Цветущий бизнес - Милевская Людмила Ивановна - Страница 40

Поняв намек, Павел улыбнулся хитро и спросил:

— А нет у тебя еще тех цветов?

— А зачем тебе?

— К девушке сейчас пойду, хочу подарить. Она сказала, что любит герани.

Я обрадовалась и помчалась к багажнику. Достала коробку, разорвала ее, ахнула. Цветы находились в плачевном состоянии, но еще дышали.

— Такие пойдут?

Павел с сомнением посмотрел на них, но сказал:

— Пойдут.

— Привяли немного, но их всего лишь надо полить, — принялась я расхваливать свой товар.

— Вообще-то она любит голубые, а у тебя таких нет, — сказал Павел, аристократично почесывая в затылке.

— Голубые бывают гортензии. Они похожи на герани, но не герани. У меня только герани.

— Ну и ладно. Неприлично мне топать с голубыми, подумают черти что.

— И то верно, — согласилась я. — Положение в стране такое, что даже матери своим сыновьям-младенцам стыдятся перевязывать одеяла голубыми лентами. Бери герани, у меня все цвета приличные.

Павел усмехнулся и сказал:

— Лады. Давай два горшка. С красными цветами и белыми.

— Бери больше. С розовыми бери, с абрикосовыми, с малиновыми.

— У меня всего две руки, — напомнил он, и я смирилась.

— Ладно, не хочешь как хочешь. Я же дарю, так еще и не нравится.

— Нравится, спасибо, — рассмеялся Павел, неожиданно чмокнул меня в щеку и побежал.

Я подумала, что славный он парень, милый и без комплексов, хоть и вор. А кто в нашей стране не вор? Пенсионеры и младенцы.

С этими мыслями я уселась в “Хонду” поджидать Иванову. Ее не было довольно долго. Я разозлилась (кто из нас спешит) и пошла на поиски. Нашла ее по громкому мату в соседнем магазине. Иванова ругалась с продавщицей и покупателями, которые доказывали, что в этой очереди она не стояла. Но дружный гам покупателей тонул в мате Ивановой. Продавщица сдалась, обозвала Иванову алкашкой и дала ей сигарет.

— Алкашки “Кент” не курят, — победоносно изрекла Иванова и направилась к выходу.

Наблюдая эту картину, я делала вид, что не имею к Ивановой никакого отношения. Она же возмущенно ругала очередь до самого дома Верочки и увлеклась так, что даже забыла про Моргуна. Я всячески поддерживала ее, говоря, что ростовчане ужасно невоспитанный народ.

Когда я затормозила у подъезда, Иванова, не остывшая от очереди, с той же яростью вспомнила про Моргуна, назвала его подлецом и пообещала набить его пьяную морду.

— Оставайся в машине, я быстро! — рявкнула она и скрылась в подъезде.

Она пошла крыть Моргуна, бить ему морду, а я оставайся в машине. Можно подумать, я могу пропустить такой спектакль. Конечно же я побежала за ней, точнее, пользуясь разницей в возрасте, я вырвалась вперед и вошла в квартиру на два шага раньше.

— Напился и дверь оставил открытой! — сходу убилась Иванова. — Видит бог, я долго терпела! Ох, даже проводить меня толком не смог!

Она рыскала по квартире: первым делом побежала на кухню. Запечатлев на своем лице беспорядок стола, ринулась в комнату, потом в спальную. Я металась за ней, во всем соглашаясь.

Моргун в одежде, ботинках и шляпе валялся на кровати и спал. Рядом валялся его портфель. Он спал там, где совсем недавно лежала его дочь. И так же цветущие герани стояли за его головой. Мне это показалось странным.

Иванова с криком “проснись негодяй!” схватила его за руку и тут же отпустила ее, издав некое подобие визга, насколько это позволял ее бас. Я тоже завизжала, но не кое-как, а внушительно, давая ей возможность слышать как это делается. Иванова с осуждением взглянула на меня и сказала:

— Он мертв.

— Как мертв? — не поняла я.

— Основательно.

Я не поверила и принялась тормошить Моргуна изо всех сил. Иванова взяла меня за плечо.

— Не надо. Он мертв уже много часов.

— Что же с ним? — спросила я, начиная осознавать происходящее.

— Думаю, сердце… не выдержало, — сказала Иванова и поплелась вон из квартиры.

Все дальнейшее было из серии “очевидное-невероятное”. В машине она достала свой телефон, набрала номер и сказала:

— Зина, наш Фима умер.

Потом потребовала отвезти меня к Зине, потом они вернулись и вместе смотрели на мертвого Моргуна, обнимались, кричали и рыдали. Потом я узнала, что они учились на одном курсе и когда-то были лучшими подругами, пока Моргун не встал между ними.

— Софья, смотайся, сдай билеты, я остаюсь, — в промежутке между рыданиями выдала указание Иванова.

Глава 21

Воспользовавшись удачным моментом, я оставила Иванову с ее Зинкой и решила заняться своими делами. Сдав билеты, я отправилась в клуб “Три кота”. По дороге ломала голову над важной проблемой. Если клуб “Три кота” находится рядом с тем злополучным домом, почему я не слышала звуков музыки в тот злополучный день? Ведь вчера в комнату с тайником залетала песенка “Левый, левый, левый берег Дона…”, популярная в этих краях. Правда вчера в клубе было весело как никогда по случаю воскресенья.

Подъехав к клубу, я получила ответ на свой вопрос. Клуб был закрыт. В ответ на мой настойчивый стук вышел охранник в камуфляжной форме и изысканно объяснил:

— Мы с радостью ждем вас завтра, а сегодня санитарный день.

— Здорово вчера здесь насвинячили, раз сегодня санитарный день, — пошутила я.

Охранник сдержанно усмехнулся и сказал:

— Санитарный день у нас каждый понедельник. Если госпожа желает заказать столик на завтра, я приму заказ, но сначала покажите членский билет.

“Все в духе клуба, — подумала я. — Полное смешение времен: я госпожа, но день санитарный и членский билет. Это клуб или партия?”

— Билета у меня нет, — призналась я.

— Но вы здесь бывали.

— Да, с подругой, Татьяной Власовой. У нее есть членский билет?

— О, да, Татьяна Сергеевна член правления.

— Какого правления?

— Правления клуба.

Значит у клуба есть правление. Интересно, чем они правят? Власова в особенности. Стриптизерами? Абсолютно неясно. Зато ясно почему я не слышала музыки в тот знаменательный день: был понедельник, и клуб не работал.

Я не стала донимать охранника новыми вопросами, села в “Хонду” и уехала. Мне очень хотелось остаться и основательно изучить эту местность, но было очевидно, что этого не стоит делать днем.

До вечера было не так далеко, и я решила хорошенько подготовиться. Проехалась по магазин, купила подходящий фонарик, ботинки на толстой подошве, ручную пилку с набором лезвий и баллончик со слезоточивым газом. Баллончик покупала в страстной надежде, что уж он-то не пригодится.

Едва стемнело, я уже была у клуба. Не стала подъезжать вплотную, а оставила машину на обочине метрах в ста. Надела ботинки. (Всегда задавалась вопросом зачем они нужны в женском гардеробе. Видимо для таких вот случаев. Правда Нелли в них ходит на работу.) Прихватила сумку с фонариком, пилкой и баллончиком и отправилась на разведку.

Идти по трассе было опасно. В таком месте пешеход неизбежно вызывал недоумение. К тому же автомобили мелькали довольно часто, обжигая меня своими фарами.

Я спустилась с обочины, с безграничным отвращением поковыряла ботинком землю, брезгливо повздыхала и… решилась идти по полю. Уж и не помню, когда ходила по живой земле, да еще мокрой. Не могу сказать, что это было приятно. До сих пор, вспоминая, хочется сказать “бррр!”. Ноги проваливались по щиколотку в размоченную дождями почву, грязь чавкала и разлеталась в стороны, порой попадая в лицо. Моя скорость была далека от желаемой, но выхода не было, и я шла. Упорно шла на щедро облитый неоновым светом клуб “Три кота”.

Должна сказать что свет, не считая фар проезжающих автомобилей, был только там. Я же месила грязь в кромешной тьме, не решаясь воспользоваться фонариком. С тыла приближающийся к клубу огонек мог привлечь внимание охранника. Это никак не входило в мои планы, поэтому я сносила лишения стоически.

Поскольку о том, что творится под ногами, можно было только догадываться, а блины налипшей на ботинки грязи увеличивались с каждым шагом, я начала падать. Это было ужасно, потому что я не была к этому готова. Уже через двадцать минут пути у поля, к которому я испытывала брезгливость, было значительно больше оснований для отвращения ко мне. Если бы я просто легла на землю и покаталась по ней, клянусь, была бы чище.