Почем фунт лиха - Милевская Людмила Ивановна - Страница 24

— Не бей меня, кретинка! — крикнула я, после чего Нелли облегченно вздохнула и, прижав мою голову к своей теплой груди, расплакалась.

— Я знала, я знала, что должно что-то случиться — сквозь рыдания приговаривала она. — Почему ты не дождалась меня, дурочка? Почему ты, глупая, не дождалась меня?

Я уже и сама жалела, что не дождалась Нелли, но признаваться в этом не хотела.

Дальше все было как в тумане: «Скорая помощь», милиция, вопросы, допросы. К Марусе я попала далеко за полночь. Нелли очень хотела отвезти меня обратно к Клавдии, но я истерично запротестовала.

— Ладно, ладно. Что ты кричишь? — рассердилась Нелли. — Чуть что — в крик и слезы.

— Вместо шумного Марусиного сочувствия мне хотят подсунуть холодное равнодушие склепа, а я должна молчать? — обиделась я, после чего была тут же доставлена туда, куда стремилась.

Маруся меня совсем не ждала, и, видимо, я оторвала ее от просмотра снов. Тем не менее она обрадовалась, когда Нелли втолкнула меня, нахохлившуюся и очумевшую, в двери ее квартиры. Маруся отреагировала правильно.

— Сонька! — закричала она. — Старушка, сколько лет, сколько зим! Епэрэсэтэ! Ой, я сейчас вся упаду. Неужели это ты?!

— Она, она, — многообещающе подтвердила Нелли. — Ну вы тут оставайтесь, а я пошла, — тут же заспешила она, — Санька один.

И мы остались. Я смотрела на огромный Марусин живот, напоминающий брюхо акулы, на ее необъятные пухлые груди, просматривающиеся сквозь полупрозрачное полотно ночной рубашки, и думала:

«Что может быть не правдоподобней самой жизни?»

Вот Маруся. Она философ по образованию и буфетчица в душе. Десять лет она была несчастна за кафедрой и. уже пять лет счастлива за стойкой. Она очень переживает, что ее новый друг — профессор. Переживает по многим причинам.

Во-первых, профессор удивился, узнав, что она буфетчица, и спросил: «Как же ты помещаешься за стойкой?» Это все, чему он удивился, а у Маруси трагедия. Она буфетчица, а он профессор, обожающий Марусины уникальные формы.

А какое природе дело до того, что она буфетчица, а он профессор? Ведь перед лицом природы мы все будущие покойники. Пока Маруся спала, на ее улице в десяти минутах ходьбы резали человека, юную, прекрасную девушку Марину из Челябинска, а Маруся спала и не подозревала ни о чем таком. И девушка ни о чем таком не подозревала, когда согласилась идти со мной рядом, а оказывается, что рядом со мной очень опасно. Рядом со мной смерть.

— Маруся, ты не побоишься идти со мной рядом? — дрогнувшим голосом спросила я.

— Нет, не побоюсь, — храбро заявила Маруся и широко зевнула.

— Точно-точно?

— Точно-точно, — сладострастно почесываясь, засвидетельствовала она. — Совсем не побоюсь.

И тут я разревелась. Разревелась истерически. Ревела, приговаривая: «Ты не побоишься идти со мной рядом». Маруся уже и брызгала на меня водой, и тормошила меня, и шлепала по щекам, и силой влила не одну рюмку водки. Она уже устала заверять меня, что ничего не побоится, а я все билась в истерике, приговаривая: «Ты не побоишься идти со мной рядом».

Слава богу, вскоре организм мой окончательно принял водку, растворил ее и разложил по нужным местам, после чего я немного успокоилась и рассказала Марусе о всех своих бедах, начиная со скрипа полов на вилле в Сестрорецке и заканчивая трупом милой девушки из Челябинска.

— Епэрэсэтэ, — хлопнув тяжелой дланью по толстому колену, протрубила Маруся. — Я прямо сейчас вся умру! Жуткая история! Так ты думаешь, убить хотели тебя, а не Марину?

— Не я, Нелли так думает.

— Ай брось, твоя Нелли ничего не понимает. Зачем тебя убивать, старушка, они же еще тебя не похитили.

— Вот именно. И я так думала. Если им захотелось моей смерти, что мешало хахалю Алиски пришить меня прямо в подъезде?

Маруся опрометью прошлась по комнате: животом и грудью вперед. Потом она повернулась, и я с интересом посмотрела на ее огромные караваи, ходуном ходящие ниже спины. При этом я отлично понимала профессора.

Маруся металась по комнате, как львица в клетке, а длинная до полу ночная рубашка едва поспевала за ней, развеваясь словно на ветру.

— Ох уж эта Алиска! — потрясла она своими внушительными кулаками. — Я прямо вся киплю от негодования! Я прямо вся в бешенстве! Епэрэсэтэ, добраться бы мне до ее противной рыжей гривы! Ты рассказала об этом ментам?

— О том, как ты кипишь?

— Да нет, о покушениях. Пусть засадят эту рыжую мулатку.

— Нет, конечно, — ужаснулась я. — Вряд ли Алиска могла дойти до такого безумства, чтобы убивать меня. Если она хочет поживиться моими денежками, это еще не значит, что я сама своими руками , должна устраивать ее на нары.

— Алиска на нарах! — с горячим восторгом воскликнула Маруся.

— Вот это будет уже настоящее убийство, — пристыдила ее я. — К тому же она подруга детства, не представляю, как можно ее сдать. Впрочем, наверное, я с понятиями, потому что не смогла бы сдать никого.

— Напрасно, старушка. Я бы сдала, — заверила Маруся. — Уж я бы ее сдала!

— Не сомневаюсь.

— Для собственной безопасности, — пояснила она, сообразив, что выглядит не очень хорошо.

— Понятно, что не для потехи, хотя с тебя станется.

Но Маруся, уже пребывая в глубокой задумчивости, не слушала меня. Я поняла, что ее вот-вот осенит и я услышу очередную «новость».

— А знаешь, старушка, — не разочаровала меня она, — у меня новость. Нелли где-то и права. Вполне могли покушаться и на тебя. Говоришь, менты сказали, что ножом бил профессионал?

— Да, так и сказали, — подтвердила я. — Удар пришелся в самое сердце.

— А ударили из-за угла?

— Да.

— А мужчина шел за тобой еще на проспекте?

— Ну да, — рассердилась я, не понимая, к чему она клонит.

— Епэрэсэтэ! Сонька! Старушка! Я прямо вся чувствую, что надо об этом рассказать ментам. Ты рассказала об этом ментам?

— Да нет же, сколько раз тебе говорить. Повторю, а ты запомни: я не рассказывала ментам ничего такого, чего они не видели сами.

— Почему?

— Тогда пришлось бы рассказывать и обо всем остальном. Нелли тоже хотела, чтобы я рассказала, но это глупо. Менты ничем не помогут, только по допросам затаскают. Пусть думают, что убить хотели Марину или просто случайное нападение.

— Епэрэсэтэ, ты глупа, старушка, да у Марины ведь нет знакомых в Москве, ни одного человечка, так кому же нужна ее смерть? Неужели это не удивило ментов? — изумилась Маруся.

В свою очередь меня изумила Маруся.

— А где ты видела удивленных ментов? — спросила я. — Их ничто никогда не удивляет.

— Зато у тебя, старушка, знакомых пол-Москвы, — пропустив мои слова мимо ушей, продолжила Маруся. — И многих жутко раздражает, что ты живешь и не тужишь.

— Уже тужу. Расскажи им, пусть порадуются.

— Не волнуйся, расскажу, — пообещала Маруся. — Лучше просвети, старушка, как можно идти рядом с жертвой и не заметить убийцу? Я прямо вся этому удивляюсь. Идти рядом и не заметить.

Вот вопрос! Ну чем она лучше ментов? Они мне всю душу наизнанку этим вопросом вывернули, да и смотрели так подозрительно, словно это я пришила бедную Марину, о существовании которой узнала за три минуты до ее гибели. Хорошо, эксперты вовремя сообщили, что удар сделан профессионалом, в самое сердце, и Марина умерла мгновенно. Будто не об этом и я говорила сто раз. Еще как мгновенно, буквально на полуслове.

— Да, я не заметила убийцу, — заорала я на Марусю. — Сама посуди, дурак бы он был, если б я его заметила. А он не дурак, а профессионал.

— Вообще-то да, старушка, — согласилась она. — Если он собирался всадить нож в тебя…

— Ты можешь подбирать выражения? — белея и холодея прикрикнула я.

Маруся усмехнулась, демонстрируя легкий налет вины.

— Ну прости, старушка. Я всего лишь хотела сказать, что у меня новость. Убийца все продумал. Пойди он за тобой, ты вряд ли выбрала бы безлюдную улицу, а выбрав, пустилась бы наутек со всех ног, а ноги у тебя длинные, и не каждый, старушка, их догонит.