Сказки и предания алтайских тувинцев - Сборник Сборник - Страница 33

Так как рожден он был мужем, он, конечно, отстреливал на пестрой горе целебных источников лучшую дичь. И если отправлялся он на охоту при молодом месяце, то возвращался, когда тот был уже старым. И тогда верхние его седельные ремешки [57] были натянуты до предела под тяжестью добычи, а нижние седельные ремешки обрывались, и добыча падала — могло ли быть иначе!

Кто знает, сколько лет он охотился так, но однажды, когда он вернулся с охоты домой, появился на свет рожденный мужем Хевис Сююдюр.

«Родился у меня младший брат — поддержка в старости, вот когда я наконец вкушу счастья!» — подумал Алдыычы Мерген и устроил праздник — иначе и быть не могло — на семь дней без роздыха. А отпировав шесть дней — ведь большой был пир, поехал он снова на охоту. Ведь к этому он привык сызмала, к этому лежало его сердце, и ничем его было не перебороть.

«Родился Хевис Сююдюр! Наконец и я узнал счастье! Родился мой младший брат! Поохочусь я теперь пять дней, да и вернусь домой» — так думал Алдыычы Мерген, отправляясь на охоту — иначе и быть не могло — на пеструю гору целебных источников. Но сколько ни гонялся за дичью наш герой, рожденный мужем, ничего в этот раз ему не попалось. И туда метал он свою палку, и сюда — ничего. Гнал он горную дичь вниз по склону и кидал в нее своей дубинкой — ничего; гнал он дичь со склонов вверх на гору и метал в нее палку — и снова ничего.

«Ну, значит, пришел мой смертный час», — решил он. И так как в этот день не было ему ни в чем удачи, вернулся он спешно к своему серому коню, владевшему даром провидения. Дыхание, вырывавшееся из груди коня, было словно черный туман; слезы, капавшие из его глаз, градом падали на землю — такой он был грустный!

— Эй, ты, коли хочешь проглотить своего собственного хозяина, сейчас самое время! Что ты видишь впереди? У меня ведь всегда была богатая добыча! Что же случилось на этот раз? — спрашивал он. В конце концов он нагнал осиротевшего детеныша архара, уложил его, а когда галопом прискакал с этой единственной добычей домой, то оказалось, что народ его захватили как добычу и не осталось там ни пылинки, ни соринки — вот что случилось.

«Ну, теперь я погиб», — решил Алдыычы Мерген. И он стал взбираться по золотой лестнице неба. И когда он поглядел оттуда во все стороны — эгей! — на дне одного очага клубилось что-то вроде тонкого дымка. Поскакал он туда во весь опор. А там, оказывается, оставалась его жена, отделившая себе табун длинногривого карего жеребца.

— Что случилось, что тут произошло? — спросил он.

И она ответила:

— Ах, нашу страну с боем покорил Гургулдай Хаан! Два-три дня я с трудом тащила на себе твоего младшего брата Хевис Сююдюра, а потом, завернув его в вату, чтобы не было на нем грязи, и сделав ему соску из березового корня, чтобы не было на нем греха, я спрятала его. А потом я и сама укрылась в горах и отстала от них. На хана по имени Гургулдай Хаан обычный человек и взглянуть не посмеет — такое это опасное существо! Я видела этого хана — от одного его вида, от его дыхания люди разбегаются. Потому-то я и скрылась с помощью хитрости и притворства, и мы остались целы. Теперь нам не жить — ни тебе, ни мне — в нашем почтенном возрасте. Не успел наш младший брат родиться, как нас завоевали. Не будет нам больше счастья!

— Ой-ой, коли так, не отправиться ли мне вслед за ним, чтобы отомстить! Как думаешь? — спросил он.

— Ах, глупости, никто еще не мог победить его, куда уж тебе, милый мой! Разве он не всемогущ? — отвечала она.

— Вот если Хевис Сююдюр умер в своей люльке, если он высох в своей колыбельке и если он не станет сражаться за нас — а ему этого не суметь — тогда нам обоим погибель! — сказала она.

— Ну что ты болтаешь! Маленький слизнячок! Как же ему не высохнуть, как ему выжить? Много же пройдет времени, пока он сможет принести мне счастье! Попробую-ка и пойду я сам! — решил Алдыычы Мерген.

— Вот глупости, ну что ты задаешься! Коли ты такой смелый, то не допустил бы, чтобы мы стали чужой добычей! Почему же мы сами не завладели ими, когда они напали на нас?

Так говорила жена Алдыычы Мергена.

Тем временем Хевис Сююдюр пришел в себя — он словно после смерти снова вернулся к жизни, как бы проснулся ото сна: пришел он, стало быть, в себя — и лежит один-одинешенек в безлюдном месте, вокруг ни пылинки, ни соринки.

— Что бы это значило? — спросил он и вскочил. Поглядел он туда, поглядел сюда, и стало ему ясно: была здесь обширная страна с юртами намного больше обычных, со стадами, в которых скота было поболее, чем обычно. Были здесь раньше большие реки, полные целебной воды, и высокие холмики-оваа, сложенные из золота. А теперь распались их оваа, высохли целебные реки и земля их потеряла все свои краски. И когда Хевис Сююдюр стоял их глядел туда-сюда, увидел он следы коней, больших, чем обычные кони. Здесь побывали люди повыше обычных людей, и они обрезали гривы [58] жеребятам и двухлеткам, украли их и скрылись. Продолжая оглядываться вокруг, увидел он большую синюю подпорку, уходящую прямо в небо.

— Что бы это значило? — спросил он, взобрался наверх по синей подпорке и стал оглядывать местность. И тут он увидел длинную тонкую ниточку дыма, поднимавшегося со дна далекого очага, — вот как!

«Что там за дым?» — подумал он, и когда, клонясь и шатаясь, добрался туда, то увидел в пещере в скалах шестистенную белую юрту. Пошел, поглядел, и оказалось, что это юрта его старшего брата Алдыычы Мергена. Навстречу ему вышла жена брата:

— Так ты пришел — не умер, не сгинул, младший брат мой! — воскликнула она.

Встретив его с почетом, она раздула огонь без дыма и приготовила еду без пара [59], наполнила пиалы и уселась.

— Ну что я за человек? Все время брожу с одного места на другое. А вы что за люди? — спрашивал он.

— Ах, милый мой братец! Когда ты только-только родился и лежал в своей люльке, напал на нас Гургулдай Хаан, разорил нас и уехал. Я оставила тебя, сделав соску из корня березы, чтобы не было на тебе греха, обернув тебя ватой, чтобы не было на тебе грязи. И вот вырос из тебя мужчина и пришел к нам! А теперь ты ведь выполнишь наше желание, правда? Гургулдай Хаан разграбил нашу страну, увез богатую добычу и был таков. А мы укрылись здесь.

— Ха, что вы там сказали, повторите-ка еще раз! — сказал Хевис Сююдюр.

— Когда ты был маленьким, явились люди Гургулдая и завоевали нас. И мы осиротели, брошенные всеми, не стало у нас ни семьи, ни родителей, — рассказывала она.

Тут затрещал его бронзовый лоб: трах, а коренные зубы щелкнули: крак.

— Повтори-ка свой рассказ еще раз, — сказал он и стал внимательно слушать.

— Ну что ты хочешь еще услышать! Мы стали чужой добычей! Гургулдай Хаан ограбил нас и был таков! А мы теперь не знаем, как и жить. Хорошо, что ты стал мужчиной. Давай решим с тобой, что нам делать!

— Коли так, то в этой сумасшедшей стране найду я свое отмщение! В этой ненавистной стране найду я свою ненависть! Можно мне уже отправляться, золовка?

— Ну, конечно, можно, — отвечала она.

И сказал он тогда:

— Здесь ли конь, на котором мне суждено ездить? Здесь ли оружие, которое мне суждено носить?

— Где им еще быть? Не торопись, братец! Раз ты стал мужем и пришел сюда, больше нам и желать нечего. Уж теперь-то мы, ставшие чужой добычей, победим когда бы то ни было! Ах, теперь, когда ты, возмужавший, вернулся к нам, никому уже не удастся покорить нас! — говорила она.

— Здесь ли конь, на котором мне суждено ездить? Здесь ли снаряжение, которое мне суждено носить? — спросил он у своей золовки.

Она отвечала:

— Эх-хе-хе! Нужное тебе снаряжение не в наших руках. Конь, на котором тебе суждено ездить, — рыжевато-буланый жеребенок пестрой кобылы-трехлетки, что спустится вместе с ним по золотой лестнице с неба на берег озера Марга. Если тебе удастся поймать его, когда он спустится и пойдет на водопой, то он и станет тем конем, на котором тебе суждено ездить!

— А как же мне поймать его, золовка?

Она ответила: