

— Потому, что я Богу предался, — ответил монах. — Теперь Бог меня ведет и во всем меня направляет.

Я оживилась:

— Коль польза от него такая, пожалуй, прямо сейчас предамся и я, только как? Как это сделать поскорей, еще до того, как Коляна догоним?

Монах пытливо на меня посмотрел: шучу я или в самом деле предаться Господу собираюсь.